Начальник прикажет ударить гренадерскую переправу.
По сему знаку весь баталион оборачивается направо и налево к средине, то есть одна половина баталиона от правого фланга до средины – по рядам налево, а другие – поворачиваются направо, а, сделав поворот, не дожидаясь другого знака, маршируют, заходя по рядам: правая половина баталиона направо, а левая по рядам налево. Каждый ряд, дошед до того места, где заходил первый, то есть до средины баталиона, заходит и следует за ним, сомкнувшись с зашедшим рядом от другого фланга. Обер и унтер-офицеры идут в тех же самых местах, где стояли на флангах своих плутонгов, равняясь против начальников от другого флангу, к ним примкнувших.
Таким образом составится колонна по четыре человека, имеющая переднюю шеренгу справа и слева в ее первой линии, посредине не смешанную со второю, я готовая к построениям всякого рода и к принятию всяких видов[32].
По отбою останавливаются и поворотясь направо и налево, делают в обе стороны фронт, после чего может начальник производить в обе стороны пальбу такого рода, какого заблагорассудит.
Построения всякого рода из сей колонны столько же просты, сколь и составление ее, как например:
1-е. Ежели рассудится начальнику выстроить фронт лицом в ту сторону, в которую стоит голова колонны, то прикажет ударить раш, по которому оба взвода, голову колонны составляющие и стоящие после отбоя один к другому спинами, забегают[33] и становятся рядом на той линии, на которой фронту быть должно. Прочие же, не отрываясь от них, все бегом вступают в свои во фронте места, примыкая ряд к ряду и равняясь по средине баталиона.
2-е. Для строения из колонны каре ударить тревогу, по которой те плутонги, которые следуют к составлению переднего фаса, забегают во фронт, как выше сказано, но те, которым составлять боковые фасы, бегут фронтом на свои места, принимая к переднему, дабы примкнуть к его концу и составить с ним угол, а те, которым составлять задний фас, бегут по рядам за боковыми фасами, не отрываясь от оных, забегают по рядам в свои места так, чтобы, примкнув углом к боковым фасам, не разорваться первому и последнему плутонгу всего баталиона, которые при сем случае составляют середину заднего фаса, имея, как и прочие, переднюю шеренгу в поле. Обежав таким образом в свои места, поворачиваются во фронт сами собою. Расчет фасов зависит от начальника, смотря по тому – долгий или равносторонний каре он строить рассудит. А может, предупреди баталион, вместо каре по тревоге построить из колонны без углов круглую фигуру, подобную циркулю или кругу.
3-е. Ежели приближась колонною к лесу, который очищать должно, начальник рассудит проходить оный цепью одинокою или двойною, то прикажет после отбоя, по которому, поворотятся в обе стороны во фронт, ударить драгунский поход (ежели одинокой цепью). Тогда чрез плутонг рассыпавшись, бегут в ту сторону, куда шла голова колонны, и составляют в шестидесяти шагах одинокую цепь с загнутием флангов на целое расстояние баталионного фронта, а те плутонги, которым оставаться в резерве, поравнявшись против головы колонны, останавливаются, равняясь между собою и храня интервалы. Сделав сие, начальник поступает, как сказано в первом маневре.
4-е. Приближась колонною к такому месту, которое подает некоторую защиту, а имеет положение нерегулярное, а оное оборонять должно будет, как то: каменная ограда, ров, вал или засека, в таком случае начальник после отбоя прикажет ударить раш, почему и строится фронт по кривизне линии того, защиту подающего места. Потом, дабы воспользоваться защитою того места, ударить дробь, по которой укрываются, но не растягивая фронта более обыкновенного.
Стрельба же по тревоге производится таким образом: все те, которые в стрельбе в цель признаны мастерами и коих чрез некоторое время должно быть не менее третьей части в баталионе, занимают места впереди, [как] способные к прицелу, хотя бы были и из задней шеренги, и стреляют, прочие же заряжают для их ружья и подают им.
По отбою перестают стрелять и по гренадерскому походу идут вперед и равняют фронт.
Сей способ употреблять должно во всех закрытых местах, которые не россыпью, но фронтом оборонять должно.
О расстоянии, которое в рассыпанной цепи между егерями храниться должно. Хотя сие действие и основывается большею частью на глазомере, но дабы при начале не подвергнуть новых людей неразумению и расстройке, особливо же в закрытых местах, где и глазомер не весьма служить может, то и предписывать им расстояние, которое между собою хранить должны, исчисляя оное по образу маневра, по обширности занимаемого места и по числу резервов. Как, например, одинокая цепь, чрез плутонг составленная, то есть из половины целого фронта: люди[34] в оной растянутся в одну шеренгу и не имели бы занимать между собою шире дистанции, как обыкновенно во фронте. Но так как фланговых дивизионов плутонги должны загнуться на фланги, закрывая при том весь фронт, отчего и растянется цепь так, что и расстояние между собою люди хранить должны на три шага.
По сему примеру расчислить расстояния и в прочих маневрах.
Что же касается до расстояния между [шеренгами] двойной цепи, одной от другой, то хотя предписывается тридцать шагов, но по разности случаев оное иногда и убавить можно.
Вообще при всяком случае, когда фронтом или россыпью бежать должно, егерь берет ружье с плеча и держит в правой руке на перевес, как ему ловко, когда же в рассыпанной цепи стоит на месте, тогда – положа его на левую руку.
При всяком случае, когда строиться из россыпи во фронт, бить сбор.
Дабы приучить людей к лучшему вниманию барабанных боев, может начальник, не следуя порядку одного за другим маневров, здесь показанных, переменять построения, переходя с помощью барабана из одного порядка в другой, переменяя во время маневра фронт своей цепи из резервов, что весьма легко производить можно будет, когда люди приобвыкнут к тому, что бой значит.
Повторение о боях барабанных
Драгунский поход значит строиться в одинокую цепь.
Повторение сего боя – идти вперед.
Отбой – остановиться.
Дробь – укрываться.
Тревога – стрелять.
Ежели бьют тревогу на походе, не сделав отбоя, то – стрелять на походе.
Отбой на походе с стрельбою – остановиться, не переставая стрелять.
По второму отбою – перестают стрелять.
Аппель – половинное число людей из цепи, то есть те, которые из второй шеренги бегут назад и становятся между цепью и резервами.
По второй аппели – оставшие в цепи люди бегут за вторую цепь, за ними составленную.
По сбору – при всяком случае строятся во фронт.
По резвому походу – целый фронт или плутонги бегут вперед, не разрываясь.
Перекат значит строиться в двойную цепь.
Повторение сего три колена – пробегать задней цепи сквозь переднюю.
Мушкетерская переправа значит строиться в двойную цепь позади фронта.
Повторение сего боя три колена – пробегать передней цепи сквозь заднюю.
Гренадерская переправа – строить колонну по четыре ряда.
Отбой во время марша в колонне – остановиться и сделать в обе стороны фронт.
Раш – строить из колонны фронт.
По тревоге во время колонны – стрелять в обе стороны.
Ежели же бьют тревогу с повелением строиться в каре, тогда строить каре.
Сего малого числа маневров простых (особливо на первый случай) довольно для сделания егерей способными к действиям по их должности, ибо многое число оных обременило бы их понятие и замешало бы во множестве разумений о барабанных боях, которые суть главным в сем порядке оружием.
Ф.М. Синельников. Жизнь генерал-фельдмаршала, князя Михаила Ларионовича Кутузова
1812 год
Глава I
Граф Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов после многотрудных подвигов, подъятых им за Отечество в последнюю войну с турками, прибыл в Санкт-Петербург в начале июля 1812 года. Пребывание свое в столице имел он весьма недолго. Ему предлежало поприще труднейших еще деяний: Небо, посредством Помазанника своего Александра I предопределило ему спасти Отечество.
И кому в наши времена было приличнее и удобнее совершить великое дело избавления России, как не мужу, созревшему в училище воинственных примеров, трудных опытов и чрезвычайных опасностей? Кутузов, проходивший служение свое под руководством Румянцева, Потемкина, Суворова, Долгорукова, Репнина и других великих полководцев, утвердил свое умозрение, возвысил свои доблести, усовершенствовал свою деятельность, словом: он поставил себя на степень главного российских сил вождя, совершенного во всех частях сего знаменитого звания.
Граф Кутузов, производя в дело предначертанный им великий план Турецкого похода, конечно, предусматривал удары, которые обладатель французского народа готовил для России. Совершив в краткое время знаменитые деяния Цезаря, Ганнибала и Сципиона, необычайною дипломатическою своею оборотливостью уничтожал он пронырливые усилия Наполеона продолжить войну Турецкую в такое время, когда сей всемирный опустошитель со всеми силами своими намеревался сделать нападение на Россию. Кутузов заключил достославный мир с турками тогда, когда все распоряжения к продолжению войны клонились.
Наконец настала война 1812 года, война, ознаменованная эпохами сколько достопримечательными, столько ужасными. Наполеон, снедаемый злобою и завистию при воззрении на могущество и величие России, положил наконец твердо в уме своем, нарушив ее благоденствие, разорить ее. Поправ святость Тильзитского мирного договора, он не устыдился поступить коварным и вероломным образом в отношении к Российскому Двору. Хотя он не мог не сознать в совести своей, что выгодным миром, заключенным с Австрией в последнюю его с нею войну, обязан он единственно вспомоществованию России, хотя чувствовал в душе, что Россия, для сохранения с ним союза, отказалась почти от всех выгод мореплавания и торговли; однако дерзнул бессовестно нарушить святость мирных постановлений, дерзнул похитить у Ольденбургского дома, тесно узами родства с Россией соединенного, владения, из коих вытеснил принца, древностью княжеского своего рода и личными высокими добродетелями почтенного, дерзнул все сие сделать и оскорбил Августейший Дом Всероссийский. Сего не довольно: он, в противность Тильзитскому миру, не очистил прусских крепостей от войск французских и, обещав торжественно быть посредником в заключении мира между Россией и Турцией, с уступлением России Молдавии, не только уклонился от выполнения сего, но всеми мерами старался возбуждать Оттоманскую Порту, Персию и даже Китай к продолжению войны с Россией.
Раздраженный успехами российского победоносного оружия, и в особенности завоеваниями, довершаемыми в турецких областях генералом графом Голенищевым-Кутузовым, Наполеон, дабы ускорить коварные свои против России замыслы, возвратил из пределов Испанских многие свои войска, набрал во Франции около 125 000 конскриптов и, присоединив к ним войска австрийские, прусские, саксонские, баварские, виртембергские, вестфальские, итальянские, испанские, португальские, польские, швейцарские, голландские и многие другие, всего до двадцати народов, 12 числа июня вторгнулся в Россию в 4-х местах в одно время: в Юрбурге, Ковне, Олите и Мерече, без всякого предварительного объявления войны, и не скрывая неприязненных своих намерений никакими предлогами справедливости, провозгласив в надменной своей речи в Сенате, при отъезде из Парижа: «Россия увлечена к падению неизбежным роком, и жребий ее совершится невозвратно».
Император Франции Наполеон I Бонапарт
Надменный Наполеон, предпринимая вероломное свое нападение на благословенную Россию, в пышной речи своей к князьям Рейнского союза и к прусскому королю, между прочим, не устыдился сказать: «Желаю восстановления Польши: хочу исторгнуть ее из неполитического бытия на степень могущественного королевства; а наконец, прежде шести месяцев две северные столицы европейские узрят в стенах своих победителей Европы…» Потом на берегах Неменя дерзнул провозгласить многочисленным своим легионам следующее:
«Непобедимые французы!
Вы творили чудеса во всех землях и доказали Свету, что нет в подсолнечной народа, который бы не трепетал от страшного грома побед ваших. Ныне открывается вам пространное поле пожинать лавры и увенчать себя бессмертною славою: вам предлежит путь в Россию, победить ее и оставить по себе величие имени французов позднейшим потомкам. Москва и Петербург будут наградою подвигов ваших. Вы в них найдете золото, серебро и другие драгоценные сокровища, каких не мог найти Пизарр в Америке и каких Крез не имел в царстве своем. Вы будете господствовать над русским народом, готовым исполнять раболепно все ваши повеления и делать вам удовольствия, какие только угодны будут душе вашей. Ступайте, друзья! И покажите мужество, достойное имени вашего».
Всероссийский Император Александр I, истощив все средства для сохранения мира с Францией, решился при вторжении в пределы царства его полчищ Наполеоновых отразить силу силою. Он торжественно пред лицом России и целого Света провозгласил:
«Я дотоле не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем.
Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина! На зачинающего Бог!»
Сие проречение боговдохновенного монарха впоследствии исполнилось во всей силе.
Уже разбойнические полчища Наполеона, составлявшие до 600 000 человек и имевшие при себе до 1500 пушек, наводняли пределы российские тогда, как армии миролюбивого и кроткого Александра, расположенные по протяжению границ России, простиравшемуся слишком на 800 верст, должны были соединиться; а для сего необходимо нужно было отступать и подаваться внутрь России. Но прозорливый монарх Всероссийский, казалось, по вдохновению Небес, вызвав Кутузова в Санкт-Петербург, предопределил ему наказать мучителя и гонителя племен земных.
Граф Кутузов, жительствуя в столице, сокрушался душевно, видя, что святая отечественная земля его дерзко попирается святотатственными ногами престолопохитителя. Он горел нетерпением примерно покарать жестоковыйного врага, но еще время к тому не наступало.
Когда некоторые российские области заняты были французами, многие города и села претерпели разорение от их грабительства и зажигательства; тогда жители Санкт-Петербургской столицы были спокойны; ибо они имели счастие видеть в недрах ее поседевшего в бранях героя, который, недавно быв спасителем жителей Молдавии и Валахии, конечно, мог защитить столицу и спасти своих сограждан.
В 6-й день июля издан следующий высочайший манифест о составлении всеобщего ополчения против лютого врага Отечества:
«Божиею милостью!
Мы, Александр I, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая.
Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие великой сей державы.
Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ее и благоденствие. С лукавством в сердце и лестию в устах несет он для нее цепи и оковы. Мы, призвав на помощь Бога, поставляем в преграду ему войска наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его, и то, что останется неистребленного, согнать с лица земли нашей. Мы полагаем на силу и крепость их твердую надежду, но не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против нее бодрствования. Сего ради при всей твердой надежде на храброе наше воинство полагаем мы за необходимонужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех.
Мы уже воззвали к первопрестольному граду нашему Москве, а ныне взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям духовным и мирским, приглашая их вместе с нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем Отечества! Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали Благодать на главу России! Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров: соединитесь все! Со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют.
Для первоначального составления предназначаемых сил предоставляется во всех губерниях дворянству сводить поставляемых ими для защиты отечества людей, избирая из-среди самих себя начальника над оными и давая о числе их знать в Москву, где избран будет Главный над всеми предводитель.
В лагере близ Полоцка 1812 года, июля 6 дня.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано тако:
Александр»
Дворянство Санкт-Петербургской губернии, приступив к исполнению монаршей воли, главным начальником имевшего быть по сей губернии ополчения избрало единогласно генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова.
Выбор сей происходил 17-го числа июля. Дворянство приносило сперва Господу Богу молебствие о споспешествовании. В соборной Казанской Церкви пред начатием литургии прочтен был Высочайший манифест от 6 июля; после сего отправлен был благодарственный молебен с коленопреклонением и потом совершена литургия, пред окончанием которой Преосвященный Амвросий произнес к предстоявшим Святейшего Синода воззвание. Потом дворянство собралось для избрания главного начальника в назначенный для сего случая дом. Кутузов, который во всю свою жизнь сам не искал, не был в Казанском Соборе, ни в собрании Дворянства. Почему наряжены были депутаты от всего благородного сословия, которые, прибыв в дом к графу Кутузову, просили его именем всего дворянства сделать им честь принятием на себя той доверенности, которую столь лестно возложить на него. Но Кутузов, не желая ничего предпринять без воли своего монарха, долго не соглашался на все их убедительные просьбы; наконец склонился он к убеждениям их, но с тем, однако, чтобы дворянство испросило на то высочайшее соизволение Государя Императора. Кроткий Александр, снисходя к желаниям верного ему сословия дворянского, соизволил на сие с удовольствием, и Кутузов принял тотчас на себя звание главного начальника Санкт-Петербургского ополчения.
Когда дворянство назначило сверх положенных пожертвований единовременные и каждогодные приношения сумм на алтарь отечества, Санкт-Петербургское же купеческое сословие внесло на первый случай два миллиона рублей, то главный начальник Санкт-Петербургского ополчения граф Голенищев-Кутузов учредил для составления помянутого ополчения два Комитета из дворян той губернии: один для образования оного, а другой для экономического распоряжения. Июля 15 генерал Тормасов разбил неприятелей в Кобрине, взял в плен 2300; убито 2000, отнято пушек 8 и 4 знамени.
Вскоре после сего избрания графа Кутузова начальником Санкт-Петербургского ополчения бессмертный герой граф Витгенштейн одержал знаменитейшую в воинских летописях победу над французским маршалом Удино 18, 19 и 20 июля при селении Клястицах. Победа сия была совершенная как по тому, что оною решена судьба славнейшей в свете столицы, так и по той причине, что граф Кутузов, не любивший никому ни льстить, ни приписывать хвалы пристрастно, назвал ее полною победою. Питая истинную любовь к отечеству, Кутузов чрезвычайно порадовался известию о сей победе. Некоторые из приближенных к нему спрашивали у него мнения о сем деле. «Да! Хорошо, – сказал Кутузов, – хорошо! Едва ли бы кто сделал лучше».
Вслед за сим граф Витгенштейн у местечка Коханова 30 июля разбил корпус Удино, принудил его ретироваться и взял в плен 3 офицеров и 250 рядовых; а бывшая в Молдавии Российская армия под командою адмирала Чичагова, по заключении мира с Турцией тотчас обратилась в Россию для соединения с обсервационною армией генерала от кавалерии Тормасова. 31 июля генерал Тормасов у Слонима опрокинул австрийцев и саксонцев; причем лишились они 5 тысяч убитыми и ранеными и 330 пленными.
Едва только Кутузов принял главное начальство над Санкт-Петербургским ополчением, то новые опыты его неусыпной деятельности и усердия к службе отечеству снова обратили на него воззрение монарха. Его Императорское Величество вскорости увидел такую же готовность на защиту отечества и в Санкт-Петербургском дворянстве, какой был он свидетелем Московского благородного сословия.
Граф Голенищев-Кутузов от 28 июля получил от Государя Императора в рассуждении сего следующий высочайший рескрипт:
«Граф Михайла Ларионович!
С удовольствием усмотрели Мы в Санкт-Петербургском дворянстве то же самое рвение и усердие к Нам и Отечеству, какое видели в Московском дворянстве. Почему и поручаем Вам, Губернатору, Предводителю и всему здешнему благородному сословию объявить благоволение Наше и признательность. Пребываем вам благосклонный.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано тако:
Александр»
В тот же день Государыня Императрица Мария Феодоровна прислала к графу Голенищеву-Кутузову на составление ополчения пятьдесят тысяч рублей при высочайшем своем рескрипте следующего содержания:
«Граф Михайла Ларионович!
