снову РСФСР, которые таким образом вместе с высшим органом государственной власти ВЦИК сталкивались на обочину центрального управления. И уж совсем уничижительны такие слова в адрес Президиума ВЦИК, т. е. фактически в адрес М. И. Калинина [235].
В сентябре 1923 г. скрытое противостояние внутри «коллективного руководства» приобрело характер открытой борьбы и повлекло за собой широкую дискуссию в партийных рядах. Это было вызвано действиями «тройки». На пленуме ЦК сторонник Сталина В. В. Куйбышев внес предложение о расширении состава Реввоенсовета, включив в него И. В. Сталина и его единомышленников К. Е. Ворошилова, Г. К. Орджоникидзе, М. М. Лашевича, Г. Л. Пятакова и командующего Московским военным округом Н. И. Муралова.
Троцкий ответил протестом против «вторжения в свою вотчину» и со скандалом покинул пленум[236]. В письме в ЦК и ЦКК Троцкий сформулировал свое видение причин «крайнего ухудшения внутрипартийной обстановки». Это, во-первых, «в корне неправильный и нездоровый внутрипартийный режим»; во-вторых, недовольство рабочих и крестьян тяжелым экономическим положением, сложившимся не только в результате объективных трудностей, но и в результате «коренных ошибок хозяйственной политики». Попутно Троцкий упрекал ЦК в невнимательности к вопросам промышленности, работы Госплана, налогов, финансовой политики; настаивал, что «руководства хозяйством нет, хаос идет сверху». Секретариат и Оргбюро Троцкий обвинил в неумении подбирать кадры, когда главное — не профессионализм члена партии, а верность сложившемуся «внутрипартийному режиму». Лично Сталина он обвинял в том, что в ЦК он «впускает» только нужных ему людей, а созданный им секретарский аппарат «не дает партийным массам участвовать в формировании местной партийной организации»[237]. Признаем, что в словах Троцкого проявлялась не только крикливая конфронтация, но и вполне деловая и обоснованная критика.
Очень быстро письмо Троцкого распространилось по всем местным партийным организациям, вызвав споры и неоднозначные суждения: от требований скорейшего созыва партийного съезда до обвинения Троцкого во фракционной деятельности и запрета распространения письма. Реагируя, Политбюро признало отдельные, но не принципиальные разногласия в ЦК и в партии. Характеризуя их как «немаловажные», Политбюро, тем не менее, подчеркивало, что «они ни на йоту не поколеблют единства партии, если партия проявит достаточную твердость» [238].
25 октября 1923 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК РКП(б) защищать «генеральную линию партии» было доверено Сталину. Дискуссия была долгая и жаркая. В итоге сталинское Политбюро победило: 102 человека против двух (10 воздержались) одобрили «политическую линию и практическую работу Политбюро, Оргбюро и Секретариата». Выступление Троцкого было признано «глубокой политической ошибкой», которая послужила сигналом к фракционной борьбе. Самого Троцкого призвали не забывать о своих прямых обязанностях и почаще снисходить до простой практической работы тех партийных и советских учреждений, членом которых он состоит[239].
Однако и в последующие месяцы оппозиционные настроения в ряде партийных организаций не исчезли. 5 декабря 1923 г. Политбюро приняло резолюцию, в подготовке которой участвовал и Троцкий, под названием «О партстроительстве», но и это не примирило спорящих. Дискуссия охватывала все большие круги, выплеснулась на страницы «Правды». Предполагалось окончательно разрешить проблему на XIII партийной конференции. Проходящие в регионах партийные пленумы свидетельствовали о поддержке линии ЦК в дискуссии. Большинство провинциальных партийных ячеек также поддержало линию ЦК: 277 ячеек за ЦК, 27 против ЦК, 30 заняли нейтральную позицию. В Москве также большинство поддержало линию ЦК: 204 за ЦК, 78 против ЦК, 24 заняли нейтральную позицию [240].
Свидетельство о напряженной внутрипартийной дискуссии сохранилось и в биографических заметках жены М. И. Калинина — Е. И. Калининой. На тот момент, в 1924 г., она работала на московской фабрике «Освобожденный труд». В них она сообщает некоторые подробности партийной жизни на фабрике:
«В [19]24 году, во время троцкистской оппозиции, вся наша ячейка оказалась в плену у секретаря Кирпичникова, который был в оппозиции. Ячейка целиком, около 20 человек, за исключением трех — я, т. Арефьева и Волкова, приняла оппозицион[ную] резолюцию. После этого мы трое и еще т. Жуковский от райкома за 2 недели так переработали ячейку, что на следующем собрании ячейка отказалась от предыдущей резолюции и осудила оппозицию»[241].
Состоявшаяся 16 января 1924 г. XIII партийная конференция завершилась в пользу ЦК. За ее резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии» проголосовали все участники, кроме трех. Она безусловно нанесла удар по Троцкому. Его признали уклонистом, а вся его деятельность была квалифицирована как «попытка ревизии большевизма» и «прямой отход от ленинизма». Дискуссия признавалась законченной, а все партийные организации призывались перейти к деловой работе[242].
