По прочтении дальнейшего текста выступления складывается впечатление, что Калинин не мог говорить то, что считал правильным, дабы не толкнуть слушающих его на поступки, за которые им не поздоровится со стороны партийно-советских органов. И вместе с тем совсем ничего не сказать, не дать, пусть и туманно, почувствовать его позицию, он тоже не мог. Отсюда, можно сказать, прямо на глазах аудитории рождалась калининская, достаточно путаная теория, состоящая из «добрых и недобрых» намерений, действий и оценок. Он наставлял слушающих, что прежде всего проверяющим те или иные обращения граждан, надо было выяснить, из чего исходят местные власти, проводя репрессии, и какой результат тут может быть. Если они своими действиями способствуют коллективизации, т. е. провозглашенной партией цели, то надо посмотреть на перегибы «сквозь пальцы». Можно, как он выразился, посочувствовать в душе и только. Вместе с тем, говоря о силовых мерах в отношении середняка, Калинин призывал к тому, чтобы этот «нажим» носил «дружественный характер», тем самым «помогал» середняку перейти в колхоз. Если же действия властей мешают коллективизации, то, как говорил Калинин, их надо оценить по всей строгости закона. Например, недопустимы в ходе чистки колхозов огульные исключения крестьян, в том числе и середняков, поскольку тем самым будут плодиться и укрепляться антисоветские взгляды в крестьянской среде. Касаясь же политики в отношении кулака, всесоюзный староста признавал правомерность применения в отношении них и силы, и строгости.
На совещании заведующих бюро жалоб наркоматов рабоче-крестьянской инспекции СССР и РСФСР Калинин также касался вопросов рассмотрения жалоб и работы с людьми, обращающимися в различные инстанции[291]. В данном выступлении основной посыл Калинина состоял в следующем: решать дела по существу, не «гонять» людей из организации в организацию, не принимать решений, которые могут восприниматься двояко. «Наши работники, — отмечал он, — теперь стали уже очень большими государственниками, до искривления государственниками. Сплошь и рядом слышишь такого рода рассуждения: ну что такое, если пострадают один-два-три человека, это мелочь по сравнению с той огромной работой, которую мы производим в государстве. Лес рубят — щепки летят, а вы поднимаете скандал из-за какого-либо человека. Я считаю, что такие рассуждения являются бюрократическим маневром».
В РГАСПИ хранится любопытный документ — гранки книги неизвестного автора, долго работавшего в поезде «Октябрьская революция», они подготовлены им в 1932 г. Как кажется, она так и не была опубликована. Автор писал: «Известно, что всякий выдающийся человек для достижения намеченных целей может нередко действовать вопреки своим программам и убеждениям. Нельзя забывать и того, что, кто хочет удержаться на высоте положения, обязан подчиняться обстоятельствам, как башенный железный петух, вертящийся в сторону порывов ветра. Не подчинись он искусству вращения, ветер сбросит его с башни» [292].
Автор считал, что Калинин в совершенстве владел этим искусством. В какой-то мере можно согласиться с этим мнением. Но, думается, поддерживая Сталина в вопросе коллективизации, Калинин никак не предполагал, что она будет проведена столь жестоко. Что изначально публично рекламируемая как средство для максимального обеспечения колхозников и всех граждан страны хлебом и другой сельскохозяйственной продукцией, она в жизни обернется массовым голодом в 1932–1933 гг. на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии, и в результате от голода и болезней погибнет около 7 млн человек.
Не случайно, что в одном из своих докладов в 1934 г., излагая официальную точку зрения на коллективизацию, Калинин обмолвился: «Я всегда стоял за умеренность, осторожность, аккуратность и по отношению к человеку»[293].
В архивном фонде М. И. Калинина в РГАСПИ хранятся тысячи писем крестьян с описанием ужасов коллективизации: аресты, допросы с пристрастием, тюремные заключения, изъятие собственности, высылки в «отдаленные районы», разрушение семей, голодовки, лишение прав… В обстоятельствах переживаемого страной и народом времени, когда сам факт посылки на места проверяющего по жалобе простого человека, становился актом мужества, нельзя было и мечтать помочь всем тем, кто писал Калинину. Но он принимал и рассматривал заявления граждан, направлял сотрудников своей Приемной на места, а результаты отправлял в партийные, советские и силовые органы, обращая внимание на нарушение законов и призывая отменить неправедные решения.