Основываясь на манифесте от 6-го числа сего месяца, Я предполагала из моих вотчин поставить соответствующее оным число ратников, их одеть, вооружить, и во все продолжение войны содержать собственным моим иждивением. Объяснением в манифесте от 23 июля те имения, к которым причисляются мои вотчины, исключены от сего ополчения и должны ожидать рекрутского набора. Сие общее распоряжение Императора, любезнейшего моего сына, об оных имениях выполняясь в рассуждении моих поселян, не препятствует, однако же, моему желанию лично участвовать в мерах, к обороне Отечества ныне принимаемых, посвящая оным то иждивение, которое мною на сей предмет определено было. Вследствие сего Я такую же сумму, а именно: по пятидесяти тысяч рублей вносить буду в Комитет здешнего ополчения ежегодно во все продолжение войны и, обращаясь к Вам как к избранному доверием Начальнику сего ополчения, препровождаю при сем те пятьдесят тысяч рублей, в том числе заготовленные для обмундирования ратников вещи. Воссылая теплые молитвы ко Всевышнему, да благословит ревностные усилия верных сынов России, и осеняя оружие наше сильным своим покровом, обратит все покушения врага в вящую славу Государя и Отечества, усердно желаю вам наслаждаться тем успехом в трудах ваших и распоряжениях, которого так верно от вашего рвения, вашей опытности и приверженности к Императору, любезнейшему моему сыну, ожидать должно; и с удовольствием пользуюсь сим случаем изъявить вам особливое свое уважение и совершенное доброжелательство, с каковым пребываю вам благосклонною.
На подлинном подписано Ее Императорским Величеством:
Мария»
На другой день, и именно 29 июля Государь Император, в изъявление особенного благоволения к усердной службе и ревностным трудам генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова, способствовавшего к окончанию с Оттоманскою Портою войны и к заключению полезного мира, пределы России распространившего, соизволил возвести его с потомством в княжеское Российской Империи достоинство, с присвоением к оному титула Светлости. Последовавший по сему случаю Правительствующему Сенату именной высочайший указ заключался в сих словах:
«В изъявление особенного нашего благоволения к усердной службе и ревностным трудам нашего генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова, способствовавшего к окончанию с Оттоманскою Портою войны, и к заключению полезного мира, пределы нашей империи распространившего, возводим мы его с потомством его в княжеское Всероссийской Империи достоинство, присвояя к оному титул Светлости. Повелеваем Сенату заготовить на княжеское достоинство диплом и поднесть к нашему подписанию.
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою тако:
Александр»
Светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, получив высочайший о сем рескрипт, тотчас пригласил в дом свой священника и при пении молебствия принес Всевышнему благодарение.
Впоследствии сего светлейший князь принимал поздравления, в числе коих достопамятнейшее было Российской Церкви первенствующего члена в Святейшем Правительствующем Синоде, Преосвященного Амвросия, митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского, который, 31 числа препровождая к его светлости образ святого благоверного великого князя Александра Невского, писал к нему следующее:
«Светлейший князь! Милостивый государь!
С сим новым титлом, воссиявшим на заслугах Ваших от благоволения к оным Всемилостивейшего Государя нашего, приношу Вашей Светлости искренно радостное мое поздравление, с благодарением Самому Богу, увенчавшему чрез то ваши подвиги, для Отечества подъятые. Общество благородное для того же возложило на вас новые подвиги. Вы охотно сами жертвуете.
Я призываю на вас Всесильную Божию помощь и препровождаю при сем образ Святого благоверного великого князя Александра Невского, умоляя его, да ходатайством своим ко всесильному поможет Вам защитить от вражия нападения край земли, им стяжанной и освящаемой почиванием в оной святых останков тела, доблественно на брани подвизавшегося. Прошу принять благосклонно…
Подписал:
Амвросия митрополит Новгородский»
Государь Император, зная высокие таланты князя Кутузова и по воинским, и по гражданским делам, во 2-й день августа всемилостивейше повелеть соизволил ему, Кутузову, присутствовать в Государственном Совете. Вследствие сего князь Кутузов бывал в Совете каждый присутственный день до самого почти своего отъезда в армию главнокомандующим.
Августа 5 и 6 граф Витгенштейн у Полоцка разбил Удино и Сен-Сира, которые скрылись в Полоцк, потеряв в сии два дня множество убитыми, пленными и пушки. 10 августа у селения Белого опрокинута и разбита графом Витгенштейном дивизия генерала Вреде, потерявшего 3 офицеров и 155 рядовых; а сам Вреде опасно был ранен. После сего были некоторые сшибки на передовых постах; сам же граф Витгенштейн находился с 11 августа по 8 октября у мызы Соколищи.
Офицер и трубач гусарского полка русской императорской армии
Между тем как светлейший князь Кутузов приводил ополчение в надлежащую исправность и готовность к выступлению в поход и испросил уже согласие Государя Императора, чтоб сенатор, тайный советник Бибиков употреблен был им на службу при Санкт-Петербургском ополчении, Наполеон, оставив даже Витебск, обратился на Смоленскую дорогу, имея последнею целью ненасытного своего властолюбия первопрестольный град Москву.
Известие о сем поразило скорбию сердца истинных сынов России тем более, что по предшествовавшим опытам не оказалось никого, могущего противопоставить непреоборимый оплот всепоглощающему пламенному потоку Наполеоновой кровожадности.
На Кутузова оставалась вся надежда; и не тщетно от него ожидали защиты отечеству и мщения врагам, ибо он оправдал сии надежды и ожидания с желанным успехом.
Александр I, вняв гласу верного своего народа, гласу отечества, чтобы приостановить и после наказать необузданную дерзость Наполеона, в начале августа всемилостивейше назначил генерала от инфантерии князя Голенищева-Кутузова главнокомандующим всех действующих российских армий. По сему случаю дан был следующий Правительствующему Сенату указ:
«Нашему генералу от инфантерии князю Кутузову Всемилостивейше повелеваем быть Главнокомандующим над всеми армиями нашими, с присвоенными к сему званию преимуществами последними узаконениями.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано тако:
Александр
В Санкт-Петербурге, 8 августа 1812 года»
В тот же самый день князь Голенищев-Кутузов удостоился получить от Государя Императора высочайший рескрипт следующего содержания:
«Князь Михайла Ларионович!
Настоящее положение военных обстоятельств наших действующих армий, хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают еще той быстрой деятельности, с каковою надлежало бы действовать на поражение неприятеля.
Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, Я нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего Главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве. Известные военные достоинства Ваши, любовь к Отечеству и неоднократные опыты отличных ваших подвигов приобретают Вам истинное право на сию мою доверенность.
Избирая Вас для сего важного дела, Я прошу Всемогущего Бога, да благословит деяния Ваши к славе Российского оружия и да оправдает тем счастливые надежды, которые Отечество на вас возлагает.
Пребываю к Вам всегда благосклонный.
Подлинный подписан собственною Его Императорского Величества рукою тако:
Александр
Санкт-Петербург, 8 августа 1812»
Так! Мольбы и желания сердца твоего, богоподобный, священный помазанник Александр I внял Всемогущий. Надежды твои, любезное отечество, выполнил светлейший князь Голенищев-Кутузов.
Князь Кутузов после получения сего рескрипта явился к Государю Императору и, возвращаясь от Его Величества, поехал прямо в Казанский Собор, где, сняв с себя мундир, все украшения, ордена и отличия, молился пред иконою Божией Матери на коленах и со слезами и потом возвратился в дом. На другой день молился он вместе со светлейшею своею супругою княгиней Катериною Ильиничною в церкви Владимирской Божией Матери, что в Придворных слободах.
До сего времени, казалось, Кутузов ни о чем не заботился. Хотя получаемые известия об отступлении наших армий и о приближении французов к российским губерниям приводили его в великое огорчение, но он по своему обыкновению всегда был весел, принимал у себя родных и приятелей и с ними занимался весьма долгое время. С этих же пор он совсем переменился: если принимал у себя кого, то на очень малое время; если был весел, то разве там, где необходимость того требовала; если выезжал из дому, то разве для поправления здоровья. Он сделался несколько задумчив, не столько занимался компаниями и все почти время просиживал один, затворившись в своем кабинете. Накануне отъезда своего к армиям, 10 августа, Кутузов, яко истинный сын Церкви, восхотел по долгу христианскому принести еще в Казанском Соборе моления ко Всевышнему Царю судеб о ниспослании ему свыше святой Своей помощи. По совершении молебна протоиерей сего собора поднес вождю российских сил прежде честный и животворящий Крест Господень и окропил отъезжающего святою водою, а потом поднес ему в дар на блюде святую икону Казанской Божией Матери, в малом медальоне, украшенном золотою ризою. Верою исполненный знаменитый муж, приняв честный дар сей, возложил оный на себя с благоговением и с усердием молил Всесильного о благословении. Храм наполнился между тем многочисленным стечением народа, который в путь шествующего провожал в слезах радости и восторга. Все воссылали благодарение Богу и мысленно лобызали десницу монарха, благоволившего поручить предводительство храбрым российским воинством мужу, испытанному во бранях, истинному сыну России. Во всех сердцах поселилась твердая надежда на успех российского оружия.
В самый день своего отъезда Кутузов обязанностью счел изъявить свою признательность Санкт-Петербургскому благородному сословию, от коего он был избран главным начальником над ополчением сей губернии. Он написал к Предводителю дворянства, действительному статскому советнику Жеребцову следующее письмо:
«Милостивый государь мой, Алексей Алексеевич!
По высочайшему повелению отъезжая командовать армиями, за долг считаю изъявить мою благодарность в начале Вам, милостивый государь мой, как достойному Предводителю почтенного дворянства Санкт-Петербургского, а чрез вас и оному. С большою чувствительностию видел я рвение, какое употребляло почтенное сие сословие, дабы поспешно устроить ополчение предназначенное. С горестью оставлял бы я начальство над оным, ежели бы не был уверен, что краткое пребывание мое между ими оправдало в мыслях моих хотя несколько выбор, которым они меня почтили, и что тяжкий путь, мне предлежащий, будет сопровожден молитвами их обо мне к Богу, который Один может устроить его. Память пребывания моего между почтенным дворянством Санкт-Петербургским пребудет со мною навсегда; и ежели Бог благословит меня успехами, сладостно сердцу моему будет извещать об оных особенно тех, которыми избран я был единомысленно к начальству над ними. Имею честь быть с истинным и совершенным почтением.
Подписал:
князь Михайл Г. Кутузов»
Какою скромностию, богомыслием и уважительностию наполнено письмо сие! Какая добрая признательность сияет в каждой строке, в каждой черте оного! Благословен грядый во имя Господне – муж, исполненный веры и благодатного вдохновения!
При отъезде светлейшего князя собрались в дом его светлости чиновники всех состояний и званий; чрезвычайное множество стекшегося народа стояло вокруг дома его и ожидало с величайшим нетерпением узреть снова появившегося героя, украшенного почтенными сединами, освященного ранами, понесенными за отечество.
По окончании в доме молебственного пения Кутузов начал сперва прощаться с своею фамилиею и величайший из героев – умилительное зрелище! – в сие время залился слезами. Ах! Верно провидящий дух его как будто усматривал уже, что он впоследние обнимает любезных его сердцу. Потом откланявшись военным и гражданским чиновникам, явился он к народу. Тут представилось самое трогательное зрелище. Маститый Вождь России приветствует окружающие его толпы народа, восклоняется к ним достопочтенною своею главою и извлекает у всех обильные слезы глубокого почитания, любви и благоговения. Он отъехал в предлежавший ему путь, и зрители сопровождали его своими взорами и благословениями. Нет! Все истинные сыны России следовали за ним неразлучно теплыми молениями, воссылаемыми от глубины признательных сердец их к Богу о сохранении его целым и невредимым.
Главнокомандующий всеми российскими армиями князь Кутузов выехал из Санкт-Петербурга 11-го числа августа; на третьей станции от сей столицы встретил он возвращающегося из армии в Петербург генерала от кавалерии барона Бениксена. Зная воинские дарования и способности сего славного генерала, Кутузов убедил его возвратиться опять в армию, и они поехали вместе в одной карете.
Во всю дорогу Кутузов беспрестанно держал в руках географическую карту и занимался рассматриванием местоположений; во всю дорогу почти ежеминутно твердил он: «Господи! Донеси меня здорового до места моего назначения, сохрани российскую армию до того времени в целости! И об одном только молю Тебя: благоволи мне застать еще Смоленск в руках наших! И врагу России не бывать тогда в первопрестольном граде ее». Так благочестивый Вождь России умолял Небеса о споспешествовании ему.
Прибыв 15-го числа в Вышний Волочок, Кутузов намерен был отправиться оттуда прямо в Вязьму; но сколько он был поражен скорбию, узнав от земского исправника, что недалеко от города Вязьмы находятся уже некоторые неприятельские разъезды. Приказав исправнику, отыскав у кого бы то ни было самых лучших лошадей, везти себя сколько можно поспешнее по направлению к стороне Смоленска проселочными дорогами, с крепким ему подтверждением, быть осторожнее при проезде и смотреть неприятельские разъезды. Кутузов мог бы ехать прямо в Москву; но горя нетерпением сохранить в целости не только столицу России, но и древний град Смоленск, он хотел ускорить прибытие свое в армию посредством ближайшего пути. Но едва он выехал 16-го числа из Торжка, как на другой станции узнал, что Смоленск уже взят французами.
Никакое перо не сильно выразить той горести, которою поражен был князь Кутузов при сем известии. «Бог мой! – Воскликнул он с чрезвычайным движением духа, – или Ты оставляешь меня под конец дней моих? Ах! Первую ошибку сделал я в течение всей моей жизни; но себе никогда ее не прощу, и она будет последнею. Непременно, – продолжал он, несколько успокоившись, – надобно было мне ехать прямо на Москву; но я дорожил Смоленском, дорожил временем. Ну, так и быть», – произнес он наконец с твердостию; и продолжал путь свой к Гжатску.
Неподалеку от сего города явились к князю Голенищеву-Кутузову из армии чиновники с рапортами, из которых Кутузов усмотрел, что обе наши западные армии: первая под начальством генерала от инфантерии Барклая де Толли, а вторая под предводительством генерала от инфантерии князя Багратиона, шедшие тремя колоннами, соединились близ города Вязьмы 16-го числа, где быв сбиты с позиции, отступали к селу, называемому Царево-Займище, от которого российский авангард находился в восемнадцати верстах, между тем как и генерал от инфантерии Милорадович приближался уже с своим корпусом к Гжатску.
В таком положении все российские армии нашел здесь главнокомандующий оными генерала от инфантерии светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов и 17 числа августа принял главное над ними начальство у города Гжатска. Здесь, увидев первый встретившийся ему полк, произнес с величайшим движением духа: «Боже мой! Кто бы мог меня уверить в том, чтобы когда-либо враг наш мог сражаться на штыках с такими молодцами, как вы, братцы!» При сем князь Кутузов подарил сему полку сто пятьдесят рублей денег.
Как скоро Кутузов выехал верхом осматривать войска и занимаемое ими местоположение, то над его головою явился парящий по воздуху орел, как бы предвозвещая будущие его великие дела, которых ожидали от него Александр I и Отечество. Чудесный вождь российских сил при сем случае снял шляпу и во глубине души своей творил пламенные мольбы к крепкому во бранях Богу, да поможет ему совершить подвиг, который предлежит к избавлению Отечества. Вдруг по всем рядам российской армии загремело и продолжалось несколько времени громогласное «Ура!»
О диво! Се орел пронзил
Над ним небес равнины;
Могучий Вождь главу склонил…
«Ура!» – кричат дружины.
Когда римлянам случалось, выступив на поле Марсово, видеть над некоторыми из своих полководцев орла парящего, то они в победе над врагами не сомневались. Россы, узрев сие знамение над своим предводителем, твердо верили, что Небеса помогут им сокрушить строптивых и злобных врагов отечества.
Находясь в Царево-Займище Кутузов известился, что жители Смоленской губернии, пребывая верными Престолу и Отечеству, мужественною своею защитою наносят врагу величайший вред. Быв сим восхищен, он учинил к ним следующее воззвание:
«Достойные смоленские жители,
любезные соотечественники!
С живым восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах в верности и преданности вашей к престолу Августейшего монарха нашего и к любезнейшему Отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но Верою и верностию твердые сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами единоверия, родства и единого племени. Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы россияне! Царство Российское издревле было единая душа и единое тело.
Оно всегда подвизалось волею своих самодержцев и пламенною любовию к ним и к Отечеству своему.
Да подкрепит Всевышний многотерпение ваше, любезнейшие и достойнейшие соотечественники! Да услышит моления ваши, да поможет вам свергнуть с себя иго и да водворит паки во единое семейство мир, тишину, славу и благоденствие, коими доселе мы наслаждались».
Русский генерал от инфантерии П.И. Багратион
С самого приезда князя Кутузова к армиям Наполеон оказывал к оным более уважения. И сделался весьма осторожен и не столько решителен. Он весьма помнил сего престарелого героя, пред которым не один раз трепетал в Германии; и к чрезвычайной своей досаде слышал о блистательных победах сего гения во время последней турецкой кампании – гения, которому одолжены россияне столь славным для них миром. Наполеон никак не хотел верить, чтобы Кутузов мог столь поспешно окончить войну с турками и явиться на новое поле чести и славы.
Приезд князя Кутузова к армиям поселил в каждого русского воина новую бодрость, новую силу, новое мужество и готовность сразиться за веру и отечество. Все истинные сыны России порадовались благополучному достижению его к месту своего назначения.
Пять дней сряду князь Кутузов занимался приведением армий в устройство и поставлением их в выгодную позицию. На шестой день, то есть 23 августа, остановился он при селе Бородине, в двенадцати верстах пред городом Можайском, расстоянием от Москвы к западу во ста одиннадцати верстах. На сем месте позиция была из наилучших, какую только найти можно на плоских местах: правое крыло ее и центр прикрываемы были рытвинами и глубоким ручьем. Хотя с левого крыла, примыкавшего к деревне Семеновской, и было место ее слабо (ибо по старой дороге из Смоленска в Можайск можно было его обойти), но дальновидный полководец князь Кутузов укрепил его посредством воинского искусства, построив несколько редантов влево от деревни Семеновской и редут впереди оной на полтора пушечных выстрела.
В сем положении решась Кутузов ожидать неприятельского на себя нападения, имел уже большую надежду к победе: высокие воинские его дарования ручались наперед в событии ее.
Заняв сию позицию, Кутузов приветствовал генералов и армию, убеждая всех сразиться храбро за родимую землю. Все русское воинство ответствовало своему полководцу радостными и громкими восклицаниями.
