Вторая ночь прошла относительно спокойно. Михаил Иванович, хотя и немного, но поспал, казался отдохнувшим. В течение следующего дня, когда поезд приближался к южным областям Украины, в окно наблюдал разрушенные города и деревни — следы недавней войны. Да, по сравнению с 1945 г., когда он этой же дорогой ехал в Крым, их стало меньше, но все равно они были слишком заметны.
Наконец, к вечеру прибыли в Севастополь. Встречали на вокзале партийно-советские областные руководители. Калинин пригласил всех в вагон, переговорили о делах, о предстоящем отпуске и возможных деловых и неделовых встречах.
Вечером со «своими» сели ужинать. Как уж принято, выпили за благополучный приезд и здоровье присутствовавших. Еще одну ночь провели в вагоне, стоявшем на запасном пути. А утром на машинах отправились в дальний путь. Из машины с удовольствием осматривали окружающие просторы. С удовлетворением казалось, что и возделанных полей, и виноградников больше, чем год назад. Верилось, что мирная жизнь надолго вступала в свои права. У Байдарских ворот сделали остановку. Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на долину и Черное море. Дабы «ноги размять», Михаил Иванович минут 20–25 при поддержке сопровождавших спускался с горы. И вновь все сели в машины и двинулись вперед, до конечного пункта — дворца Юсуповых в Кореизе[375].
Пока добрались, основательно потрясло — дороги-то горные, не асфальтовые, наспех залатанные. А потому первые 3–4 дня Калинин просто отдыхал, часто лежал на кровати или сидел в кресле. Были очевидными слабость, усталость и нежелание как-либо и куда-либо перемещаться. Постепенно установился порядок для всей группы сопровождающих. Вставали в 9–9:30. В 10:00 — завтрак, после которого прогулка час-полтора. По самочувствию больного ему назначались морские ванны, медикаментозное лечение, но главным-то были солнце и воздух Крыма! В 12:00 — чай. Затем чтение прессы и литературы, ставшее основной формой работы и отдыха. Читалось много: центральные газеты и журналы, местная пресса, сборники ТАСС, новинки изданий русских, советских и иностранных авторов. В 16:00 — обед, после которого часовой отдых. Затем вторая прогулка продолжительностью 40–50 минут. В 18 часов — чай. Затем до ужина в 21:00 — чтение. После ужина — час-полтора домино, прогулка. В 23:30 — общий отбой до утра.
Здание построено в начале 1900-х г. под началом популярного ялтинского архитектора Н. Краснова. После революционных событий и Гражданской войны, члены семьи Юсуповых из Крыма эмигрируют за границу, а их имения, дачи и дворцы будут национализированы. Юсуповский дворец станет Государственной дачей под номером 4, которая будет относиться к ведомству ВЧК. И вскоре здесь будет отдыхать очередной Феликс, но теперь — Дзержинский. Во время оккупации Крыма в годы Великой Отечественной войны Юсуповский дворец, по счастью, не был разрушен, и именно в нем разместилась советская делегация во главе со Сталиным в период проведения знаменитой Ялтинской конференции 1945 г., проходившей в Ливадийском дворце. Перед прибытием советской делегации дворец был оборудован отоплением и электричеством, была проведена горячая вода и телефонная связь. А находившийся около дворца винный погреб был переоборудован в любимое Сталиным подземное сооружение — бункер. В советское послевоенное время Дворец превращается в элитную дачу для высших партийных и советских деятелей. Сейчас прекрасный дворец находится в собственности Управления делами президента РФ и частично открыт для туристического просмотра.
Дворец князей Юсуповых в Кореизе
1940-е
[Из открытых источников]
Дом был на высоте и несколько далековато от моря. Вокруг большой парк и две площадки внизу и вверху для прогулок. Ходили всей компанией, оживленно толкуя по пустякам, и обычно отдыхали на нижней площадке. Пару недель было довольно прохладно. Да и дом был большим, с высокими потолками, а потому плохо прогревался. Приходилось время от времени подтапливать дровами: благо были печи и камины.
Бывали и гости: как-то приезжал Буденный, проживавший в Ливадии с женой и тремя детьми. Вместе гуляли, пили чай. Говорили на посторонние темы, чтобы никого не смущать политикой. Заезжал секретарь Крымского обкома В. А. Березкин. Тогда в основном разговоры были о состоянии хозяйства области, нерешенных проблемах, возможной помощи центра.
С воодушевлением «колония отдыхающих» встретила праздник трудящихся — 1 Мая. Накануне дачу убрали красными флагами, гирляндами из еловых веток и цветов. Повсюду расставили вазы с букетами. Из Москвы, Севастополя, Симферополя поступило много телефонных звонков-поздравлений и телеграмм. За завтраком слушали по радио Москву, репортаж о параде на Красной площади. Взгрустнулось — ведь первый раз в этот день Калинин не был на площади. Обед был праздничным, все вышли приодетыми. Михаил Иванович был в белом костюме и в белой вышитой рубашке. Провозглашали тосты за Родину, за Победу, за Сталина, за здоровье Калинина…
После Первомая Калинин, явно окрепший, загоревший, заявил, что заканчивает бездельничать и начинает работать. Теперь он уединялся в кабинете, где читал и писал. На просьбы помогать ему чтением отвечал отказом и выпроваживал всех на море.
