На следующий день Калинин с гостями гуляли по деревне, сопровождаемые толпой, внимавшей Есенину, который читал свои стихи прочувствовано, с наслаждением. Его слушали и хвалили. Понравилось и Калинину.
— Хорошо! — произнес он.
Видно, Есенин ждал бо́льшего:
— Разве Вы не согласны с тем, — спросил он, — что стихи мои будут жить вечно?
— Вечно? — это слишком большой срок, — как-то суховато ответил Калинин.
— Ну, допустим, тысячу лет!
Сергей Есенин
1924
[Из открытых источников]
— Это тоже очень большой срок.
— Но ведь в России Сергея Есенина знают все!
— «Все» — это очень много народу. Ну, положим, многие действительно знают Есенина. Точно так же многие люди знают Калинина, — тут уж ничего не поделаешь: в газетах печатают наши портреты и имена. Но не надо преувеличивать. Для того чтобы о нас долго помнили, нужно быть великими, как Маркс или Ленин.
Настроение Есенина от слов Калинина явно портилось. Михаил Иванович же продолжал свою мысль, задумчиво улыбаясь:
— Конечно, если кто-нибудь жаждет долгой славы, то поэт на нее имеет больше шансов, чем комиссар. Не обязательно быть Пушкиным или Шекспиром. Необходимо только, чтобы в стихах отражались глубокие чувства народа, его самые сильные горести и радости — такое, о чем люди не могут не петь. Таким поэтом был Некрасов…
Есенин обиженно молчал. Наверно, ему показалось, что председатель ЦИК просто не знает его стихов. Но вечером он должен был изменить свое мнение, когда за чаем Калинин стал наизусть читать большие куски из есенинских стихов. Поэт расчувствовался и, как бы соревнуясь, тоже стал читать:
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Помолчав, Есенин произнес, видно, свое… сокровенное:
— Я родился в деревне и вырос в ней… Я сам по плоти и крови крестьянин. Мне ли не знать, что чувствует крестьянин?
— Многие наши комиссары и писатели родом из деревни. Но старые интересы вытесняются новыми. В городе мы скоро отвыкаем от деревни.
— Кто угодно, но только не я, — возразил Есенин и снова заговорил стихами:
Русь, моя деревянная Русь!
Я один твой певец и глашатай.
Звериных стихов моих грусть
Я кормил резедой и мятой…
— Очень хорошо, — снова похвалил поэта Калинин. — Но жить в этих деревянных лачугах не так уж хорошо. Тараканы, пьянство и суеверия — в этом нет никакой романтики. Мы стараемся избавиться от этого. Мы хотим создать новую деревню, новую жизнь. Сделать это, сидя в кафе, идеализируя нашу отсталость, нельзя.
— Так что же, мои стихи никому не нужны, и я никому не нужен? — тихо проговорил поэт.
— Послушай, Сергей, — Калинин оживился, — у тебя есть талант и вдохновение. Почему бы тебе не вернуться в деревню, не принять участие в ее борьбе, не выразить ее надежды, не стать певцом новой жизни? Вот это принесло бы пользу и тебе, и твоей поэзии, и России!
На следующий день гости покинули Верхнюю Троицу и отдыхавшего там председателя ЦИК. Кстати, за разговорами Есенин так и не открылся Калинину, что приезжал, чтобы попросить себе, бездомному, квартиру… в Москве. А может, увидев, как живет Калинин, и постеснялся…
Памятным был приезд Калинина в родную деревню в феврале 1930 г. Накануне односельчане писали:
«29 января 1930 г.
Уважаемому собрату.
Дорогому Михаилу Ивановичу!
от граждан дер. Верх. Тройца и дер. Посады Кимрского округа
Имеем сообщить Вам, дорогой Михаил Иванович, как земляки и односельчане, что 28 января 1930 г. общество дер. Тройца[216] и Посады вступило полностью в единый колхоз, при чем
Постановили: Означенный колхоз наименовать Вашим именем. Вышесказанное событие преподносим Вам как подарок ко дню Вашего приезда на родину, т. е. к 20 февраля.
С товарищеским приветом к Вам
колхозник В. Тарасов»[217].
Односельчане пригласили на собрание по поводу образования колхоза и открытия Народного дома, во многом построенного по инициативе Калинина, хотевшего, чтобы у них было место «новой жизни». Народный дом — тогда еще диковинка — сиял свежеоструганными стенами. 26 февраля вся Верхняя Троица оказалась запруженной подводами — с самого утра начали съезжаться гости из окрестных деревень. Собралось более тысячи человек. Играл оркестр[218].