Наполеон в сие время действовал с приметною осторожностию: ежели он и двигался вперед, то это было, так сказать, ощупью.
Накануне сего дня посланы были от Кутузова для рекогносцирования полковник князь Кудашев с двумястами казаков, которые всю конницу корпусов маршала Даву и Неаполитанского Короля заставили несколько часов сидеть на лошадях неподвижно: неприятель во весь тот день (22 числа) ни шага вперед не сделал; притом нами взято в плен несколько французских офицеров и шестьдесят человек рядовых.
Когда российская армия приближалась к Колоцкому монастырю для занятия позиции при Бородине, то Неаполитанскому королю поручено было со всею кавалериею напирать на российскую армию, дабы не дать ей укрепиться; но Кутузов умел авангард свой устроить таким образом, что за каждый шаг земли французы платили потоками своей крови.
Глава II
Когда корпус генерала от инфантерии Милорадовича и Московское ополчение под начальством генерал-лейтенанта графа Моркова соединились с большою армией, тогда Наполеон 24 августа решился с корпусом своих кирасир и отборных войск атаковать левое крыло русских, которое по причине низкого местоположения казалось слабейшим. Он двинулся сперва на генерала Коновницына, командовавшего арьергардом, а потом ударил на армию, начальствуемуя князем Багратионом, но таковая отважность его стоила ему весьма дорого, ибо сии два великие русские генералы отразили все его покушения с величайшим для него уроном. Сначала Кутузов, заметив, что неприятель с отступлением нашего арьергарда в кор-де-баталь, предпринял в важных силах нападение на сей пункт нашей армии и, дабы сделать оные надежнейшим, загнул его укрепленным прежде сего возвышением и сделал следующее распоряжение: из второго, четвертого, шестого и седьмого корпусов составил он пехотные линии, а за ними расположил все кавалерийские корпусы. Гвардию поставил Кутузов в резерв между центром и левым флангом, который был прикрыт восьмым корпусом.
Чтобы лучше обеспечить слабое место позиции, Кутузов велел третьему корпусу и части Московского ополчения под начальством генерала Тучкова поставить в засаде позади кустарников на самом краю левого фланга, дабы действовать в правый фланг и в тыл французов, если они нападут и стараться будут обойти наше левое крыло. Гренадерская дивизия под командою генерала Воронцова должна была защищать реданты. Сражение началось и с двух часов пополудни продолжалось даже до ночи. Оно было весьма жаркое и прекратилось глубокою темнотою ночи. Твердость и храбрость российского воинства ни шагу земли не уступили: и сим оправдалось то мнение, которое всегда имел Кутузов о любезных своих соотечественниках. Вторая же кирасирская дивизия, имев повеление даже в темноте сделать последнюю из своих атак, везде поражала неприятеля с великим для него уроном. Двадцать седьмая дивизия под командою генерал-майора Воронцова защищала редут, который четыре раза был занимаем неприятелем, но после снова русскими был отбиваем.
В сей день много побито и взято в плен французов; также отбито у неприятеля восемь пушек, из коих три, совершенно подбитые, оставлены на месте. Таковой безуспешный поиск Наполеона привел его в совершенную робость. Он решился прибегнуть к фальшивым движениям, дабы обойти левый фланг российской армии. Для сего предприятия назначен был неаполитанский король, который командовал всею французскою кавалерией. Но дальновидный Кутузов, предусмотрев сие, расставил в 15 верстах корпусы легкой своей кавалерии и разъезды казаков: и таким образом умысел Наполеона был уничтожен. На другой день не предпринимал он никаких важных покушений, приготовляясь к Бородинской битве. Армия Наполеона, составленная из всех почти племен твердой земли Европы, была несравненно многочисленнее российской: французские разноплеменные легионы составляли до двухсот тысяч человек пехоты и конницы, а христолюбивого российского воинства едва ли простиралось до ста тысяч.
Наполеон, решась дать генеральное сражение, объявил своим легионам, что сражение сие доставит им все нужные припасы, спокойные зимние квартиры, славный мир и возвращение в отечество. В начале сражения при Бородине он объявил своим солдатам, что Аустерлицкое солнце снова им воссияет; но он не предполагал того, чтоб российский Навин, князь Кутузов, показал новому Амалику грозное Бородинское солнце.
Уже настал 26 день августа, тот страшный день, в который должна была решиться участь Европы, а может быть и целого мира. Наполеон был в таком сильном волнении, что целую ночь не спал. Он истощал все способы для ободрения и очарования своих солдат. В четыре часа пополуночи, когда румяная Аврора еще не отверзала врат Востока, кровавый Марс уже сверкал убийственным мечом своим на полях Бородинских. Мрачный туман покрывал объятую сном природу. Все покоилось. Кутузов и российское воинство, однако, бодрствовали.
Наполеон, пользуясь таким временем, всеми соединенными силами своими вдруг ударил на левое крыло нашей армии, считая, что сей пункт был всех слабее. Но он увидел себя весьма обманутым в своем предположении. Кутузов, который соединял в уме своем и тактическую тонкость, и практическое искусство, наперед предусмотрел сие. Он поставил на сем месте артиллерию гораздо многочисленнее, нежели в других местах.
Французы, томимые голодом и нуждою во всех жизненных потребностях, в отчаянии бросились на русских. Первый залп российских батарей положил их на месте несколько сот человек. Вскоре после того с обеих сторон зашумел страшный рев пушечной и ружейной пальбы, так что ни неба, ни земли не стало видно от густого дыма, рассекаемого треском и пламенем сверкающего огня. Как вдруг по всем армиям, к неописанному ужасу, раздается крик: «Ура!» Гром оружий, огнь, дым и шум бесчисленного народа представляли разрушение вселенной.
Потом пальба утихла, шум продолжался, дым восходил к облакам; и при рассвете открылось зрелище ужаса и смерти. Начиналось снова смятение и кровопролитие, с глухим ужасным стоном, подобно волнению моря во время бури, беспрестанным треском грома и молнии сопровождаемой. Скоро после сего на французской стороне раздался гром барабанов, отбой означающий; и французы отступили. Потом опять они бросились, как бешеные, так что кавалерией своею вторые ряды прорывали и падали мертвыми; ибо храбрая российская пехота принимала ее тогда в штыки и уничтожала все дерзкие неприятеля своего покушения.
Целый день реки крови лились на Бородинских равнинах во время сего страшного побоища. Французы четыре раза предпринимали устремления свои, наконец, при пятом российские войска, с криком «Ура!», ударили на французские войска, бросились на батареи и изрубили французских канониров. Потом французы опять превозмогли, и таким образом несколько раз батареи из рук в руки переходили. Но российская кавалерия, опрокинув неприятельскую, привела всю французскую армию в совершенное расстройство. Пехота с пехотою были уже смешавшись, и солдаты в исступлении и беспамятстве стали бросать оружия, сцеплялись попарно, грызли друг другу носы, руками раздирали один другому рты и вместе падали мертвыми[35]. Дерзость неприятеля превратилась в ужас от неописанного мужества российских воинов.
Французы обратились в бегство, и темнота ночи прекратила сию беспримерную в летописях битву. Французы ни шагу земли нигде не выиграли, и принуждены были своего повелителя поздравить с одержанною победою в 14 верстах позади поля сражения. Россияне, удержав за собою место сражения, провели на оном целую ночь[36]. Поле битвы покрыто было грудами трупов и телами раненых, ужасным стоном своим всю природу приводивших в содрогание.
В продолжение одиннадцати часов с половиною огонь и меч, действуя попеременно, истребили семьдесят пять тысяч человек и более тридцати пяти тысяч лошадей. Ядра, картечи, пули, ружья, копья, сабли, штыки – все в сей день стремилось к истреблению и сокрушению человечества. Чугун и железо, сии металлы, самое, кажется, время переживающие, оказывались недостаточными к дальнейшему мщению человеков. Раскаленные пушки не могли уже выдерживать действия пороха и, с ужасным треском лопаясь, предавали смерти заряжавших их артиллеристов. Смерть летала по всем рядам, и наконец приходя сама в бессилие, ожесточалась еще более над остававшимися жертвами.
Французский егерь времен Наполеоновских войн
Казалось, земля исчезла от ужасов, совершающихся на ней: она вся была покрыта кровью и мертвыми, между коими были еще и живые, борющиеся со смертью. Обе армии ожесточась мстили за тех, которых сами попирали ногами. Чрезмерный жар от воздуха, раскаленного огнями, отнимал у изнемогших последние силы преждевременно. Казалось, что вся сия полоса России, некогда самая счастливая, ныне превращена была волшебным каким-то действием в адскую область.
Казалось, что самая геенна, разверзши страшные свои челюсти, изрыгала жупела и дым и испущала реки пламени. Пальба оружий, звук мечей, восклицания побеждающих, стоны раненых, вопли умирающих, ржание и топот коней, крики командования на разных европейских языках придавали ужасной сей картине действие, которого никакое перо изобразить совершенно не может. Дым огнестрельных орудий, смешавшись с густыми парами крови человеческой, составил вместе облако, помрачившее самое солнце. Благодатная токмо ночь, сжалившись над гибнущим в великом множестве человечеством, ускорив благодетельную свою темноту, положила ужасной сечи конец в то самое время, когда победа, обращая взоры свои к россиянам, прикрывала щитом своим знамена Александра I, а для мудрого вождя его соплетала венец бессмертия.
Но описание Бородинского сражения будет всегда несовершенным, какая бы кисть не предпринимала начертить картину оного. Тут не было места ни для любопытствующих историков, ни для внимательных живописцев, ни для изобретательных стихотворцев.
Двести тысяч человек, приобыкших к войне, выросших в оной, целые двадцать лет оною существовавших, четырнадцать государств покоривших, нанесших страх во всех концах Европы, под предводительством счастливейшего и дерзостнейшего из полководцев должны были оспоривать победу у ста тысяч истинных христиан, сражавшихся за Веру, за Царя и за Отечество. Ободряемы примером храбрых офицеров, между коими были дети или родственники знаменитейших российских бояр, воинов Александра I, поражаются мыслию, что за спинами их Москва – Мать России, древняя столица, хранилище святых мощей и священных прахов российских царей. Все пылают одним чувством, все, все клянутся пасть, но не пережить порабощения любезнейшего отечества.
Таков был сей достопамятный день Бородинского сражения. Наполеон вострепетал от храбрости россиян и, увидев на опыте, что может русское воинство произвести под предводительством такого отечественного полководца, каков Кутузов, поспешно отступил в ту позицию, из которой пришел нас атаковать. Россияне, удержав за собою поле сражения, превратившееся в пространное кладбище, одержали совершенную над французами победу. Незабвенный день сей пребудет не только в российской истории, но и во всемирных летописях составит важнейшую эпоху. День сей положил преграду властолюбивым замыслам завоевателя, долгое время счастливого.
Как некогда римляне в сражении при Заме нанесли последний удар карфагенянам и решили судьбу древнего мира, так сражением при Бородине россы дали бытие новым временам. И если первое составляет в бытописаниях эпоху ужасную, с которой началось разрушение древних государств, то второе будет сиять в истории мира как радостная эпоха, ведущая к лучшим временам! Если древле свободный народ низринул прочие народы в рабство и унижение, то ныне монарх Всероссийский водрузил знамя освобождения народов и хранения их независимости.
Можно поздравить с беспримерною сей победой не только знаменитого вождя и мужественных воинов России, но и весь род человеческий. На Бородинских полях погребены дерзость, мнимая непобедимость, гордость и могущество избалованного фортуною корсиканца. Если бы российская армия имела равные с неприятельскими силы, то, конечно, не осталось бы кому привезти во Францию известие о судьбе, постигшей ее повелителя и армию его, но будучи несравненно малочисленнее и ослаблена потерею главнейших из своих вождей, не могла достигнуть она сей высокой, достойной одной ее цели.
На сем достопамятном сражении великий российский полководец князь Багратион, который вместе с беспримерным героем Кутузовым в 1805 году покрыл себя бессмертною славою чрез спасение российской армии в Моравии, ранен пулею в левую ногу и 11 сентября скончался Владимирской губернии в селении Симы. Прочих войск российских положило живот свой на поле брани за отечество до 18 тысяч.
С нашей стороны ранены: генерал-лейтенант Тучков и князь Горчаков, генерал-майоры: два Бахметевы, граф Воронцов и Кретов. Генерал граф Кутайсов убит.
Потеря с французской стороны вместе с пленными и без вести пропавшими 53000 человек, в том числе находится тридцать два генерала[37]. У неприятеля взяты и пушки, и дивизионный генерал Бон-Ами; ранен маршал Даву.
Такова была битва Бородинская на берегах Москвы-реки! Единогласно говорят и русские, и французы, что ни одно из сражений, на коих они бывали, не может никак сравниться с Бородинским. Более нежели из тысячи пушек сверкало беспрестанное пламя и гремел гром, от которого земля на несколько верст страшно стенала. Очевидные свидетели утверждают, что во время самой битвы представлялась зрению удивительная картина: над левым флангом от сильной и беспрерывной канонады носилось густое облако дыма, скрывавшее свет дневной; пред центром горело село Бородино; а правый фланг озарен был багровыми лучами солнца.
Известие о сей знаменитой победе получено в Санкт-Петербурге 30 августа, в самый день тезоименитства Государя Императора. Жители сей столицы чрезвычайно были восхищены, что надежды их, возложенные на князя Кутузова, оправданы им в полной мере. Невозможно описать того трогательного зрелища, которое стекшийся в величайшем множестве народ представлял во время молебствия о сем в Александро-Невской лавре в присутствии самого Государя Императора и всей Августейшей его фамилии. Слезы радости полились у каждого рекою и сливались со слезами благодарности, приносимой Богу Подателю побед и одоления.
Его Императорское Величество Александр I в воздаяние столь знаменитых заслуг генерала от инфантерии князя Голенищева-Кутузова всемилостивейше произвел его в генерал-фельдмаршалы и пожаловал ему сто тысяч рублей единовременно; всем же войскам, бывшим в сем достопамятном сражении, по пяти рублей на человека.
В сей самый достопамятный день супруга светлейшего князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова княгиня Катерина Ильинична всемилостивейше пожалована в штатс-дамы к Их Величествам Государыням Императрицам.
После сего неслыханного сражения Кутузов намерен был, собрав расстроенные баталией войска, освежа свою артиллерию и укрепив себя Московским ополчением, нанести решительный удар врагам отечества; но чрезвычайная потеря с Российской стороны, а именно та, что переранены были надежнейшие генералы, заставила его отступить от Бородина к Наре по московской дороге, навстречу к войскам, шедшим к нему на подкрепление.
Наполеон с изувеченными, но многочисленными остатками армии своей занял оставленное князем Кутузовым поле сражения и со свойственною ему наглостью подвигался вперед.
В сем отступлении Кутузова российский арьергард имел с неприятельским авангардом значительные сражения. Таким образом, российская армия приблизилась к Москве, и 29-го числа главная квартира генерал-фельдмаршала Кутузова находилась в деревне Наре.
Здесь фельдмаршал Кутузов узнал, что корпус вице-короля итальянского находился около Рузы, и для того предписал он генерал-адъютанту барону Винценгероде идти с отрядом своим к Звенигороду, дабы закрыть по той дороге Москву, а сам с главною армией подвигался к столице. Но поелику на сем недальнем расстоянии не представилось князю Кутузову такой позиции, на которой мог бы он с надежностью принять неприятеля, и войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще подоспеть, неприятель же, получив в сие время сильную помощь, пустил две новые колонны (одну с юго-западной стороны по Боровской, а другую с северо-западной по Звенигородской дорогам), стараясь действовать на тыл россиянам от Москвы, то Кутузов не отважился снова на баталию, предусматривая заранее, что последствием оной было бы не только разрушение армии, но и кровопролитнейшая гибель народа, и превращение в пепел самой Москвы без всякой для России выгоды.
В крайне сомнительном положении Кутузов, остановясь 1 сентября пред столицею Москвою в деревне Фили, составил из первенствующих генералов Совет, и по совещанию их (хотя некоторые из них были противного с ним мнения) решился попустить неприятеля войти в Москву, из коей сокровища, арсенал и все почти имущества как казенные, так и частные были вывезены; и жителей в столице оставалось весьма мало.
Вождь российских сил, измерявший чувствования других по собственному человеколюбивому сердцу, не предполагал, чтобы Наполеон, заняв город без сопротивления, предал его на разграбление и разорил зажигательством. Надобно здесь заметить те многоразличные суждения, которые происходили между политиками в рассуждении добровольной отдачи Москвы в руки неприятеля. Многие из нас по сию пору обвиняют Кутузова в том, что он в это время будто равнодушен был. Ах! Если бы знали они, сколько князь Кутузов скорбел в сие время о потере града, который любил он не менее, как каждый верный сын России! Часто он, воздыхая и возводя взоры свои на Небо, говорил с растерзанным скорбию сердцем: «Москва! Ежели Вседержитель, которого судьбы непостижимы, предопределил тебе временно быть жертвою неблагодарности иноплеменников; за то горько восплачут они по тебе, своей гостеприимнице; и ужасна будет гибель их».
От 30 августа и сентября 2 и 3 генерал Эртель из Мозыря донес, что он разбил неприятеля по Минской и Могилевской губерниям, много взял в плен офицеров и нижних чинов и получил в добычу великое множество провианта и фуража.
Итак Кутузов, дав повеление начальствующему российским арьергардом генералу Милорадовичу известить генерала Себастиани, командовавшего авангардом французским, что столица уступается неприятелю без бою; и чтобы не сделано было со стороны неприятелей никакого насилия российскому обозу, выступавшему из города для соединения с армией, оставил 12 сентября Москву и двинулся с армией от сей столицы к Югу, расставив наблюдательные отряды войска по дорогам, ведущим от Москвы в разные стороны, и положась зайти неприятелю в тыл, что и выполнил по предположению.
Выступая из Москвы, князь Кутузов предписал генерал-адъютанту Винценгероде держаться самому на Тверской дороге, а между тем по Ярославскому пути иметь казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий.
В сих толико критических обстоятельствах вдохновенный Богом вождь Александра, прибыв в местечко Жилино, донес Его Императорскому Величеству от 4 сентября следующее:
«После столь кровопролитного, хотя и победоносного с нашей стороны 26 августа сражения, должен я был оставить позицию при Бородине по причинам, о которых имел счастие донести Вашему Императорскому Величеству (после того сражения армия была весьма ослаблена). В таком положении приблизились мы к Москве, имея ежедневно большие дела с авангардом неприятельским; и на сем недальнем расстоянии не представилось позиции, на которой мог бы я с надежностью принять неприятеля. Войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще прийти; неприятель же пустил две новые колонны, одну по Боровской, а другую по Звенигородской дорогам, стараясь действовать на тыл мой от Москвы; а потому не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы.