Однажды позвонили из «Артека», просили принять делегацию пионеров. Калинин на этот же день пригласил к себе С. М. Буденного, полагая, что маршал «при параде», при всех орденах и медалях «впечатлит» мальчишек и встреча станет для них памятной на всю жизнь. Приехало человек 20 пионеров. После беседы пили чай с конфетами, пирожными и прочими сладостями. Дети были в полном восторге и оценили искусство повара. За чаем шел разговор обо всем. Преподнесли подарки — картину, написанную пионерами, модель самолета, кисет. Была и детская самодеятельность — танцы, стихи, песни. В конце дня вместе фотографировались. Удовольствие было обоюдным.
М. И. Калинин в группе пионеров в «Артеке»
1945
[РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 32. Д. 49. Л. 33]
Прилетали в гости сыновья Валерьян и Александр. Отцу было приятно их видеть. Они как бы добавили ему здоровья и активности. А из дома сообщили, что у него родился внук, названный Иваном. Приходили письма от дочерей и внучек.
Первоначально отъезд в Москву планировался на 20 мая, но, по мере приближения этого срока, Калинин внезапно почувствовал себя скверно: температура держалась значительно больше 37 градусов. Он как-то в несколько дней осунулся, похудел, ослаб и почти не поднимался с постели. Силы убывали. Сам себя он уговаривал, что с этим можно справиться. Не хотелось верить, что «проснулся проклятый рак», казалось бы, вырезанный при прошлой операции. Хотелось верить в лучшее. По настоянию врача отъезд перенесли на 30 мая.
Накануне отъезда заезжал Буденный. Разговор получился печальным.
— Все-таки странно, — говорил Калинин, — я еще совсем недавно, вот, даже в прошлом году, не чувствовал себя старым. Про других, которым столько же лет, говорил: старик, что же он хочет?
— Михаил Иванович, не усложняй! — отвечал Буденный.
— А себя, — продолжил Калинин, — старым не считал и не чувствовал эту самую старость. А поди ж ты, как исполнилось 70 лет, так сразу и сдал. А какая разница: 69 или 70!
— Так что мне говорить товарищу Сталину о твоем здоровье? Ведь он непременно спросит.
— Передай, что плохо… — Помолчав добавил: Врачи наверняка мне не договаривают, так что он лучше меня от них знает о моем здоровье.
На следующий день в 10 часов утра машины с Калининым и его сопровождающими двинулись в Севастополь. День был паcмурный, временами накрапывал дождь, иногда путь застилал туман. После спуска с гор стало посветлей и посуше, так что прибыли на вокзал вовремя. Калинин сердечно попрощался с провожавшими партийно-советскими работниками. Ожидание скорого возвращения в Москву, к родным и делам, ободряло и оживляло его.
Однако ночью вернулись боли в животе и в ноге. Наутро поднялся не выспавшимся. Был нервным и беспокойным. Приближалась большая остановка в Харькове, где, как сообщили по рации, ожидали поезд Калинина партийно-советские чиновники. С огорчением просил своих спутников дать знать харьковчанам, что по состоянию здоровья не сможет с ними встретиться.
К вечеру становилось все хуже. Поднялась температура, появился озноб. Врач дал успокаивающие лекарства. Михаил Иванович пытался лечь и заснуть. Но получалось плохо. Все тело болело и нельзя было принять нужную позу. Позвонили в Москву, сообщили о состоянии Калинина, попросили машину к вокзалу. Ближе к вечеру приехали в Курск. Здесь их уже ожидали врачи из Кремлевской больницы. Осмотрев больного, подтвердили, что положение серьезно. Дали лекарства… Спустя время больному стало немного легче. Он лежал в забытьи, время от времени интересуясь, где и что происходит. Ночь прошла беспокойно. К утру 1 июня вновь вызвали врачей. И они теперь не отходили от больного.
Наконец… Москва, Казанский вокзал. Врачи упорно настаивали вынести М. И. Калинина прямо на носилках, поместить в машину с красным крестом и отвезти в больницу. Он категорически отказался и медленно вышел из поезда, тяжело опираясь на палку. Щурясь, посмотрел из-за толстых стекол очков на встречающих: сотрудники, родные, друзья. Всех приветствовал, но сказал, что чувствует себя неважно и попросил при необходимости прийти к нему чуть позже домой.
Письмо дочери Лидии М. И. Калинину
22 апреля 1946
[ГЦМСИР. 45563/128. Автограф]
Письмо дочери Лидии М. И. Калинину
21 мая 1946
[ГЦМСИР. 45563/137. Автограф]
Письмо внучки Марины М. И. Калинину
10 мая 1946
[ГЦМСИР. 45563/131. Автограф]
Как только его довезли до дома, прошел в спальню, разделся и облегченно лег на свой широкий низкий диван. Казалось ему, что дома и стены помогают, а потому явственно почувствовал себя лучше. Пришли все родные и разместились возле дивана. Сначала он рассказал о своем отдыхе и что с ним случилось. Потом просил рассказать о новостях и обо всех домашних делах. Так как Калинин не ел весь вчерашний день, то уговорили его немного перекусить. После обеда ему захотелось отдохнуть. К шести вечера пришли врачи. Осмотрели и опять предложили переехать в больницу. Отказался… Рядом были родные, приехала с дачи дочь Лида с новорожденным внуком.