На май 1924 г. было назначено проведение XIII партийного съезда, на котором предполагалось зачитать последние документы Ленина, в том числе и «Письмо к съезду» с нелицеприятной характеристикой Сталина.
18 мая 1924 г. Надежда Крупская передала «Письмо к съезду» Комиссии по приему бумаг В. И. Ленина. В ее состав входили Сталин, Зиновьев, Каменев, М. И. Ульянова, Бухарин, Смирнов и сама Крупская[243]. Надежда Константиновна была уверена, что никто не знал о содержании документов. Но Сталин и Каменев не только знали, но и успели подготовиться к моменту обнародования воли вождя, продумали, как это сделать безболезненно для себя. 21 мая 1924 г., чтобы заранее не привлекать лишнего внимания, в повестку дня пленума этот вопрос включили как «Доклад Комиссии пленума о приеме бумаг В. И. Ленина». Зачитать ленинское «Письмо к съезду» было доверено Каменеву. Он должен был сделать это так, чтобы сгладить остроту слов Ленина и одновременно убедить членов пленума согласиться с предложением «тройки» не выносить чтение письма на общее заседание съезда, а зачитать его по делегациям. Не преминул Каменев обратить внимание слушающих на то, что письмо было написано 1,5 года назад, т. е. как бы подталкивая их к мысли, что оно во многом потеряло свою актуальность. По окончании чтения письма по реакции участников пленума можно было понять, что новая информация не произвела шокирующего эффекта. Было принято решение исполнить волю Ленина: довести до сведения членов съезда ленинский документ через чтение его по делегациям и только членами Комиссии по приему бумаг Ильича[244]. В ходе обсуждения «Письма к съезду» члены практически всех партийных делегаций отмечали, что Сталин много сделал для революции, что он ведет умелую и действенную борьбу с разными антипартийными группировками и прежде всего с троцкистами. Все сошлись в одном и главном — «опасения В. И. Ленина о том, что генеральный секретарь партии товарищ Сталин по своему характеру может неправильно использовать свою власть, не подтвердились. Необходимо обеспечить и на дальнейшее время работу товарища Сталина в качестве генерального секретаря партии» [245].
Калинин был в числе «группы большинства», соглашаясь с тем, что освобождение Сталина с поста генсека повредит партии и ее борьбе за построение социализма в СССР.
Политбюро, намеренно используя авторитет Калинина в крестьянской среде, поручило ему выступить с докладом о работе в деревне, теперь уже на предстоящем XIII партийном съезде. Калинин в отличие от большинства «партийных боссов» порой нестандартно готовился к своим выступлениям. Так и в этот раз он обратился к крестьянам с просьбой выслать ему, как будущему докладчику, свои соображения. И письма пошли… На многих из них есть пометы Калинина: «Копия посылается в Информотдел ЦК РКП(б)», «Письмо использовано». 16 апреля 1924 г. в газете «Известия» были опубликованы «Тезисы М. И. Калинина о работе в деревне, одобренные в ЦК»[246]. 24 апреля печатается его отзыв на работу В. А. Карпинского «Электрификация голов. (Вопросы шефства над деревней)», в котором он дает высокую оценку за стремление автора развить шефство и материальное, и духовное над деревней.
На основе анализа множества поступивших к нему крестьянских писем Калинин написал статью для «Известий» «Вопросы работы в деревне». В ней он призывал власти во всех случаях быть более осмотрительными при использовании термина «кулак», не допуская огульного отнесения крестьян к данной категории. Призывал учитывать и такие позиции, как история хозяйства, формы и направленность его ведения, наличие работников и неработающих членов, общественная позиция главы семейства.
Мандат И. В. Калинина на проведение Сибирской областной партийной конференции в г. Ново-Николаевск
30 апреля 1924
[РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 466. Л. 385]
После майских праздников Калинин отправился в Сибирь. На встрече с крестьянами в с. Каменка Ново-Николаевской губернии он объяснял:
— Главная причина, почему я приехал сюда: скоро будет съезд партии, и я должен делать доклад о работе в деревне и в соответствии с этим прикинуть, как решение съезда дальше согласовать с интересами крестьян.
В докладе на съезде Калинин отметил, что по мере увеличения благосостояния крестьян растет влияние середняцких и кулаческих слоев. Беднота же, стремясь вырваться из тенет кулака, организуется в коммуны, кооперируется во всевозможные артели. На местах, говорил он, идут напряженные поиски форм коллективной работы и коллективного сожительства. Он приводил примеры: в Калужской губернии ряд коммун существует на основе коллективной обработки земли, но прибыль каждый член расходует индивидуально. В Ново-Николаевской губернии есть коммуна «Красный Октябрь», где хоть семьи и живут по отдельным домам и комнатам, но питаются сообща… По мнению Калинина, выбор в пользу какой-то конкретной коллективистской формы делать рано. Партийным же организациям следовало бы изучать опыт организационных форм на местах и только потом делать свои выводы. При этом Калинин настаивал, что нельзя изменить жизнь деревни исключительно административными мерами. Следовало бы идти по пути увеличения товарности сельского хозяйства, организации дешевого кредита для крестьян, ориентируясь на кооперирование крестьянства как на перспективу.