В таком крайне сомнительном положении, по совещанию с первенствующими нашими генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен я был решиться попустить неприятеля войти в Москву, из коей все сокровища, арсенал и все почти имущества, казенные и частные вывезены; и ни один почти житель в ней не остался. Осмеливаюсь всеподданнейше донести Вам Всемилостивейший Государь, что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Напротив того, я с армией делаю движение на Тульской дороге. Сие приведет меня в состояние прикрывать пособия, в обильнейших наших губерниях заготовленные. Всякое другое направление пресекло бы мне оные, равно и связь с армиями Тормасова и Чичагова. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие столицы не было раною чувствительнейшею; но не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой с дорог Тульской и Калужской партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым, отвращая всякое пособие, которое неприятельская армия с тылу своего могла бы иметь, и обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю операционную линию. Генералу Винценгероду предписано от меня держаться самому на Тверской дороге, имея между тем по Ярославской казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий. Теперь, не в дальнем расстоянии от Москвы, собрав мои войска, твердою ногою могу ожидать неприятеля; и пока армия Вашего Императорского Величества цела и движима известною храбростию и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря Отечества. Впрочем Ваше Императорское Величество Всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска».
Какие истинные предречения! События, совершившиеся после сего донесения, в свежей памяти у каждого россиянина. Кто не сознает во глубине своего разума, что светлейший был свыше озарен благодатным вдохновением?
Итак, оставленная Москва занята была французами 2 сентября. Тогда Наполеон воскликнул к своим полчищам: «Солдаты! Вы достигли пределов Славы, которая увековечит имена ваши. Летописи французские возвестят о подвигах ваших грядущим поколениям…» Подлинно, что почти все они достигли пределов славы и спокойно уснули на зимних квартирах в России. А о Наполеоне грядущие времена будут отзываться с проклятием. В столице России Наполеон встретил древнюю твердость и мужество россиян. Хотя вся Российская Империя погружена была в печаль и глубокое уныние, но она нимало не предавалась страху, нимало не отступала от Надежды. Издревле доказанный твердый дух россиян не поколебался сим несчастней. Татары под предводительством Батыя в 1237 году, когда Россия разделена была на многие княжества, одно с другим в несогласии жившие, и поляки под начальством гетмана Желковского в 1612 году, когда князь Пожарский был то, что князь Кутузов, входили в Москву подобным образом, но не могли удержать ее за собою. В 1812 году, когда Россия находилась под одним скипетром всеми обожаемого Александра, и Кутузов по манию мощной десницы его исходил на поприще Пожарского, россияне весьма мало думали о вступивших в Москву злодейских полчищах.
Первый в Москву вступил неаполитанский король Мюрат с 600 человек звероподобной гвардии и оною прямо занял Кремль для квартиры Наполеона. После входила вся армия с обнаженными мечами. С музыкою и барабанным боем. Впрочем, тощие солдаты Наполеона были в чрезвычайно изорванных мундирах. Другие колонны пестрились, подобно стаям сорок, разноцветностью одеяния: воины сии шли одни в заплаченных мундирах, другие в шинелях, во фраках, в фуфайках, в русских армяках, польских бекешах, немецких кафтанах и в других странных нарядах. С начала прибытия в Москву французы уверяли, что они идут не для притеснения, а для дарования вольности и установления порядка; но, вступив в город, и проведши ночь под ружьем, поутру 3 сентября злодеи с остервенением бросились на расхищение Москвы. Первое дело их было добраться до напитков. Все питейные дома и винные погреба наполнились сими разбойниками. Напившись, они рассыпались шайками по домам жителей. Смертоубийство от рук варваров и вопль устрашенного народа, искавшего спасения, при осветившейся темноте от пламени пылающих зданий, представляли ужасное зрелище. Глубокая ночь и изнеможенные силы чудовищ только прекратили сии буйства до другого дня, до которого разбежавшиеся из домов своих по городу жители скитались, подобно теням, по темным закоулкам. После того грабители возобновляли свои неистовства, в коих участвовали не только офицеры, но даже генералы. Несчастных жителей за малейшую просьбу об оставлении их по крайности в рубашках безжалостно предавали смерти. Шкапы, сундуки, столы, зеркала разбивали вдребезги; книги рвали и листы распускали по воздуху. Другие, не нашед никого в доме из жителей, осматривали все части оного и, нигде не увидев добычи, предавали здание огню.
Но сего еще недовольно: они в храмах Господних, в которые толпами вбегали с неистовством, рвали с престолов и жертвенников одеяния, расхищали ризницы, расхватывали чаши, кресты, кадила, украшения алтарей, оклады святых икон и другие утвари (ежели какие оставались невывезенными); за неподельчивость друг друга тут же убивали; или, разломав иконостасы, превращали святилища церквей в конюшни. Беспредельное милосердие Божие нигде столько не явило чудес долготерпения своего, как в сем случае: гром праведного и страшного прещения Его не поражал тогда беззаконных, ожидая еще покаяния: но за то отступившим вовсе от совести ужасная и мучительная смерть была потом возмездием за их злодеяния, как последствия откроют.
Маршал Франции Иоахим Мюрат
Каждый день крик бесчинствовавших тиранов и стон умиравших приводили всякого в ужас и содрогание. Женщины и дети были беззащитною жертвою неистовств и поруганий. Некоторые улицы покрыты были разгнившимися телами человеческими и конскими падалищами, кои, заражая воздух смрадом своим, дыхание отнимали. Река Москва, озера и колодцы завалены были ими совершенно, и загустевшая от них вода была смертоносною отравою. Дома (если какие остались от пламени неразрушенными) варвары разбивали бревнами и пушками, так что чрез месяц и 8 дней пребывания французов в Москве из 14000 зданий едва осталось 5000. Прочие все истреблены были пламенем, на месте коих остались одни развалины, покрытые пеплом и обгоревшими человеческими трупами.
Странность одеяния французского войска в Москве также заслуживает быть известною в истории. Из воинов Наполеона иной стоял на часах в священнических ризах с ружьем, в воинской треугольной шляпе с пером и босиком; другой в женском коротком салопе, подпоясавшись гусарским поясом, в мужицкой круглой рыжей шляпе, в панталонах и в лаптях; третий в рясе монашеской и гренадерской каске; тот в старинном русских бояр кафтане, в мужицкой новгородской шапке. И в одном башмаке, а в другом лапте; тот в лакейской ливрее; и всяк в том, что мог достать для прикрытия наготы своего тела.
В пищу от голоду французы употребляли в Москве лошадей, собак, кошек, ворон и даже мертвых людей и умерших своих собратий, ибо продовольствие совершенно у них исчезло.
Но да закроется от читателей наших сие страшное зрелище, которое представляла Москва, вмещавшая в себе хищных врагов нашего Отечества разных племен, покоренных дерзким и властолюбивым корсиканцем. Который мечтал, изготовив в оном узы рабства для России, давать посредством ее законы целому свету! Обратимся снова к князю Кутузову.
Глава III
Мудрый вождь российских сил нимало не колебался между сими ужасными событиями и несомненною надеждою восторжествовать над врагами своего отечества. Дальновидность и деятельность его как главного предводителя воинства рождали и в подчиненных ему отважность, предприимчивость и неустрашимость. От прозорливости Кутузова не могло скрыться ничто: он знал все то, что ни происходило в Москве во все время пребывания в оной французов. Один офицер, истинный сын отечества, который, будучи в сем деле, положил живот свой за Веру, за Царя, испросив позволение у фельдмаршала, переодевался, каждый почти день входил в Москву и выходил из оной, принося князю Кутузову всякий раз достоверное обо всем происходившем в Москве известие.
Таким образом, князь Кутузов, получая сведения о неистовствах злодеев, чрезвычайно сокрушался душою об участи древней российской столицы; но он, обозревая умственно и последствия великого своего предначертания, утешал себя мыслию, что он успеет все их злодейства низринуть на собственную их голову, что если не стены московские, то непременно пространные поля России соделаются для них ужаснейшим гробом.
Когда князь Кутузов с российскою армией выходил из Москвы на Коломенскую дорогу, тогда большее число из оставшихся жителей последовали за ними. Надменный Наполеон видел, что российский вождь оставляет столицу, но не мог предвидеть, что он ему готовит погибель в самых стенах оной.
Во всенародном извещении, которое по высочайшему повелению 14 сентября, о занятии неприятелем Москвы объявлено было в следующих незабвенных словах:
«С крайнею и сокрушающею сердце всех и каждого сына отечества печалию, сим извещается, что неприятель сентября 3 числа вступил в Москву. Но да не унывает от сего Великий народ Российский. Напротив, да поклянется всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твердости и несомненной надежды, что великое наносимое нам врагами зло и впредь обратятся напоследок на главу их. Неприятель занял Москву не от того, чтоб преодолел силы наши или бы ослабил их. Главнокомандующий, по совету с первенствующими генералами, нашел за полезное и нужное уступить на время необходимости, дабы с надежнейшими и лучшими потом способами превратить кратковременное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель. Сколь ни болезненно всякому русскому слышать, что Первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего, но она вмещает их в себе пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, вошед в нее, соделаться повелителем всего Российского Царства и предписать ему такой мир, какой заблагорассудит, но он обманется в надежде своей и не найдет в столице сей не только способов господствовать, ниже способов существовать. Собранные и от часу больше скопляющиеся силы наши окрест Москвы не престанут преграждать ему все пути и посылаемые от него для продовольствия отряды ежедневно истреблять, доколе не увидит он, что надежда его на поражение умов взятием Москвы была тщетная и что поневоле должен он будет отворять себе путь из ней силою оружия. Положение его есть следующее: он взошел в землю нашу с тремястами тысяч человек[38], из которых главная часть состоит из разных наций людей, служащих и повинующихся ему не от усердия, не для защиты своих отечеств, но от постыдного страха и робости. Половина сей разнонародной его армии истреблена, частью храбрыми нашими войсками, частью побегами, болезнями и голодною смертию. С остальными пришел он в Москву. Без сомнения смелое, или лучше сказать, дерзкое стремление его в самую грудь России и даже самую древнейшую столицу удовлетворяет его честолюбию и подает ему повод тщеславиться и величаться; но конец венчает дело. Не в ту страну зашел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войска и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих веры, свободы и мужества. Она с последнею в груди каплею крови станет защищать их. Всеобщее, повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует явно. Сколько крепко и непоколебимо Отечество наше ограждаемое бодрым духом верных его сынов. Итак да не унывает никто, и в такое ли время унывать можно, когда все состояния государственные дышат мужеством и твердостию? Когда неприятель с остатком отчасу более исчезающих войск своих, удаленный от земли своей, находится посреди многочисленного народа, окружен армиями нашими, из которых одна стоит против него, а другие три стараются пресекать ему возвратный путь и не допускать к нему никаких новых сил? Когда Испания не только свергла с себя иго его, но и угрожает ему впадением в его земли? Когда большая часть изнуренной и расхищенной от него Европы, служа поневоле ему, смотрит и ожидает с нетерпением минуты, в которую бы могла вырваться из-под власти его тяжкой и нестерпимой? Когда собственная земля его не видит конца проливаемой его для славолюбия своей и чужой крови? При столь бедственном состоянии всего рода человеческого не прославится ли тот народ, который перенеся все неизбежные с войною разорения, наконец терпеливостью и мужеством своим достигнет до того. Что не токмо приобретет сам себе прочное и ненарушимое спокойствие, но и другим державам доставит оное, и даже тем самым, которые против воли своей с ним воюют. Приятно и свойственно доброму народу за зло воздавать добром.
Боже Всемогущий! Обрати милосердные очи Твои на молящуюся Тебе с коленопреклонением Российскую Церковь. Даруй поборающему по правде верному народу Твоему бодрость духа и терпение. Сими да восторжествует он над врагом своим, да преодолеет его и, спасая себя, спасет свободу и независимость Царей и Царств».
Князь Кутузов необыкновенным, одному чрезвычайному воинскому гению свойственным движением своим сделал важнейшие предприятия: во-первых, остановил неприятеля, затруднив его сообщение с границею, во-вторых, прикрыл от него плодоносные губернии России; в-третьих, обеспечил продовольствие своей армии и открыл ей способы усилиться. Таким образом, план военных действий сего величайшего наших времен полководца обнаружился, поелику нельзя было сражаться с французами спереди без значительной потери; то Кутузов деятельным своим бездействием, победительною своею медленностью поворотя их к себе тылом, удобно наносил им удары.
Князь Кутузов, предписав, чтобы пикеты расставлены были по дорогам Санкт-Петербургской, Дмитровской, Ярославской и Владимирской, между тем не преставал продолжать движение свое около Москвы таким образом, что в течение двух почти недель неприятель не мог открыть, где находится российская армия.
Сие происходило следующими маневрированиями:
Кутузов, сделав два марша по Коломенской дороге для произведения в действие намерения своего, склониться ближе на дорогу коммуникаций неприятельской армии, оставя арьергард свой на реке Похре в позиции у Калакова; форсированным же маршем сделал князь Кутузов фланговый к Подольску и 6 сентября находился с армией в сем городе.
Сентября 5 генерал Тормасов соединился с армией адмирала Чичагова, шедшею из Молдавии, – отрядами сей армии одержаны разные победы 8 сентября.
Французский гусар
В ночи с 5 на 6 сентября арьергард Кутузова скрытным маршем последовал сею же фланговою дорогою за армией, оставя часть казаков для фальшивого их движения на Коломну с тем, что будто бы и армия сделала туда свое отступление.
Сие фальшивое движение нашей армии происходило так успешно, что неприятель последовал частями за казаками и тем подал Кутузову ту удобность, что 7-го числа армия его, сделав фланговый же марш восемнадцать верст на Калужскую дорогу и послав сильную партию на Можайскую, чрезвычайно озаботила тыл неприятельский.
Если бы неприятель в сих обстоятельствах мог дать русским сражение, то Кутузов, избрав выгодное местоположение, без сомнения, и тут увенчался бы лаврами побед, как на равнинах Бородинских.
Таким образом, Кутузов, маневрируя по старой Калужской дороге и положением армии своей прикрывая Тулу, Калугу, Орел, удачно совершил предначертанное им движение и занял село, называемое Красная Похра сентября 11.
Здесь генерал-фельдмаршал князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов имел счастие получить именной высочайший Его Императорского Величества рескрипт о пожаловании его в сие достоинство, также фельдмаршальский жезл и сто тысяч рублей денег.
Когда Кутузов, вышед из Москвы и не давая французам тотчас сражения, то многие великие полководцы отечественные и иностранные опасались, чтобы таковая медленность российского главнокомандующего не была гибельною для России, но находившийся в главной квартире нашей армии английский генерал Вильсон утверждал, что умнее и искуснее нельзя сделать распоряжений, каковы Кутузова. Он написал к Лондонскому Двору в рассуждении сего следующее: «Армия российская находится в самом лучшем состоянии; от распоряжений полководца ее надлежит ожидать несомненных успехов; Москва, оставленная им по общему с генералами согласию, никак не решит успеха военных действий французов».
Так в скором времени стали мыслить все, понимающие воинское искусство и соображение с обстоятельствами.
Кутузов продолжал приводить в исполнение великий план, им предначертанный, делая фланговое движение с своею армией по переправе чрез Москву-реку; для скрытности сего направления, вводил неприятеля на всяком своем марше в недоумение, направляясь сам к известному пункту и маскируясь фальшивыми движениями легких войск, делал он демонстрации то к Коломне, то к Серпухову, за коими и неприятель большими партиями следовал. Арьергард российской армии 11 сентября перешед реку Похру, следовал потом параллельно от армии к Москве в десяти верстах, и с самого поворота от Коломенской дороги не был тревожим неприятелем, который, потеряв из виду нашу армию и оставаясь в крайнем недоумении, посылал сильные отряды на разные пункты для открытия оной.
Между тем Кутузов, став на вышепомянутой Калужской дороге и приближаясь к тылу неприятельскому у стороны города Можайска для действия на оный, разослал для разъездов сильные отряды: первый, состоящий из части казаков и Мариупольских гусар под командою генерал-майора Иловайского 11-й к селению Знаменску; второй под командою генерал-майора Дорохова по Боровской дороге; третий под начальством [под]полковника Давыдова между Гжатском и Можайском для преграждения неприятельских коммуникаций. Барону же Винценгероде предписал князь Кутузов состоять на Тверской дороге и иметь отряд и по Ярославской и Владимирской и вместе с действием большой армии на Можайскую дорогу действовать и ему на оную. Сентября 7 вследствие сего генерал-майор Иловайский 11-й атаковал четыре неприятельских конных полка, разбивши совершенно взял в плен 200 человек с 1 полковником, 16 офицерами, 40 унтер-офицерами и много положил их на месте. Сентября 10 генерал Дорохов, прибыв в селение Шарапово, узнал, что по Боровской дороге идет много неприятельских обозов. Отрядив в село Перхушкино для разведывания партию, состоящую из 40 человек казаков под командою сотника Юдина, открыл чрез сего офицера неприятельский обоз с большим прикрытием и для того послал еще две сотни казаков и два эскадрона лейб-драгун. Но храбрый Юдин не дождавшись еще подкрепления, ударил пред рассветом на деревню, переколол довольное количество неприятеля и взял в плен 2 капитанов, 5 офицеров и 92 человека нижних чинов, и когда некоторые к защищению своему разбежались по сараям, то он зажег оные и поднял на воздух 36 фур артиллерийских со снарядами. Сверх сего сентября 10 полковник Сивере, сделав нападение два раза на неприятельские команды, множество переколол, взял в плен более 200 рядовых, 6 офицеров, адъютанта маршала Нея и 1 квартермистра, и сжег также более двадцати фур со снарядами.
Подполковник Давыдов, действуя сходственно с предписанием князя Кутузова, достиг успешно до Можайска и, став между оным и Гжатском, пресек неприятельские коммуникации. А генерал-адъютант барон Винценгероде, заняв вверенною командованию его армией все те дороги, которые предписал ему князь Кутузов, совершенно обеспечил не токмо те дороги, но и Санкт-Петербургский тракт и, разослав в разные стороны довольно значительные разъезды, истребил чрезвычайное множество неприятелей.
Князь Голенищев-Кутузов, предположив действовать между Москвою и Смоленском наступательно, вместе с тем положился в уме своем вести войну партизанскую, которой, по его усмотрению, ничего не было пагубнее для такого неприятеля, каков Наполеон[39]. Почему, находясь еще в Подольске, от Москвы к Югу в 32 верстах, разослал он в разные стороны партии, дабы они тревожили и истребляли французские отряды. Будучи в Красной Похре, Кутузов умел возбудить в крестьянах столь сильное и единодушное рвение к защите веры и отечества, что еще до выступления его из селения сего явилось к нему более десяти тысяч крестьян, готовых сразиться по его повелению. Когда Кутузов выступил из села Красной Похры и подвигался с главною армией к деревне Богородицкой, 18 сентября подполковник Давыдов, близ города Вязьмы, напав на французский отряд, прикрывавший транспорт артиллерийских снарядов, разбил оный совершенно, положил на месте 250 человек и взял в плен 2 офицеров и 146 рядовых, великое количество фуража, провианта и 10 фур со снарядами. Он же в другой раз положил на месте 100 человек, в плен взял 125 и 1 фуру с артиллерийскими снарядами.