Семья Калининых в деревне Верхняя Троица: в центре — М. И. Калинин; справа — М. В. Калинина, мать; слева — Валерьян, сын
1930
[Из открытых источников]
Открывая Народный дом, Калинин поздравил земляков и с созданием колхоза. Со свойственной ему прямотой он предупредил, что не все хорошо будет поначалу, придется повоевать с трудностями. Сам Калинин первым записался в артель и до самой смерти числился первым в списке ее членов. Ему даже трудодни начисляли, когда, приезжая в отпуск, он выходил на полевые работы.
На следующий день состоялось расширенное заседание совета колхоза. Шесть часов, не вставая, Михаил Иванович толковал с колхозниками. Обсоветовали и обсудили каждый казавшийся мало-мальски важным и сложным вопрос. Калинин подчеркивал, что вступление в артель дело добровольное, предостерегал от возможных ошибок. И было от чего — его земляки, решив обобществлять, наметили обобществить весь мелкий скот и даже кур!
1930 г. стал последним, когда, посещая родную деревню, Калинин останавливался и жил в материнском доме. Его мама — Мария Васильевна — по осени тяжело заболела, и он вывез ее к себе, в Москву. Дом не пустовал, в нем проживала местная крестьянка с семьей, которая ранее помогала Марии Васильевне по хозяйству[219]. Но до 1935 г. отпуск Михаил Иванович по-прежнему проводил на родине. Теперь он останавливался в доме отдыха ВЦИК, выстроенном на месте прежней усадьбы Мордухай-Болтовских в Тетькове.
…Все послереволюционные годы Калинин не обходил вниманием усадьбу Мордухай-Болтовских — Тетьково. В 1918 г. там была организована трудовая коммуна «Красный пахарь» из нескольких бедняцких семей из близлежащих деревень. Председателем коммуны стал Г. Г. Смирнов, крестьянин из соседнего с. Хрипилево. Имущество прежней барской усадьбы описали и реквизировали. В главном доме теперь жили коммунары. Коммуна выработала свой устав, утвердила распорядок, согласно которому работали с семи утра до семи вечера. Питались в общей столовой. При утреннем подъеме на приобретенном граммофоне в обязательном порядке исполнялся «Интернационал». Коммунары, которых собралось до 25 человек, вместе обрабатывали землю, создали первую в округе свиноферму, колесную мастерскую. Деньги на руки не выдавали, а покупали с общего согласия кому что надо. В коммуне были агроном, счетовод, казначей. В 1919 г. на коммуну были организованы нападения кулаков и скрывавшихся по лесам дезертиров. Приезжая в родные края, Калинин посещал коммуну и встречался с коммунарами.
Когда 3 декабря 1919 г. Наркомзем организовал I Всероссийский съезд земледельческих коммун и сельскохозяйственных артелей с участием 140 делегатов, то Калинин, выступая перед ними, рассказал и о коммуне в Тетькове:
«У нас было небольшое имение, на которое претендовали две деревни. Когда там поселилась коммуна, то неприязнь к ней была огромная. А когда коммуна построила кузницу, колесную мастерскую и прибрела мастеров, когда она наладила это дело, тогда неприязнь исчезла, крестьяне теперь говорят: „Вот хорошо, коммуна коммуной, но и мы все куем“. И эта коммуна превращается в Мекку для крестьянина, который бежит туда, как только что-нибудь у него случится»[220].
К сожалению, в 1925 г. энтузиазм коммунаров сошел на нет, они разъехались, и коммуна распалась. Тогда по инициативе Калинина в Тетькове и стал организовываться дом отдыха для сотрудников ВЦИК. Пришедший в негодность барский дом был снесен. В парке строились отдельные небольшие домики в русском стиле для отдыхающих.
…В середине 1920-х у Калинина появилось еще одно любимое место, которое в какой-то степени заменяло ему родную деревню или, во всяком случае, рождало такую иллюзию. Это его ведомственная дача, находившаяся недалеко от Подольска, в с. Воскресенском, что близ Архангельского — дома отдыха ВЦИК.
Как-то гуляя по берегу реки Пахры, Калинин обнаружил в полутора километрах от главного здания небольшой заброшенный двухэтажный домик с толстыми стенами, с низкими сводчатыми потолками, маленькими окнами и одностворчатыми дверями. Домик из-за своей древности врос в землю, поэтому окна первого этажа чуть ли не касались земли.
После серьезного, но непродолжительного ремонта дом обрел новую жизнь. На первом этаже разместилась большая длинная столовая. Два окна выходили в парк и два окна — на проезжую дорогу. Посреди комнаты стоял большой обеденный стол. Вокруг него старинные высокие стулья. Над столом висела лампа с большим зеленым стеклянным абажуром. В левой стороне у стены красовался трехстворчатый старинный буфет, напротив, в стене, кафельная резная печка с камином. Рядом со столовой комната для обслуживающего персонала и несколько других подсобных помещений. На втором этаже было четыре небольших комнаты по 12–14 метров. По одной стороне располагался кабинет и спальня Калинина, а по другой — комнаты для детей и гостей.
Михаил Иванович Калинин
1927