…XVII съезд партии, открывшийся 26 января 1934 г., принял план второй пятилетки. Калинин выступал на съезде дважды; оба раза он настойчиво подчеркивал огромную важность организационной работы для выполнения больших хозяйственных планов[294]. В принятом тогда же Уставе ВКП(б) конкретизировались место и роль партии в системе власти: «Партия осуществляет руководство пролетариатом, трудящимся крестьянством и всеми трудящимися массами в борьбе за диктатуру пролетариата, за победу социализма. Партия руководит всеми органами пролетарской диктатуры и обеспечивает успешное построение социалистического общества»[295]. Еще сохранялась возможность «критики и самокритики» внутри партийных рядов, но они не должны были привести к попыткам меньшинства навязать свое видение по тем или иным вопросам большинству, попыткам формирования фракционных групп, к попыткам раскола партии.
А. С. Енукидзе, А. И. Микоян, Л. М. Каганович, В. В. Куйбышев (стоят), К. Е. Ворошилов, И. В. Сталин и М. И. Калинин (сидят) на XVII съезде ВКП(б)
26 января — 10 февраля 1936
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1659. Л. 38 об.]
М. И. Калинин выступает на XVII съезде ВКП(б).
В президиуме: Л. М. Каганович, К. Г. Орджоникидзе, К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян
26 января — 10 февраля 1936
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1659. Л. 28]
Докладная записка З. М. Санглибаева М. И. Калинину о проверке жалобы
7 августа 1933
[РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 449. Л. 52]
Московские политические процессы
1 декабря 1934 г. в 16 часов 30 минут в Ленинграде, в Смольном, раздался выстрел. В тот момент никто не мог и предполагать, что вслед за ним в Советском Союзе начнется новая эпоха политической жизни, жесткой борьбы Сталина и его сторонников с оппозицией… Стреляли в Сергея Мироновича Кирова — лидера ленинградской партийной организации ВКП(б), члена Политбюро ЦК ВКП(б), близкого к Сталину человека[296]. Он умер мгновенно.
Тотчас, по получении информации по телефону, Сталин вызвал к себе наркома внутренних дел Генриха Ягоду с группой его сотрудников. После недолго инструктажа в связи со случившимся они были отпущены. Все, кроме Ягоды. В скором времени к ним присоединились Серго Орджоникидзе, Анастас Микоян, Михаил Калинин, Андрей Андреев, Влас Чубарь, Авель Енукидзе. Собравшиеся с поникшими головами обсуждали вопросы, связанные с организацией похорон Кирова. Но всех мучало одно и то же: почему стрелявший в Кирова Л. В. Николаев сделал это? Думается, Сталин почувствовал это и без тени сомнения заявил:
— За всем стоят зиновьевцы. Они потерпели поражение в открытой борьбе, теперь перешли к террору против партии. Николаев — зиновьевец!
Никто из присутствующих это заявление оспаривать не стал. Наверно, не только потому что к этому времени никто и не отваживался публично возражать Сталину, но и потому что каждый из них воспринял свершившийся террористический акт как угрозу лично каждому из них и политической системе в целом. Сталин дал указание Енукидзе подготовить проект постановления ЦИК СССР «О внесении изменений в действующие процессуальные кодексы союзных республик» в части расследования и рассмотрения дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти. Принятое в тот же день постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов» стало базовым для судебных процессов последующего десятилетия. Отныне срок следствия по таким делам ограничивался десятью днями. Обвинительное заключение вручалось обвиняемым за сутки до рассмотрения дела в суде. Дела слушались без участия сторон. Кассационное обжалование приговора и ходатайства о помиловании не допускались. Приговоры о высшей мере наказания приводились в исполнение немедленно[297].
На следующий день, 2 декабря, постановление было введено в юридическую практику. На рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР были переданы материалы на 71 человека. Они были арестованы в Московской и Ленинградской областях и подозревались в подготовке и организации террористических актов против работников советской власти[298]. 5 декабря в Москве и Ленинграде были проведены закрытые заседания Военной коллегии Верховного Суда: из 71 человека 66 были обвинены в подготовке террористических актов и приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. 6 декабря в газете «Правда» было опубликовано сообщение ТАСС, что приговор приведен в исполнение[299].
…В течение 4–5 декабря в Колонном зале Дома Союзов тело убитого Кирова была выставлено для публичного прощания. В зал потянулся поток москвичей, партийно-советских делегаций из регионов СССР. В ночь на 6 декабря тело Кирова было кремировано, и урна с прахом выставлена в Колонном зале для прощания. 6 декабря в час дня Сталин в сопровождении Кагановича, Молотова, Калинина, Ворошилова, Андреева, Рудзутака и Петровского вынесли урну с прахом из Колонного зала и доставили на Красную площадь, где состоялся многотысячный траурный митинг. По окончании, ровно в три часа дня, Орджоникидзе поместил урну в Кремлевскую стену.