На пути к деревне Богородицкой Кутузов получил перехваченную генерал-майором Дороховым у неприятеля почту 11 сентября в двух запечатанных ящиках и третий ящик с ограбленными церковными вещами, а вскоре затем взяты и представлены к главнокомандующему два французских курьера с весьма важными депешами.
Около сего времени генерал-фельдмаршал известился, что армии генерала Тормасова и адмирала Чичагова, по соединении, перешли реку Стырь и сделали движение на австрийские войска под предводительством князя Шварценберга и заставили их на всех пунктах ретироваться к стороне Бреста-Литовского. Вместе с сим к Кутузову присланы были от генерала Тормасова три штандарта австрийского легкоконного полка Орелли, взятые у неприятеля поручиком Буксгевденом.
Сентября 19 дня князь Кутузов с армиею своею прибыл в деревню Богородицкую. Во все время движения сего, продолжавшегося около десяти дней, ежедневно происходили на форпостах небольшие сшибки, и русские везде торжествовали над французами, так что у неприятеля в течение сих дней взято нами в плен более пяти тысяч человек нижних чинов с большим числом штаб– и обер-офицеров и начальник генерального штаба короля неаполитанского генерал Ферье.
Находясь в деревне Богородицкой, Кутузов разослал в разные места множество партизан, для истребления французских фуражиров и мародеров. Вследствие чего генералы Милорадович, Дорохов, Корф, князь Кудашев, князь Вадбольский, полковник Ефремов и Балабин и другие одерживали всегда победы, брали великое множество пленных и обозов.
Князь Кутузов, дав отдых армии, продолжал снова движение свое к селу Тарутину.
Сентября 22 числа появился из лесу неприятельский авангард неподалеку от села Спасского и начал свои движения на наш авангард, командуемый генералом Милорадовичем. Сей неустрашимый генерал, предупреждая неприятеля, атаковал его стремительно. Неприятель был отражен поставленными близ села Спасского нашими 14-ю орудиями. Выходившие из леса неприятельские колонны были совершенно опрокинуты; сбита неприятельская батарея, на коей подбито три орудия и взорвано четыре ящика. Во время отступления сей батареи была она сильно преследуема нашими ядрами. Артиллерия наша столь удачно действовала, что неприятельская кавалерия принуждена была скрыться в лес.
При сем деле много у неприятеля побито и взято в плен 10 офицеров и более 150 нижних чинов. Четыре французских кавалерийских полка весьма много здесь потерпели; ту же участь имели виртембергские и прусские гусары и польские уланы.
Таким образом, Кутузов, действуя, привел всю французскую армию в то положение, что пропитание у нее совсем почти прекратилось; в самой Москве терпели французы чрезвычайный голод и во всем крайний недостаток, и между тем положение их делалось час от часу ужаснее: генерал-адъютант барон Винценгероде, находясь с корпусом своим на Тверской дороге, к северу от Москвы, как по сей так равно и по западной стороне сей столицы, партиями своими истреблял ежедневно по 50, по 100 и по 150 человек французов. Другие генералы между Москвою и Смоленском, также в Калужской, Могилевской, Витебской, Минской, Гродненской, Лифляндской и Курляндской губерниях действовали с таким же успехом.
Сентября 18 генерал Эссен вытеснил французов из Митавы, взял в плен 240 человек и 4 пушки; после того много раз были французы поражаемы российскими войсками около Риги и в других местах Лифляндии и Курляндии, командующими генералами Левизом, Вельяминовым и другими.
Генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов прибыл 22 сентября с армией своею в село Тарутино. В сем-то месте знаменитый полководец нашел точку предположенного отступления, в котором армия российская пришла не только в равновесие с неприятельскою, но и получила над нею важный перевес. Кутузов, усмотрев столь желаемые успехи своих партизан, начал с сего времени вести журнал военных действий, которые его светлость вел во все продолжение войны и в котором все касающееся до действий армии описано подробно. Журнал сей, равно и донесения корпусных генералов к фельдмаршалу князю Кутузову, заключают в себе множество побед над неприятелем, одержанных разными российскими отрядами и малыми партиями, истребившими французов более, нежели известные славные сражения.
Здесь явился посланный французами из Москвы для шпионства московский купец Жданов, который, подобно Минину, оставя дом, жену и детей и сохраняя верность к Вере, Государю и Отечеству своему, предстал к генералу Милорадовичу, которым был препровожден к светлейшему князю Кутузову.
Почитаем не излишним описать сей великий и незабвенный пример любви к Отечеству.
Московской 3-й гильдии купец Петр Жданов, будучи обременен семейством, оставался в Москве во время вступления в оную французов, препоручая себя милости Божией. Французы несколько раз грабили дом, в котором он жил с женою своею и двумя малолетними дочерями, из коих одной было восемь, а другой семь лет; наконец обобрав оный совершенно, зажгли, бросив в сенях трубку, начиненную порохом. Несчастные сначала ушли в сад и спрятались там между густыми малиновыми кустами; потом, выбравшись за заставу, переходили со многими другими, равномерно укрывавшимися от буйства и насилия злобных разбойников, предающих все огню и мечу, из места в место и провели целый день и ночь, скрываясь в солодовенных овинах, подвалах и погребах. Лишь только Жданов вышел на рассвете из такового убежища, с ним встретились неприятели, схватили его, привели во внутренность горящего города и принудили показывать богатейшие дома. Он притворился больным; они били, топтали, таскали его; от чего он, потеряв множество крови, упал в обморок. Опомнившись уже к вечеру и не видя неприятелей, побрел на то место, где оставил жену и детей своих; но не нашел ничего, кроме дымящих развалин и взметаемого ветром пепла. Тогда, почитая их погибшими, решился он в отчаянии своем оставить город. И прошед уже село Алексеевское, был захвачен неприятельским отрядом, взят и возвращен в Москву. Считая мечтою увидеться с женою и детьми своими, он не знал совершенно, что ему делать в городе, и потому, лишь только услышал, что желающие выйти могут получить билеты для пропуска на заставах и постах от живущего на Девичьем поле в доме госпожи Нарышкиной князя Экмюльского (Даву), и что ныне раздаются знающим по-русски бароном Иваном Самсоновым. Он пошел в сей дом и нашел там в самом деле толпу народа. Барон Самсонов вышел к народу и сказал: «Кто имеет жену и детей, того отпущу и билет дам вольный». Все молчали; всякой боялся сказать, что он имеет жену; но Жданов, полагаясь на промыслительную десницу Божию, решился объявить, что у него есть жена и дети. Барон взял его за руку и, введши в особенную комнату весьма богато убранную, начал спрашивать его тихо и ласково: кто он таков? Давно ли он живет в Москве? Природный ли русский? Россиянка ли жена? Давно ли женат? Сколько имеет детей и доволен ли своим состоянием? Жданов отвечает, что он купец, живет в Москве давно, природный россиянин, жена тоже, женат давно, имеет двоих детей, но не знает, где они и живы ли; и что доселе был доволен всем. Таковая откровенность понравилась барону, он подвел его к образу Спасителя и, уверяя, что вся Россия безвозвратно принадлежит Наполеону и что его счастие зависит единственно от него, сказал: «Крестись, что ты исполнишь в точности все порученное тебе мною, и знай, что исполняя оное, ты осчастливишь и себя и семейство и потомство свое». Жданов на все сии слова показывал вид согласия, располагая в душе своей воспользоваться слепою доверенностью, услужить хотя малым чем любезному Отечеству. Наконец барон сказал ему таинственным и дружелюбным видом: «Сходи в главную русскую армию до Калуги и разведай нужное для нас, а что именно, о том дадим тебе письменное наставление выучить наизусть». Такое предложение удивило Жданова; он начал отговариваться; но видя, что отговорки его были гораздо слабее убеждения, а притом, боясь раздражить барона, решился принять предложение. Самсонов обещал ему за сие дом каменный, какой угодно будет выбрать в целой Москве, а притом тысячу червонных, которые оценил в 12000 рублей по нашему курсу; что он впредь почтит его другими препоручениями; что жена и дети его будут найдены, успокоены и осчастливлены до его возвращения. Потом ввел он Жданова к самому князю Экмюльскому, который сидел тогда за столом с бумагами, украшенный звездами и орденами. По представлении бароном Жданова, князь, подняв голову поглядел на сего последнего, не говоря ни слова. Жданов поклонился. И находясь неподвижно на своем месте, был глухим слушателем разговора князя с бароном, пока наконец сей оборотился к нему и сказал: «Поди же старик!» Жданов униженно князя просил не оставить семейства его, почему князь, приложа руку к груди с уклонкою головы, дал ему почувствовать, что будет иметь попечение о всем до него касающимся. Жданов вышел, а чрез несколько минут последовал за ним и барон и подал ему бумагу, говоря, что в ней означено все, что ему должно сделать, и прося выучить оную наизусть ночью и поутру к нему явиться; но чтоб отнюдь никому о том не сказывал, даже и секретарю, при нем находящемуся, который знал несколько по-русски. Потом барон спросил его, где он живет, дал ему провожатого француза, который привел его на квартиру за Краснохолмский мост. Там Жданов нашел одни обгорелые остатки дома, переходил из одного сарая в другой и наконец, опустясь в погреб, нашел жену и детей своих в порожних кадках дрожащими, бледными, полумертвыми. Надлежало выполнить два обязательства: успокоить жену и детей и выучить данные ему статьи, кои были следующие:
1. Идти в Калугу (было прибавлено «в Тулу, а из Тулы в Москву», но после отложено).
2. Рассмотреть и расспросить, сколько русской армии?
3. Кто начальники армии?
4. Кто начальники дивизий?
5. Куда идет армия?
6. Укомплектованы ли полки после Бородинского сражения?
7. Подходят ли вновь войска?
8. Что говорит народ о мире?
9. Разглашать, что в Москве весь хлеб цел остался и не сгорел.
10. Распустить слух, что зимовать хотим в Москве.
11. Если же российская армия идет на Смоленскую дорогу, то, не доходя до Калуги, возвратиться в Москву как можно скорее.
12. Возвратясь же ни в чем не лгать, лишнего ничего не прибавлять, но что видел и слышал, о том только и говорить.
13. Сие предписание под великим опасением никому не открывать, куда и зачем идешь.
14. Возвращаясь назад на первом французском посту объявить о себе, с тем, чтоб доставили к князю Экмюльскому.
15. Если возвратится с успехом, в награду за сие дано будет 1000 червонных, что стоит по курсу 12 000 руб. Сверх сего дом каменный в Москве, какой угодно будет взять.
Конногвардейцы
Жданов отвел семейство свое в один из уцелевших от разорения домов, выучил ночью данный ему урок и на другой день, явившись к барону, пересказал оный: между тем как провожавший его француз рассказал подробно о состоянии несчастного семейства. По сему самому барон дал пару лошадей и велел перевести жену и детей его в дом госпожи Гагариной. 14-го числа сентября Жданов опять был представлен барону и повторил пред ним сделанное ему наставление. Это ему понравилось, и в три часа пополудни барон отправил его в сопровождении трех солдат за город, давши потребное число денег, нужное для пропитания. Французы провели его под вечер к своим передовым постам и, указав на светящиеся впереди огни, сказали: «Там русские!», – а сами пошли назад. Жданов, очутившись на свободе, не мог не вспомнить о жене и детях своих, кои в случае его измены должны были неминуемо подпасть всей лютости свирепых варваров; но питаясь мыслию быть полезным и встретившись с казаками, он просил их представить его генералу Милорадовичу. Они взяли его с собою и чрез несколько часов привели в русский стан, где он, явясь помянутому генералу, открыл ему, как вышел из Москвы и что препоручили ему неприятели. Генерал подал ему руку и хотел его поцеловать. Жданов уклонился, но генерал сказал ему: «Друг мой, здесь мы все равны». После сего был он представлен фельдмаршалу, который препоручил дежурному генералу Коновницыну сделать касательно его нужные препоручения. По уважению благородного поступка купца Жданова, он был отправлен в Санкт-Петербург к Государю Императору, и за усердие и любовь свою к отечеству был высочайше награжден золотою медалью на алой ленте для ношения на шее. В скором времени известился Жданов, что семейство его находится в здравом состоянии: злодеи, заботящиеся напоследок токмо о собственном своем спасении, вероятно, забыли о сем дорогом залоге. За Богом молитва, а за царем служба не пропадет![40]
Около сего времени князь Кутузов писал письмо к действительному тайному советнику Трощинскому, который имел тогда пребывание свое в поместьях своих Полтавской губернии. Письмо сие преисполнено было чувствований глубокой горести и печали, которые стесняли сердце князя Кутузова, сетовавшего об участи древней великолепной русской столицы.
После мудрых расположений князя Кутузова, следствие коих было освобождение Москвы, Трощинский в ответе своем на письмо фельдмаршала изъяснил между прочим следующее.
«Горестно, жалеете вы, что не могли отстоять первопрестольного града нашего. Конечно, несказанно жаль, но кто может бороться против Судьбы? И можно ли было предположить, чтобы враг, не пощадивший толико столиц, готовился хладнокровно излить на Москву всю свою ярость? Таков был ей назначен неминуемый и неотвратимый рок! Пожарский не мог защитить матери русских градов, но он изгнал из нее врага, слабейшего стократ того, который бежит теперь от лица вашего. Судьба сравнила Вас с сим великим мужем. Вы оба в памяти благодарного потомства останетесь избавителями Отечества.
Пала Москва; но, опершись о Вас, Россия устояла! Скоро могущею рукою поднимет она падшую столицу свою, покажет ее удивленному миру еще в большем величии и славе и удостоверит его тем, что богатство и силы наши неистощимы, ибо они существенно от изобилия земли нашей происходят, а не заимствуются променом за мечтательно драгоценный металл, при кучах которого многие миллионы людей с голода умирают.
Москва есть России загородный дом; было бы цело село да гумно, не долго пепелище покрывать будет господское подворье.
Повторяю: богаты наше Отечество и Государь; легко могут они поправить разорения, причиненные все истребляющим врагом, будем надеяться и успокоим тем горестное чувство».
Сколь приятно для русских читать подобные утешительные строки почтенных патриотов и мыслящих и исполняющих истину!
Сентября 24 дня князь Кутузов, остановясь с главною квартирою в деревне Леташевке, от Москвы к югу около 80 верст, расположил армию свою в укрепленном лагере между селом Тарутином и деревнею Леташевкою, на правом берегу реки Нары, по дороге, лежащей из Москвы в город Калугу. При сей выгодной позиции нашел он нужным оставаться дотоле пока не привел неприятеля в совершенное бессилие.
Между тем как партизаны наши продолжали столь успешные свои действия, в то время князь Кутузов из села Тарутина предписал генерал-майору Дорохову, отряженному им для действия к пространству между Гжатском и Можайском, первоначально иметь в виду истребление укреплений, сделанных неприятелем в городе Верее. Укрепления сии, выстроенные на крутой горе, имеющей пять сажен высоты, были кругом обнесены палисадом; но храбрый Дорохов, сообразуясь с предписанием генерал-фельдмаршала, решился взять их штурмом. 29 сентября, когда наши колонны приготовлены уже были для приступа, четыре верейских мещанина тотчас повели их на штурм с неописанным мужеством. Трудность сего предприятия не охладила в сердцах их любви к отечеству, и они первые бросились на крепостные валы. Вслед им пошли храбрые наши воины с такою невероятною быстротою, что чрез полчаса, несмотря на упорство неприятеля, ворвались на парапет и вскоре потом без одного выстрела все было в руках наших. После окончания приступа находившийся по городу неприятель тотчас был уничтожен.
Спустя несколько часов неприятель в трех батальонах и четырех эскадронах с несколькими пушками показался на Можайской дороге; но штурм был уже кончен и наши резервы в совершенном устройстве были уже готовы к отражению новых сил неприятельских. После малого сопротивления неприятель, узнав, что Верейский его отряд уничтожен, поспешно отступил и был с значащим уроном преследуем нашею легкою кавалерией.
Не упоминая о множестве убитых: Вестфальское знамя, пленных 250 человек, 14 штаб– и обер-офицеров, комендант и 500 ружей, кои разделены между крестьянами, суть трофеи, ознаменовавшие 29 сентября. Французский полковник, строивший укрепления, найден убитым. Печеный хлеб, для коего неприятель собирал муку в окрестных деревнях, роздан войскам, а мука крестьянам и обывателям. Солдаты получили хорошую денежную добычу. Палисады и укрепления срыты.
Урон с нашей стороны не превосходит 30 человек убитыми. Один из колонновожатых мещанин ранен.
Генерал-фельдмаршал князь Кутузов всех четырех верейских мещан за столь сильную их любовь к отечеству наградил знаками отличия военного ордена.
Российская армия, пребывая в укрепленном лагере при Тарутине в совершенном спокойствии, получала от того новые силы. Полки укомплектовывались прибывавшими из разных губерний войсками, сформированными генералом от инфантерии князем Лобановым-Ростовским; в лагере производилось ученье рекрут, горевших рвением сразиться с неприятелем. Лошади российской кавалерии, получая в довольном количестве фураж и стоя на здоровом водопое, приметным образом поправлялись. Продовольствие было устроено таким образом, что российская армия не терпела ни малейшей нужды. Большие дороги, ведущие к оной, покрыты были транспортами, шедшими из самых хлебородных губерний, близ коих армия была расположена. Ежедневно прибывали в армию выздоровевшие офицеры и солдаты. Больные и раненые на поле чести, находясь среди России, между родных своих и сограждан, получали всякие пособия, каких только от матерей и жен, от братьев и детей ожидать можно.
Напротив сего Наполеоновы силы, будучи в расстройстве и теснимы со всех сторон нашими партизанами, приходили день ото дня в большее бессилие.
Стоя в обширном кругу на Тверской, Владимирской, Рязанской и Калужской дорогах, вокруг горящей Москвы, как вкруг пламенного средоточия, находились они, как бы в безлюдной степи. Ежедневно тысячи солдат стекались из лагеря в город на грабеж, и многие тысячи других рассеивались по окрестной стороне для добывания хлеба и фуража. В лесах и посреди болот скрывались толпы вооруженных крестьян, которые убивали ежедневно по несколько сот сих бродяг; избегавшие крестьян попадались в руки казаков. Удалением от пределов своих, а более пресечением их сообщений, лишены они были всех пособий. Продовольствие их час от часу делалось затруднительнее, так что в армии их употребляли уже в пищу падалище и собственных своих собратий. Наиболее претерпевали лошади их артиллерии и вся конница. Большая часть сей последней погибла на сражениях, особливо в знаменитый по успехам российского оружия день 26 августа, а остальные кавалерийские их полки терпели в фураже величайший недостаток, ибо армия их окружена была со всех сторон российскими партиями, отрезывавшими ей всякое сообщение.
Пожар 1812 года в Москве. Гравюра. 1882 г.
Они столько стеснены были в доставлении себе фуража, что фуражиры их не иначе отправлялись, как под весьма сильными прикрытиями, которые, однако же, всегда преодолеваемы были российскими партиями. Сильные российские отряды находились на Можайской, Санкт-Петербургской, Коломенской и Серпуховской дорогах. И редко проходил день, в который бы не привели к главнокомандующему князю Голенищеву-Кутузову 300 человек и более пленных. А как при всякой стычке обыкновенно число убитых превосходит число пленных, то из сего заключить можно, сколько каждый день погибало людей Наполеоновой армии в России.
Самые крестьяне из прилежавших к театру войны деревень наносили неприятелю величайший вред. И особенно отличились примерною храбростью крестьяне Боровского уезда Калужской губернии. Россияне во все времена от всех народов отличались любовью и привязанностью к престолу своих государей, но в бонапартовскую войну, когда соотечественный прозорливый вождь именем своего монарха взывал к ним, все стремились с неописанною ревностью на истребление врагов своих, нарушивших спокойствие их отечества.
Случалось, что несколько соседних селений ставили часовых на возвышенных местах и колокольнях, дабы они, увидев неприятеля издалека, били в набат. При сем знаке крестьяне собирались, нападали на неприятелей своих с отчаянием и не сходили с места битвы до тех пор, пока не одерживали конечной победы. Они убивали неприятелей во множестве, а взятых в плен доставляли к армии. Ежедневно приходили они в главную квартиру и просили убедительно огнестрельного оружия и патронов для защищения себя от врагов.
Фельдмаршал князь Кутузов столько сему радовался, что сам разговаривал с ними лично, называя их почтенными и истинными сынами России. Он велел немедленно удовлетворять просьбы их, по мере возможности, и снабжать их ружьями, пистолетами и порохом. Ободренные сим крестьяне во многих селениях соединялись под присягою для общего своего спасения с тем, что положено было наказание на случай, если бы кто из них оказался трусом или выдал друг друга. Так десница Вышнего, поборствующая правым и наказующая виновных, являла гнев свой на врагов нашего Отечества!
В такой точно силе генерал-фельдмаршал князь Кутузов, находясь в деревне Леташевке, издавал для армии своей известия и, получив здесь 30 сентября сведение, что испанцы и англичане, разбив французов, заняли столичный испанский город Мадрид, его светлость присовокупил: «Итак враги наши везде поражены; они погибают и в отдаленных странах Европы в то время, когда вторгшись в пределы России, найдут, может быть, гробы свои в недрах Отечества нашего».
Глава IV
Итак, мудрый вождь россиян, генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, находясь с армией своею в столь выгодных Тарутинских укреплениях, привел французскую армию в совершенное изнеможение, отделяя от войск своих от времени до времени значащие партии, которым предписывал он иметь в виду не токмо истребление неприятельских мародеров и фуражиров, но и наносить ему силою своею сколь можно чувствительнейший вред.
Начальствовали сими партиями, кроме генерала Дорохова, полковника князя Вадбольского, полковника князя Кудашева и подполковника Давыдова, были: артиллерии штабс-капитан Фигнер, гвардии капитан Сеславин, гвардии поручик Фонвизин и другие.
Полковник князь Вадбольский действовал по дороге Верейской и истреблял фуражиров и мародеров. Полковник князь Кудашев по Серпуховской и Калужской дорогам разбивал целые неприятельские партии. Подполковник Давыдов по дороге между Семлевой и Вязьмою; штабс-капитан Фигнер в окрестностях Москвы; капитан Сеславин тревожил неприятеля в окрестностях села Богородска; а поручик Фонвизин истреблял французов вместе с крестьянами по дороге Боровской; другие же партизаны с равным успехом действовали в разных других местах.
Таким образом, искуснейший и опытнейший полководец российских сил, генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов привел в совершенное исполнение великий свой план в рассуждении неприятелей. Наполеон увидел наконец, что армия его приметно уменьшается; военный дух и дисциплина заменяются в ней алчностью к грабежу и неповиновением; известия, получаемые им от маршалов Удино, Виктора и Макдональда, совсем его ожиданиям не соответствовали; другие важные сведения, весьма нужные к соображению генерального плана, вовсе не доходили, быв перехвачены российскими летучими отрядами и партизанами. Важные диверсии с тыла российской армии, для которой назначены были прусские, баварские, саксонские и польские войска, уничтожены были деятельностью и храбростью корпуса, командуемого бессмертным графом Витгенштейном и соединившеюся Дунайскою армией 5 сентября с армией генерала Тормасова. Возмущение и заговор, произведенные в Париже генералом Маллетом, сделались Наполеону известными; негодование и ропот во французской армии были уже всеобщими.
Тщетно Наполеон питал себя надеждою вскорости получить из Санкт-Петербурга мирные предложения; великий российский Самодержец был непоколебим и приводил в движение все врученные ему Небом великие средства к гибели своего врага: все сие принудило надменного корсиканца уступить необходимости и просить о перемирии.
Итак, Наполеон Бонапарт отправил в российский лагерь генерала Лористона с письмом к главнокомандующему князю Кутузову, заключающим при множестве учтивостей предложения о перемирии.
Князь Кутузов находился в сие время в главной своей квартире в Леташевке и был столько покоен духом, что, казалось, предвидя счастливый успех в своих предначертаниях, ни о чем уже более не думал. Он принял Лористона посреди всех своих генералов.
Разговор между князем Кутузовым и генералом Лористоном был следующий.
После некоторых обыкновенных приветствий со стороны Лористона князь Кутузов спросил его: «Здоров ли ваш император?» – Лористон, дав на сие ответ, хотел говорить о деле, но Кутузов прервал: «Я думаю, что он в Москве у нас живет очень весело?» – «Да, – отвечал Лористон, – он поручил мне…». Кутузов снова прервал: «Часто ли Наполеон бывает в театре?»[41] – «Иногда», – сказал Лористон, и снова хотел говорить о деле. Но Кутузов подхватил: «Напрасно! Я на его месте бывал бы по два раза в день», – Лористон намерен был приступить к делу, но Кутузов продолжал: «О! В Москве есть прекрасные французские актеры». Лористон, опасаясь навлечь на себя гнев Наполеона чрез промедление положенного ему времени, стал говорить решительнее: «Ваша светлость, позвольте…». Но Кутузов снова прервал его речь, говоря: «Да, из них (актеров) есть много из знатных французских фамилий». Наконец князь Кутузов позволил ему объявить причину своего приезда.
Лористон объявил, что прислан к князю Кутузову с просьбой о заключении перемирия и о доставлении Императору Всероссийскому письма от Наполеона с предложениями о мире для прекращения ужасного кровопролития, причиненного отчаянием и варварством.
Князь Кутузов отвечал, что он не имеет власти принимать предложения о мире или перемирии и отнюдь не примет письма на имя Его Императорского Величества; причем объявил, что русские имеют весьма много выгод, которых не хотят утратить бесполезным для них перемирием.
Лористон заметил, что война должна когда-нибудь кончиться, ибо не может всегда продолжаться, особливо с таковою жестокостью, как ведут ее ныне.
Князь Кутузов возразил, что революционные французы ввели варварство в войны и что сам Бонапарт довел оное до высочайшей степени; что она в самом деле не может быть вечною; но что о мире станут говорить не прежде, как по отступлении французов за Вислу; что война причинена не Россией, ибо Император Всероссийский, напав со всею своею силой на магазины и войска, находившиеся в Польше, мог бы уничтожить все приготовления Бонапарта на той стороне Вислы прежде довершения оных; но не хотел возмутить царствовавшего тогда спокойствия, не хотел быть начинателем войны и надеялся до конца, что сохранит мир; что Бонапарте вошел в Россию без объявления войны и опустошил большую часть Империи; что ему остается теперь как-нибудь выйти из Москвы, ибо он вошел в нее без приглашения; между тем как русские обязаны причинять ему всевозможный вред. В то время как он объявляет в Москве, что кампания окончена, русские полагают, что она только еще начинается, и что если он сомневается в том, то вскоре узнает то на опыте к своему вреду.
«Итак, – сказал Лористон, – если нет более надежды, то должно будет отправиться в поход. Но уходя, принуждены будем проливать кровь людей, ибо ваши армии сходятся со всех сторон».
«Повторяю, – промолвил князь Кутузов, – вы будете делать все возможное, чтобы отсюда выбраться, и мы приложим все старания, чтобы вам в этом воспрепятствовать. Впрочем, может быть, наступит время, когда нам можно будет сделать приготовления к вашему отъезду, если только в этом будет заключаться все дело».
Лористон жаловался потом на ярость и злобу, возбужденные в народе, для уничтожения всей надежды к примирению и на то, что французам приписывают сожжение и опустошение Москвы, между тем как жители оной были сами виновниками сего бедствия.
Князь Кутузов отвечал, что в первый раз слышит жалобы на усердие и приверженность к Отечеству целого народа, который сопротивляется напавшему на него врагу, возбудившему своим вторжением ярость и злобу, на которые он жалуется. «Что же касается до московского пожара, – сказал Кутузов, – я стар, опытен, пользуюсь доверенностию русского народа и потому знаю, что в каждый день, в каждый час происходит в Москве. Я сам приказал сжечь магазины, но по прибытии французов русские сами истребили только каретные ряды, которыми вы овладели и начали делить между собою кареты. Жители причинили очень мало пожаров. Вы разрушали столицу по своей методе: определяли для пожара дни и назначали части города, которые надлежало зажигать в известные часы. Я имею подробное известие обо всем. Доказательством, что не жители разрушили Москву, служит то, что разбивали пушками дома и другие здания, которые были слишком крепки, стреляя в них посреди огня[42]. Будьте уверены, что мы постараемся вам заплатить».
После сего Лористон представлял, что последствия еще никому не известны и что лучше бы было все несогласия между двумя равно великими народами окончить решительным миром.
Князь Кутузов, соскуча предложениями сими, произнес с гневом: «Как? Мне предлагать мир? И кто? Тот, который попирает священные права народные? Нет! Не будет сего. Пока в России есть русские! Я докажу противное тому, что враги моего Отечества предполагают. Согласиться на мир? И кому? Русским? И где? В России? Нет, никогда сего не будет! Уверяю всех торжественно: двадцать лет в пределах моего Отечества могу вести войны с целым светом и наконец заставлю всех мыслить о России так, какова она есть существенно».
Французский драгун
Лористон, конечно, не был доволен таковым приемом, где более тридцати человек были свидетелями, с одной стороны, высокого ума и достоинства российского фельдмаршала, а с другой, низости и презренности Наполеонова посланника. Он должен был возвратиться и уведомить о всем происходившем между им и князем Кутузовым. Лористон со всем пронырством и хитростию не мог успеть в сем посольстве. Светлейший князь Кутузов знал, что таковые миролюбивые предложения происходили не от желания престать проливать кровь человеческую, но от слабости и худого положения Наполеоновой армии. Князь Кутузов хотел доказать чрез сие безумному корсиканцу, что потеря Москвы не есть еще потеря всего государства.
Едва Лористон отправился из главной квартиры в Москву обратно, тотчас все русские генералы, бывшие свидетелями при разговоре, изъявили князю Кутузову горячайшую свою и чувствительнейшую благодарность за прием, какой он сделал генералу Лористону. Они изъяснялись пред ним в самых трогательных выражениях: «Ваша светлость! – говорили они ему, – это прекрасно, несравненно, божественно!» Герой, украшенный сединами, обожаемый своими воинами, восхищался чувствами их признательности. Он весь сей день провел вместе со своими генералами, как отец в недрах своего семейства, в величайшей радости.
Многие из генералов говорили при сем случае свои мнения: что предпримет Наполеон. Одни полагали, что он будет зимовать в Москве, а другие утверждали, что он, оставив ее, пойдет далее по Санкт-Петербургской дороге. Но Кутузов сказал: «Нет! Оставив Москву, будет стараться он пройти в хлебородные наши губернии, и в особенности в Малороссию; и потому надобно нам усугубить все меры для преграждения неприятелю пути, ведущего к сим областям России, и дать некоторым отрядам нашим нужные для сего направления».
Почему Кутузов тотчас отрядил генерала Милорадовича для распоряжения действий между Москвою и Смоленском. Сей отважный, неустрашимый, мужественный генерал, исполняя данные ему повеления и приводя в движение вверенные ему войска, встретился с королем неаполитанским Мюратом на передовых постах российской и французской армии и имел с ним следующий разговор:
(после некоторых обыкновенных приветствий)
Король: Генерал! Известны ли вам поступки ваших казаков? Они стреляют по фуражирам, которых я посылаю в разные стороны; даже крестьяне ваши, вспомоществуемые ими, убивают наших отделенных гусаров.
Милорадович: Я очень рад, что казаки в точности исполняют данные им приказания; также приятно слышать из уст Вашего Величества, что крестьяне наши показывают себя достоянными имени русских.
Кор.: Но это противно принятым повсюду обыкновениям, и если это продолжится, то я принужден буду посылать колонны для прикрытия фуражиров.
Мил.: Тем лучше, Ваше Величество, мои офицеры жалуются, что уже три недели они остаются в бездействии, они горят желанием брать пушки, знамена…
Кор.: Но к чему стараться раздражать друг против друга два народа, достойные во всех отношениях взаимного уважения?
Мил.: Я и офицеры мои, мы всегда готовы оказывать Вашему Величеству всевозможные знаки почтения; но фуражиров ваших всегда будут брать в плен, а рассылаемые вами для прикрытия их колонны всегда будут разбиваемы.
Кор.: (Прерывая с досадою речь) Генерал! Неприятелей не бьют словами, взгляните на карту, вы увидите завоеванные нами у вас провинции и то, куда мы зашли.
Мил.: Карл XII заходил еще далее: он был в Полтаве.
Кор.: Французские войска всегда были победоносны.
Мил.: Но мы сражались только при Бородине.
Кор.: Чрез эту победу мы овладели Москвою.
Мил.: Извините, Ваше Величество, Москва была оставлена.
Кор.: Как бы то ни было, но мы владеем вашею древнею и пространною столицею.
Мил.: Так, Ваше Величество. И эта мысль мучительна для всякого русского. Это величайшая жертва, принесенная Россией; но она уже начинает пользоваться выгодами, происходящими от сего пожертвования.
Кор.: Что вы хотите сказать?
Мил.: Мне известно, что Наполеон посылал генерала Лористона к нашему главнокомандующему для переговоров о мире; я знаю, что ваши войска принуждены довольствоваться в течение двух суток и более тем, что едва достаточно для прокормления их в одни сутки.
Кор.: Известия, вам доставленные, ложны…
Мил.: (продолжая) Я знаю, что король неаполитанский приехал к Милорадовичу просить пощады своим фуражирам и завести род переговоров для успокоения своих солдат…
Кор.: (с досадою) Посещение мое совершенно случайное, я хотел только открыть вам происходящие у вас злоупотребления. Неустройство есть великое несчастие для армии; оно ослабляет, истребляет ее…
Мил.: Но в таком случае Вашему Величеству надлежало бы оное поощрять. Прекрасное неустройство! Которым мы истребляем французских фуражиров.
Кор.: Вы ошибаетесь насчет нашего положения. Москва всем достаточно снабжена. Мы ожидаем бесчисленных подкреплений, которые к нам уже идут.
Мил.: (смеясь) Неужели, Ваше Величество думаете, что мы далее от наших подкреплений, нежели вы от ваших?
Кор.: Я должен еще жаловаться в рассуждении одного весьма важного обстоятельства. Генерал! Я отдаюсь на ваше правосудие, на вашу справедливость. Вы дважды стреляли по нашим парламентерам.
Мил.: Ваше Величество! Мы и слышать о них не хотим. Мы желаем сражаться, не переговоры вести. Итак, примите ваши меры.
Кор.: Как! Поэтому и я здесь не в безопасности?
Мил.: Ваше Величество, на многое отважитесь, если в другой раз захотите сюда прийти, но сего дня я предоставляю себе честь проводить вас до ваших форпостов. Гей! Лошадь!
Кор.: (пораженный сими словами) Я никогда не слыхивал о таком образе войны.
Мил.: Я думаю, что слыхали.
Кор.: Но где же?
Мил.: В Испании.
Король еще более поражен был сим неожиданным ответом. Он вдруг переменил разговор и спросил с учтивостью: «Где вы в первый раз вели войну в звании генерала?»
Мил.: Конечно еще памятен во Франции поход Суворова в Италию. Я имел честь много раз командовать авангардом генералиссимуса.
Король и Милорадович удалились, разговаривая о покойном князе Багратионе.
Возвращение в Москву Лористона было ожидаемо Наполеоном с мучительным нетерпением; привезенный ответ положил конец ослеплению его. Наполеон ясно тогда увидел, что всякое сближение с праведноополчившимся российским народом сделалось невозможным. Все французские военачальники почувствовали, что ежели Наполеон останется в Москве зимовать, то она будет вечным гробом для всей французской армии. Все вообще предвидели, что если он бросится на Тверь, и настанет глубокая осень и гололедица, то французы умрут с голоду и поставлены будут в невозможность действовать пушками, лишась всех лошадей своих. Все сие принудило Наполеона удариться на Калугу. Итак, он послал строжайшее приказание неаполитанскому королю соединить все свои силы и напасть на русских, а сам занялся изобретением адских способов к истреблению и разрушению до основания древней российской столицы.
Между тем, когда граждане города Калуги узнали, что неприятель имеет в виду у себя Калужскую дорогу, прислали в главную квартиру к князю Кутузову гражданина Муромцова, дабы испросить совет у мудрого полководца, что им надлежит предпринять в таких обстоятельствах.
Кутузов, приняв Муромцова весьма благосклонно, отпустил его в дом с ободрительным письмом на имя калужского градского главы Торубаева Меньшого.
Письмо сие было следующего содержания.
«Государь мой, Иван Викулыч!
Похвальное усердие ваше, сопряженное с предосторожностию, при настоящих обстоятельствах необходимою, поставило меня в приятный долг изъявить вам мою признательность. С тем вместе я прошу вас успокоить жителей города Калуги и уверить, что состояние армии нашей как было, так и есть в благонадежном положении. Силы наши не только сохранены, но и увеличены, и надежда на верное поражение врага нашего нас никогда не оставляла. Гражданин ваш господин Муромцов был очевидным свидетелем невыгод неприятеля, какие встречает он на каждом шагу, лишаясь сил своих. Недостаток в продовольствии и совершенная гибель предстоят ему неизбежно; и затем, лета мои и любовь к Отечеству дают мне право требовать вашей доверенности, силою коей уверяю вас, что город Калуга есть и будет в совершенной безопасности. Теплые ваши молитвы ко Всевышнему и храбрость войска нашего будут иметь следствием то удовольствие, какого я надеюсь и которое к общему обрадованию последует вслед за кампаниею, в непродолжительном времени прекратиться долженствующею. Имею честь быть, государь мой! Ваш усердный.
(подписал): князь Михаил Г. Кутузов
Село Тарутино. Сентября 22 дня»
Граждане города Калуги столько были ободрены сим бесценным для них письмом князя Кутузова, что совершенно положились на уверения его. Они немедленно отправили к нему двух гласных с изъявлением глубочайшего их почитания и искреннейшей благодарности, причем от имени гражданок препроводили корпии для раненых.
Присланные приняты были человеколюбиво и отпущены с письмом на имя градского главы следующего содержания.
«Государь мой, Иван Викулыч!
С сердечною признательностью, сопряженною с удовольствием, вижу я усердие ваше к любезнейшему Отечеству нашему и, присовокупляя теплые молитвы мои к вашим, прошу Всевышнего о ниспослании помощи нашему оружию на поражение и конечный удар коварному врагу, вступить на землю русскую дерзнувшему.
В настоящее время мы видим в изобилии к нам милость Божию: злодеи наши со всех сторон окружены; свободный выезд из стана партиями, от нас везде посланными, совершенно воспрещен; люди и лошади изнуряются голодом, и каждый день во всех местах убитыми и пленными теряют они до 500 человек, что подтвердить могут и граждане ваши господа гласные Елисеев и Лебедев. После чего вы видите, что молитвы наши услышаны и что Вышнего десница ниспосылает к нам благословение свое, которое при непрерывных восклицаниях наших к Царю Царей усилясь, доставит нам новое доказательство, сколь много Отечество наше Им хранимо и сколь мало неприятель найдет случая гордиться долговременною поверхностью над войсками Богом данного Всеавгустейшего монарха.
Прошу изъявить мое усердие обществу вашему и благодарность супругам за доставление корпии. Черта столь похвального усердия, по всем отношениям, достойна одних только их. С истинным уважением пребуду навсегда, Ваш усердный.
(подписал): князь Михаил Голенищев-Кутузов
Село Тарутино. Сентября 30 дня 1812»
Так беспримерный герой нашего века, генерал-фельдмаршал князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, подобно ангелу утешителю, ободрял калужских жителей, ожидавших себе такой же участи, в какую повержена была Москва, уверяя их, что варвары не могут прорваться в их пределы сквозь Российскую армию, оные защищающую. В чем уверял, то совершенно и исполнилось.
Мнение князя Кутузова скоро оправдано на самом деле. Октября 4 числа поутру получил он от одного из своих партизан донесение, что неприятель подвигается по Боровской дороге, направляясь в сторону к Калуге.
Кутузов тотчас объявил своим генералам о неприятельском на себя движении и решился предупредить оное с своей стороны.
Почему узнав чрез партизан своих, что корпус армии под начальством короля неаполитанского, в пятидесяти тысячах состоящий, от прочих французских войск был в довольном расстоянии и расположен при речке Чернишней, Кутузов предписал генералу от кавалерии барону Бенигсену, по предположенному до сего плану и распоряжению, его светлостию опробованному, сделать на оный поиск.
Генерал Бенигсен сообразно с сим выступил из своей позиции при Тарутине к Наре 5-го числа около 7 часов вечера со 2-м, 3-м и 4-м корпусами, с десятью казачьими полками, под командою генерал-майора графа Орлова-Денисова, 20-м егерским полком и 4-мя полками первого кавалерийского корпуса под командою генерал-майора барона Меллера-Закомельского. Марш был тремя колоннами: первая, составленная из казаков под командою генерала графа Орлова-Денисова, из 20-го егерского и подкрепляемая генералом Меллером, имела назначение с правого нашего фланга обходить левый неприятельский фланг и атаковать в его позиции с тылу. Вторая составлена была из первой пехотной колонны, предшествуемой егерскою бригадою полковника Пиллера с 4 орудиями легкой артиллерии, из 4-го корпуса под командою генерал-лейтенанта Багговута и 3-го корпуса под командою генерал-майора Строгонова, 2-х батарей и 2-й роты конной артиллерии. Третья колонна под командою графа Остермана-Толстого составлена была из 4 корпуса с одною батарейною ротой.
Следование по плану, опробованному фельдмаршалом Кутузовым, устроено было так, чтобы на рассвете генерал Бенигсен с 2 и 3 корпусами находился у опушки леса, от которого неприятельские ведеты[43] расположены были в малом расстоянии. Почему генерал сей еще до света достиг с войсками своими в тишине и порядке к предписанному для него посту, приказал немедленно полковнику Пиллеру на рассвете выступить с егерскою своею бригадою из лесу, дабы прикрыть в долине четыре орудия, находившиеся впереди пехотной колонны; вместе же с тем велел офицеру, командовавшему сею батареей, начать стрельбу при самом выходе из леса; ибо огонь из сих орудий должен был между тем служить графу Орлову-Денисову сигналом для обхода неприятельских позиций.
Равным образом генерал барон Бенигсен предписал генералу графу Остерману-Толстому выйти из лесу с 4-м корпусом, соединиться с корпусом генерала Докторова, а подкреплять вместе с ним атаку, которую он, Бенигсен, начинал, приближаясь к левому неприятельскому флангу. Но нашед неприятеля выстроенным уже в боевой порядок в довольно выгодной позиции, на высотах пред селением Дмитровским, под командою самого короля неаполитанского, готового нас встретить, Бенигсен тотчас велел одной батарее занять высоту; позади же оной расположил в боевой порядок 2-й корпус, и засим открылась первая атака.
Лишь только сей корпус был выстроен, как началась канонада с обеих сторон. К несчастию, лишились мы храброго и отличного генерала Багговута, убитого ядром с начала действия, когда обходил он левый неприятельский фланг; и 2-й корпус, которым он командовал, перешел под начальство старшего по нем генерал-лейтенанта Олсуфьева.
Между тем, когда граф Строгонов выступал из лесу с 3-м корпусом, генерал Бенигсен велел ему занять вторую высоту более влево, с батареею под командою полковника Таубе. Сия, равно как и предыдущая, батареи делали выстрелы с величайшим успехом и поражали неприятеля.
Первое сие нападение не продолжалось более получаса, как произошло с неприятельской стороны большое движение: оно причинено было усилием выводить войска из их позиции. Изумление было повсеместное; оно было видимо. Но прибытие графа Орлова-Денисова с десятью казачьими полками в тыл левого французского фланга поселили в нем ужас.
Когда генерал барон Бенигсен приметил пушечные и ружейные выстрелы, произведенные корпусом графа Орлова-Денисова в тыл неприятелю, то он велел усилить атаку свою с большим стремлением. Таким образом, неприятель выбит был из всех пунктов, которые он занимал пред своею позициею, а между тем сам Бенигсен продолжал более сближаться к левому его флангу, дабы довершить сообщение с графом Орловым-Денисовым.
До сего времени, однако же, не известно было, что происходило у графа Остермана, который должен уже быть сосредоточенным с генералом Докторовым, ибо некоторая часть пехоты неприятельской занимала еще край леса, который русские проходили. Пехота сия принята была в штыки; она из лесу бросилась в рытвину, и обе колонны, из коих она состояла, тотчас обращены были в бегство.
В сие время сам Бенигсен отправился к графу Остерману и, нашед его сосредоточенным с генералом Докторовым, велел ему выступить вперед для занятия третьей высоты. Чрез сие огонь с батареи нашего центра сделался перекрестным, что вместе с повторенными атаками графа Орлова-Денисова привело генерала Бенигсена в состояние выбить левый неприятельский фланг из своей позиции; и таким образом малая часть войск под командою сего благоразумного генерала имели честь и славу принудить армию под предводительством короля неаполитанского к скорому и совершенному бегству.
В сем деле досталось в руки победителей: один почетный штандарт 1 – го кирасирского полка, 38 орудий, 40 зарядных ящиков, большая часть королевского обоза, весь офицерский обоз, словом, величайшая добыча.
Число пленных, взятых во время действия и преследования, на расстоянии 15 верст, простиралось до 1100 человек, в том числе 1 генерал и 12 офицеров; 2500 человек французов покрыли поле сражения, между коими было множество знатных чиновников. Капитан и генерал королевской гвардии Гери убит, король присылал просить тело его.
Наша потеря не превосходила 300 человек убитыми и ранеными, но чувствительна смертию храброго генерала Багговута.
При сем сражении сам генерал барон Бенигсен получил во время дела сего контузию, которая не помешала ему быть до конца дела и даже до преследования неприятеля, искавшего спасения в бегстве, легкие наши войска с артиллерией, подкрепляемые конницей и пехотою, преследовали его даже за село Вороново, куда он бежал в большом беспорядке.
В сем достославном деле, решенном действием правого нашего фланга, то есть 10-ю казачьими полками, 4-мя полками кавалерии и пехотными корпусами 2-м, 3-м и 4-м; корпусы 6-й, 7-й и 8-й пехотные, также гвардия и все кирасиры в огне не были; конница же левого фланга, за которою шла того фланга пехота вся, под командою генерала от инфантерии Милорадовича, двигалась прямо на позиции и, движением своим подкрепляя усилие правого фланга, тем способствовала победе. Драгуны левого фланга, также и легкая регулярная конница способствовали наносить поражение отступающему неприятелю. Нельзя не заметить, что армия, предводительствуемая князем Кутузовым, весьма была оживлена от его бдительности: некоторые полки, бывшие в сражении сем во время перестрелки, пели веселые песни.
Главнокомандующий армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, от 7 октября донося о сем Его Императорскому Величеству, в заключение всего своеручно приписал следующее:
«Лестнее всего при сей победе тишина и порядок, сохраненные во всех колоннах. Некоторые свидетели уподобляют действие войск сего дня учебному маневру, с рачением приготовленному».
Его Величество Император Александр I в вознаграждение за таковые отличные подвиги всемилостивейше соизволил пожаловать генерал-фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову золотую шпагу, богато алмазами осыпанную и лавровым венком украшенную; генералу от кавалерии барону Бенигсену – алмазные знаки святого Андрея Первозванного и сто тысяч рублей; нижним же чинам, в Тарутинском сражении бывшим, по пяти рублей на человека.
По одержании над неприятелем сей знаменитой победы во всех корпусах российской армии приносимо было благодарственное Господу Богу молебствие пред лицом всего благоговевшего христолюбивого воинства. Главнокомандующий генерал-фельдмаршал с некоторыми из генералитета слушал также молебен, бывший при гвардейских полках, куда принесен был и образ Смоленской Божией Матери.
Около сего времени генерал-фельдмаршал князь Кутузов известился, что Волынская губерния войсками нашими вся очищена от неприятеля, который и там начал отступать повсюду. Октября 3 вступила армия в Брест-Литовский, а 8-го заняла город Слоним.
В плен взят польский генерал Конобка со всем его отрядом с обозом и казною.
После одержанной 6 октября над корпусом короля неаполитанского победы, армия наша, по повелению князя Кутузова, снова введена была в прежнюю позицию при селе Тарутине. Авангард остался при Чернишне; главные казачьи посты расположены были во Львове, Богоявленске и Троицком, а средоточие их было в селе Спас-Купле, передовые же пикеты поставлены были пред селом Вороновом.
Остальные ожидаемые казачьи полки после сего знаменитого сражения прибыли в лагерь, которые и составили с прежде прибывшими 45 полков.
Между тем Наполеон, находясь в Москве, получил известие, что неаполитанский король под Тарутином разбит и что главная российская армия, которую он почитал рассеянною или вовсе истребленною, находится в самом грозном для него виде, и начал помышлять о спасении собственной своей жизни.
Притом чрезвычайное уменьшение французской армии каждый день от голода, истребление россиянами фуражиров ее, суровое время года и непринятие Россиею предложения его о мире – все сие наконец заставило его выступить из Москвы, еще попытаться, нельзя ли прорвать русскую линию и вторгнуться в южные хлебородные российские губернии до наступления сильных морозов.
К выступившим своим войскам имел бесстыдство сказать следующее: «Солдаты! Я поведу вас на зимние квартиры. Если найду русских на пути своем, то разобью их; если же не найду, тем лучше для них». Итак, собрав охраняющую его армию, поспешно ее выслал из Москвы по Калужской дороге 7 числа октября в 8 часов утра, а сам с приближенными своими чиновниками, сопровождаемый проклятиями московских жителей, вслед за телохранителями своими выехал в 9 часов того же дня пополудни.
Один маршал Мортье оставлен был в Москве с десятитысячным корпусом для отправления прочих команд и для совершенного истребления всего того, что оставалось еще в Москве невредимого. Около двух тысяч самых отчаянных злодеев должны были умертвить всех жителей, зажечь оставшиеся в Москве дома и подорвать Кремль.
Фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, предвидя все намерения и коварные умыслы Наполеона, в самый день победы, одержанной над королем неаполитанским, поставил генерал-адъютанту барону Винценгероде в виду неослабно смотреть за движениями французов, которые должны были выступить из Москвы, что сей храбрый генерал и выполнил. Ибо отряженные им на сей случай казаки под командою генерал-майора Иловайского 4-го нечаянно появились на Тверской заставе города в то самое время, когда французы готовились приступить к исполнению жестоких повелений своего деспота. Устрашенный Мортье, успев только зажечь одну часть Кремля, спасся бегством вместе с разбойниками, бежавшими из Москвы.
Отряд генерал-адъютанта барона Винценгероде наблюдал движения неприятельские по Санкт-Петербургской, Дмитровской, Ярославской и Владимирской дорогам; также партиями своими защищал Волоколамск, Воскресенск и неуклонно следовал предписанию главнокомандующего князя Кутузова. 8 сентября находился в селе Пешках, авангард же оного под Ямом Черною Грязью, а передняя застава от Москвы за 8 верст.
Сентября 13 в деревне Давыдовке. 16 сентября в сей же деревне авангард под командою Иловайского 12-го разбил неприятеля в деревне Химки, взял в плен 10 офицеров и 270 нижних чинов. Сентября 20 в сей же деревне авангард под командою Бенкендорфа из донских полков Иловайского 4-го и Чернозубова 8-го разбил неприятеля у Можайска и Рузы. Взято в плен: 1 ротмистр и 152 рядовых. Начальник сего отряда убит. 24 сентября в той же деревне. 26 сентября в той же деревне. 29 в городе Клину. 3 октября в городе Клину. 5 октября в селе Подсолнечном. 8 октября в селе Чашниковом близ Москвы. Сего числа партия казаков Иловайского 12-го, сбив пикеты и не найдя у Тверской заставы никого, вошла в город Москву и возвратилась, взяв там несколько пленных; но с прибытием всего отряда сражение возобновилось и решилось совершенным разбитием неприятеля и преследованием до самого города. Убито 50, в плен взято 62 человека; после сего передовые пикеты стояли за 2 версты от Москвы. 10 октября генерал-адъютант барон Винценгероде дал повеление авангарду своему под начальством генерал-майора Иловайского 4-го выступить из села Никольского к Москве. Позади же следовал весь корпус под командою генерал-майора Бенкендорфа. Барон Винценгероде быстро атаковал неприятельские передовые посты, расположенные в самом городе, принудил их по некоторой перестрелке отступить и, преследуя неприятеля к Кремлю, отделился сам от своего отряда вперед. Он, презирая выстрелы, устремился против их, дабы убедить неприятельского начальника прекратить огонь как совершенно бесполезный и не могущий помешать российскому корпусу овладеть Москвою. Сия отважная неустрашимость имела пагубные последствия для сего храброго и почтенного генерала, ибо неприятельский отряд, подпустя его к себе на самое близкое расстояние, в сопровождении единственно Изюмского гусарского полка ротмистра Нарышкина, схватил их обоих и, невзирая на белые платки, коими обыкновенно означаются выезжающие на переговоры, увез в плен. Генерал-майор Иловайский 4-й, следуя совершенно распоряжению, сделанному бароном Винценгероде, овладел Кремлем и очистил весь город от неприятеля, который в оном оставил свои госпитали, 42 орудия, 237 зарядных ящиков и множество других военных припасов. Генерал-майор Иловайский 4-й объявил после сего в Москве 12 октября следующее: «Неприятель, теснимый и вседневно поражаемый нашими войсками, вынужден был очистить Москву. Но, убегая, умышлял он поразить новою скорбью христолюбивый народ русский, взорвав подкопами Кремль и Божии храмы, в коих почивают телеса угодников. Дивен Бог во Святых своих! Стены Кремлевские и почти все здания взлетели на воздух, а Соборы и Храмы, вмещающие Мощи святых, остались целы и невредимы, в знамение милосердия Господня к Царю и Царству Русскому».
Французский драгун
Октября 8 дня по полуночи в 3 часа граф Витгенштейн со вверенными ему войсками взял штурмом город Полоцк. Причем Санкт-Петербургское ополчение оказало чудеса храбрости и неустрашимости. Его Величество в вознаграждение заслуг соизволил пожаловать генерал-лейтенанта графа Витгеншейна в генералы от кавалерии, и по 5 рублей на человека нижним чинам, в сем деле бывшим. Хвала Всевышнему!… В один раз возвеличил и прославил он Россию трикратно:
В одно почти время, как князь Кутузов поразил короля неаполитанского, Иловайский изгнал французов из Москвы, а граф Витгенштейн освободил от неприятелей древний российский город Полоцк.
Таким образом Наполеон, оставив Москву, тянулся со своею армией чрез селения Мочи, Рыжево, Шаломово, Быкасово и чрез город Боровск. Намерение хитрого корсиканца клонилось к тому, чтобы с западной стороны обойти российскую армию и войти в город Калугу, или удалить российскую армию на такое расстояние, чтобы можно было отступить по Смоленской дороге новым путем, на котором не все еще было истреблено.
Большой французский корпус находился на Можайской дороге для одного виду; но при всех лукавых и хитрых движениях его генерал-фельдмаршал князь Кутузов проникнул его намерение и, оставив при Тарутине старую Калужскую дорогу, перешел к западу в деревню, называемую Полотняные Заводы на новую.
Поелику в скором времени после поражения короля неаполитанского устроена была в нашей армии летучая почта, то фельдмаршал князь Кутузов ежечасно получал донесения от своих партизан, которые по всем дорогам настигали неприятелей, причиняли им всевозможный вред и истребляли его в великом количестве.
Корпус короля неаполитанского, спасшийся бегством после разбития его 6 октября, находился до 10 числа расположенным у села Воронова. Но в сие время, оставив здесь свою позицию, начал ретироваться. Фельдмаршал князь Кутузов, известясь о сем, велел отправить несколько отрядов для открытия неприятеля.
Получив подтверждение, что Наполеон оставил Москву с намерением отступить изобильными нашими провинциями и идет к Боровску со всеми своими силами по новой Калужской дороге, решился князь Кутузов тотчас все хитрые и свойственные ему в подобных обстоятельствах движения предупредить. Почему предписав генералу от инфантерии Докторову поспешить со своим корпусом к городу Малоярославцу, в 52 верстах от Калуги к северу отстоящему, сам же с главною армией начал выступать из селения Полотняных Заводов.
Генерал Докторов, ночью с 11 на 12 число прибыв к Малоярославцу, нашел в нем значащую часть неприятельских сил.
В 5 часов утра началось дело, которое в последствии, с приближением всех наших войск, сделалось, наконец, весьма жарким и кровопролитным сражением и продолжалось по 11 час ночи. Предмет сражения был город, который восемь раз занимаем был нашими войсками и столько же раз был снова уступаем сильному стремлению неприятеля. При последнем отчаянном нападении наших войск город сей остался за нами.
Французские войска потеряли великое множество убитыми и 16 пушек. Сей день, увенчавший российское оружие бессмертною славою, прекратил мгновенно все стратегические тонкости или обманы Наполеоновы, расстроил все его планы и принудил бежать с великим стыдом и отчаянием.
Главнокомандующий российскими армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, усмотрев, что по причине местоположения Малоярославца неприятельские войска, выбиваемые из оного русскими, всегда подкреплялись высотами правого берега реки Лужи, решился около первого часа пополуночи город, который со всех сторон от канонады горел, оставить и занять высоты в двух с половиною верстах от города, где российская армия, готовая к сражению снова, ожидала неприятеля; а город остался завален грудами французских трупов.
Наполеон с главными своими силами оставался в сие время на левом берегу реки Лужи. Но увидя намерение свое уничтоженным дальновидностью князя Кутузова, отправил он того же дня ввечеру войска свои, из пехоты и конницы состоявшие, по Можайской дороге к Медыню. Передовые сии войска хотя и разбил казачий полковник Иловайский 9-й, однако же князь Кутузов, видя упорное намерение неприятеля пробиться в Калугу, велел войскам своим приблизиться более к дороге, ведущей чрез Медынь в Калугу, дабы закрыть оную совершенно.
Для чего 14 числа в 5 часов утра армия наша перешла на весьма выгодные высоты при деревне Гончарове, где прежде ее прибытия, по предписанию князя Кутузова, начаты были нужные укрепления к усилению слабейших мест, чем город Калуга приведен был в совершенную безопасность.
Глава V
Наполеон, видя покушения свои столь неудачными, предупрежденный, таким образом, на всех дорогах и отраженный на всех пунктах, с гладною утробою и ожесточенным сердцем принужден был обратиться в бегство на прежний свой путь к Смоленску. Он начал ретироваться форсированным маршем в величайшем беспорядке по Боровской дороге на Верею и Можайск. В сей ретираде с одной стороны преследовал его полковник князь Кудашев, с другой теснили его полковники Иловайские 9 и 11, а с третьей гнал и поражал французские войска генерал от кавалерии Платов с 20 казачьими полками и Донскою артиллерией столь сильно, что сам Наполеон, со своею свитою скакавший из Малоярославца к Боровску, едва не попался в плен[44].
Фельдмаршал князь Кутузов сделал при сем случае со своей стороны следующие распоряжения:
Главную свою армию направил он прямым путем к городу Вязьме; отряд генерала Милорадовича усилен был так, что, составляя почти половину армии, следовал параллельно между дорогою Можайскою и главною квартирою фельдмаршала Кутузова.
Всему Донскому войску предписано было сколько возможно упреждать неприятельский марш, истреблять мосты, уничтожать переправы и стараться наносить ему всевозможный вред.
Сделав сии распоряжения, главнокомандующий армиями фельдмаршал князь Кутузов, оставив окрестности Малоярославца и Медыни, последовал с большою армией полевее в сторону от большой по проселочным дорогам, где припасы и фураж находились в изобилии, и 20 числа прибыл с главною квартирою в деревню Силенку. Лишь только хотел он отправить отсюда курьера в Санкт-Петербург с донесением Государю Императору о деле, происходившем у Малоярославца, как вдруг получил от атамана Донских казачьих войск генерала Платова и от других корпусных и дивизионных генералов рапорты, из коих усмотрел, что распоряжения его имели желаемые успехи.
Для большего поощрения российской армии генерал-фельдмаршал князь Кутузов издал к общему сведению предводительствуемых им воинов следующий приказ:
«Неприятель, с самого вступления его в Москву жестоко обманутый в своей надежде найти там изобилие и самый мир, должен был претерпевать всякого рода недостатки. Утомленный далекими походами, изнуренный до крайности скудным продовольствием, тревожимый и истребляемый повсюду партиями нашими, кои пресекли у него последние средства доставить себе пропитание посредством сбора от земли запасов, потеряв без сражения многие тысячи людей, побитых или взятых в плен нашими отделенными отрядами и земскими ополчениями; не усматривая впереди ничего другого, как продолжения ужасной неудачной для него войны, способной в краткое время уничтожить всю его армию, видя в каждом жителе воина, общую непреклонность на все его обольщения, решимость всех сословий грудью стоять за любезное Отечество; претерпев 6 числа октября при учиненной на него атаке сильное поражение и постигнув наконец всю суетность дерзкой мысли: одним занятием Москвы поколебать всю Россию, – предпринял он поспешное отступление вспять, бросив на месте большую часть больных своих, – и Москва очищена. К прежним известным уже учиненным французами в сей столице неистовствам, кои посеяли между российским и их народом семена вечного мщения, надлежало им подорвать минами некоторые места в Кремле; но Благодарение Богу! – Собор и святые храмы остались при сем случае невредимы.
Теперь мы преследуем силы его, когда в то же время другие наши армии снова заняли край Литовский и будут содействовать нам к конечному истреблению врага, дерзнувшего угрожать России. В бегстве своем оставляет он обозы, взрывает на воздух ящики со снарядами и покидает даже сокровища, из храмов Божиих похищенные. Уже император Наполеон слышит ропот в рядах своего воинства; уже начались там побеги, голод и непорядки всякого рода. Уже слышен нам глас Всеавгустейшего монарха, который взывает: “Потушите кровью неприятельскою пожар Московский!”
Воины! Потщимся исполнить сие, и Россия будет вами довольна, и прочный мир водворится в неизмеримых ее пределах. Бог поможет нам в том, добрые русские солдаты!»
Граф Витгенштейн, преследуя от Полоцка к местечку Ушачь, взял в плен 800 человек, 8 пушек, 70 зарядных ящиков, весь обоз Баварский и 22 знамени.
Успехи распоряжений князя Кутузова были следующие.
Генерал от кавалерии Платов, сходно с предписанием генерал-фельдмаршала, следуя за неприятелем, 19-го числа на рассвете атаковал двумя бригадами неприятельский арьергард с левого его фланга. Тщетно встревоженный сим неприятель в ту же минуту поднялся в поход; Платов приказал преследовать его сильно с флангов двум бригадам казаков с орудиями, а сам теснил его с пушками в тыл[45]. Тщетно неприятель неоднократно останавливался и противопоставлял орудиями своими и пехотою бой, угрожаемый с флангов и теснимый с тыла, он должен был удаляться. Тщетно неприятель у Колоцкого монастыря на возвышении хотел держаться, поражаемый действием нашей армии, принужден он был его оставить. В сем деле отбито у неприятеля 20 пушек, два знамени и истреблено два батальона.
Неприятель столь поспешно ретировался, что предавал огню все свои тяжести и зарядные ящики; и даже ночью продолжал свое отступление. А особливо французская артиллерия, которая следовала с фонарями.
После отступления неприятеля от Малоярославца до города Медыни авангард наш под командою генерала Милорадовича успел соединиться с корпусом генерала Платова, чем устроено было сообщение и с корпусом, командуемым генералом графом Орловым-Денисовым.
19 октября граф Витгенштейн, сбив неприятеля с трех позиций, занял местечко Чашники. В сем сражении сверх многих убитых взял он в плен: 12 офицеров и более 800 рядовых; с нашей стороны потеря состояла из 400 человек убитыми и ранеными. Сего числа генерал Властов выгнал неприятеля из города Видзы.
С сего времени началась совершенная погибель французской армии. Голодные и полуодетые солдаты не могли перенести суровости северного климата в осеннюю пору и погибали каждый день в великом множестве. Лошади, измученные и не подкрепленные фуражом, не в состоянии были везти ни обоза, ни артиллерии, и потому как пушки, так и сами лошади по дороге в великом количестве были бросаемы.
Генерал Платов, соединясь с авангардом генерала Милорадовича, начал действовать с ним совокупно. Когда Милорадович обошел у селения Федоровского правый фланг неприятельского корпуса маршала Даву, тогда Платов теснил и поражал его в тыл. Хотя же к сему неприятельскому корпусу присоединился и разбитый корпус короля неаполитанского, однако же нашему авангарду и казакам не могли они сопротивляться.
Главнокомандующий армиями генерал-фельдмаршал князь Кутузов, желая прикрыть город Брянск, отправил заблаговременно генерал-лейтенана Шепелева с отрядом, составленным из Калужского ополчения, шести орудий, части кавалерии и трех казачьих полков, дабы он на сей конец, заняв авангардом своим Рославль и обеспечив Брянск, следовал к Ельне, куда также послан был от Кутузова отряд легких войск под командою генерал-адъютанта Ожаровского.
Шепелев в следовании своем встречен был неприятелем. Отряд его, устроясь в две колонны, опрокинул неприятеля мгновенно и гнал бегущего в беспорядке к городу. В то самое время другой неприятельский отряд намеревался зайти Шепелеву в тыл; но сей храбрый генерал, сделав по нем несколько выстрелов ядрами и картечью, тем самым остановил его и достиг цели своего назначения, очистив город Ельню от французов.
Октября 21 числа на рассвете генерал Орлов-Денисов атаковал в разных пунктах при городе Вязьме находившиеся там из разбитых неприятельских полков партии и, несмотря на упорное их сопротивление, разбил их совершенно, взяв в плен секретаря генерала Коленкура Камюзе со всею его канцелярией, 136 человек нижних чинов и 40 повозок. На другой же день, 22 октября поутру генерал Милорадович атаковал неприятеля вторично у сего города. Несмотря на многочисленность неприятеля, который имел здесь три корпуса, а именно: вице-короля итальянского и маршалов Даву и Нея, французы вытеснены были из города на штыках, и Перновский пехотный полк, находясь в голове колонны, с распущенными знаменами и барабанным боем, первый вступил в город и очистил по трупам неприятельским другим войскам путь.
В сем сражении убито французов 6000 и в плен взято 2500 человек, между коими один артиллерийский генерал Пельтье с его адъютантами и начальник главного штаба маршала Даву, полковник Морат.
Россияне потеряли убитыми и ранеными 500 человек.
По занятии Вязьмы авангард российской армии под командою генерала Милорадовича, пройдя сей город, пошел по Смоленской дороге, а легкие войска под начальством генерала Платова гнали французов от Вязьмы до Еренина и к Дорогобужу. В продолжение сего преследования россияне брали знамена, пушки, обозы и множество пленных; убитыми же и ранеными вся дорога была усеяна.
По представлению князя Кутузова Его Императорское Величество в знак признательности своей к войску Донскому и во изъявление особенного благоволения к усердной службе и ревностным трудам атамана оного генерала от кавалерии Платова соизволил возвести его с потомством в графское Российской Империи достоинство.
Князь Кутузов 24 числа октября, прибыв с главною квартирой в деревню Быкову, получил донесение от адмирала Чичагова, что он для открытия корпуса графа Витгенштейна отрядил экспедицию под командою полковника Чернышева. 25-го князь Кутузов перешел с главною квартирою в деревню Красную и, получив рапорты от генералов Платова и Милорадовича о соединении их, предписал им идти на Дорогобуж, с тем чтобы первый следовал несколько правее от большой дороги. Вследствие сего генерал Милорадович теснил неприятеля по большой дороге, а генерал Платов, взяв вправо от сей дороги и выиграв марш над неприятелем, поражал его ретирующегося в самой его голове, между тем как особенные команды, на фланге неприятеля находившиеся, препятствовали ему фуражировать и зажигать деревни. 26-го числа отрядом генерал-майора Гарпе, корпуса графа Витгенштейна, занят город Витебск, и французы из оного изгнаны.
Октября 26 числа, когда главная квартира князя Кутузова находилась в деревне Гаврюковой, генерал Милорадович, не доходя 8 верст до города Дорогобужа, ударил сильно на неприятеля и, по истреблении моста, не дал ему выстроить другого, отчего при переправе неприятель имел большую потерю утопшими, и множество обоза им тут брошено. Несмотря на сие, неприятель занял выгодное местоположение и защищался весьма упорно, но генерал Милорадович атаковал его двумя егерскими полками и в то же время 4-й дивизией зашел ему в тыл и сим движением принудил неприятеля оставить город. В сем деле в плен взято четыре пушки, 1 офицер и 600 человек рядовых. По изгнании из Дорогобужа французские войска потянулись частью по Духовской, а частью по Смоленской дорогам. Пользуясь сим раздельным движением, граф Платов пошел за ними по Духовской дороге, а генерал Милорадович легкими войсками своего авангарда гнал другую часть по Смоленской к Днепру до Соловьевой переправы. На обеих сих дорогах неприятель был сильно поражаем.
Между тем как в 27-й день князь Кутузов перенес главную квартиру в село Белый Холм, генерал граф Орлов-Денисов, следуя с левого неприятельского фланга к переправе чрез Днепр, что при Соловьеве, старался затруднять переправу.
Солдаты Старой гвардии
В сей день 27 октября граф Платов, следуя по предписанию фельдмаршала Кутузова, с правой стороны большой Смоленской дороги, лежащей из Дорогобужа на Смоленск, и нашед неприятельский корпус вице-короля итальянского Евгения, ретирующийся по дороге от Дорогобужа к Духовщине, ударил на него решительно и разрезал его на две части. Часть потянулась к Духовщине, а другая, обратившись к Дорогобужу, в крайнем беспорядке рассыпалась по разным местам, но после снова соединилась с тою частию, которая пошла на Духовщину.
Граф Платов, несмотря на продолжавшуюся ненастную погоду, ударил опять на неприятеля стремительно и разбил его совершенно.
В сем деле в плен взято 3000 человек французов, в том числе полковые начальники, штаб– и обер-офицеры, убито множество рядовых, офицеров и генералов; отбито в бою 64 пушки и несколько знамен, множество обоза и имуществ.
В то время как граф Платов поражал вице-короля итальянского, генерал-майор Иловайский 12-й справа от города Духовщины с бригадою своею также поразил сильно неприятеля, взяв в плен 500 человек, в том числе генерала Сансона, начальника Главного штаба всех армий.
Неприятели разных наций, приводимые в плен, даже штаб– и обер-офицеры приступали к князю Кутузову и убедительно просили о принятии их в российскую службу, говоря, что нет выше чести, как носить мундир российский.
Фельдмаршал князь Кутузов, донося о сих происшествиях Его Императорскому Величеству, начинает свое незабвенное донесение от 28 октября следующими словами:
«Великий Бог!
Всемилостивейший Государь!
Припадая к стопам Вашего Императорского Величества, поздравляю вновь с победою.
Сейчас получил рапорт, который в оригинале при сем следует. Совершенное разбитие 4-го корпуса французского под командою вице-короля итальянского: одних пленных 3000, множество убитых, 64 пушки со всею упряжью и зарядными ящиками. Казаки делают чудеса: истребляют не только пехотные колонны, но нападают быстро и на артиллерию. Есть надежда, что малые остатки сего корпуса истреблены будут еще до Духовщины.
Несколько дней тому назад, как все французы, в плен приводимые, неотступно просят о принятии их в российскую службу; и вчерашнего числа Итальянской гвардии 15 офицеров приступили с тою же просьбою, говоря, что нет выше чести, как носить мундир российский».
Кутузов имел в сие время главную квартиру в городе Ельне. Здесь он предписал графу Платову послать 5 полков с генерал-майором Грековым 1-м; самому же Платову с остальными полками поспешать к Духовщине, дабы совершенно поразить остатки неприятельского корпуса под командою вице-короля итальянского.
Исполнив сие, граф Платов принял направление налево от Духовщины прямо на Смоленскую большую дорогу к переправе у Соловьева и там наносил неприятелю поражение в голове и в средине его колонн.
Между тем и генерал Милорадович с авангардом своим, продолжая движение к Соловьевой же переправе, неподалеку от оной склонился фланговым маршем на соединение с главною армией князя Кутузова к селу Ляхову.
Легкие же его войска, под командою генерала Юрковского, до соединения его с главною армией отбили 21 пушку, 60 зарядных ящиков и 940 человек пленных.
В сие время генерал граф Орлов-Денисов равномерно получил от генерал-фельдмаршала предписание прикрывать фланговое движение армии у города Ельны. Октября 28 узнав, что неприятель в числе девяти тысяч человек, занимая дорогу, ведущую из сего города в Смоленск, находился в селениях Язвине, Ляхове и Долгомостье, присоединился к партизанам: подполковнику Давыдову и капитанам Сеславину и Фигнеру, находившимся в селе Дубасищах. Он зашел с ними в тыл неприятелю. Изумленный неприятель стал защищаться и спешил занять высоту, но посыпавшиеся российские ядра принудили его отступить назад в деревню Ляхову.
В то время со стороны Смоленской из Долгомостья показалась неприятельская кавалерия в числе 2000 человек. Граф Орлов-Денисов с казачьими полками двинулся для сопротивления оной. Отряды партизан мгновенно окружили деревню Ляхову, и между тем как граф Орлов-Денисов с кавалерией сражался, партизаны со скрывшимися в деревне Ляхове неприятелями вели переговоры и, по некотором сопротивлении, принудили их сдаться. Сей отряд, состоявший из бригадного генерала Ожеро, 60 офицеров и 2000 человек нижних чинов, положил оружие и остался при своем имуществе; а 2000 человек кавалерии, сражавшиеся с графом Орловым-Денисовым, были разбиты и совершенно истреблены.
Он же, Орлов-Денисов, октября 31 разбил отряды французов в окрестностях Смоленска и Красного, положил на месте более 2000, в плен взял 2 генералов и 2000 человек нижних чинов; отбил 400 повозок с провиантом и более 1000 лошадей.
Достопримечательно то, что взятый в плен генерал Ожеро показал, что корпус французского генерала Бораге-Дальер, в котором он находился, имел секретное повеление во время нахождения неприятельской армии под Москвою открыть и устроить новую военную дорогу от города Ельни до города Калуги. Тут ясно открылось намерение главной французской армии, чтобы по выходе из Москвы следовать на Калугу и далее и чрез нее овладеть изобильнейшими российскими губерниями, но в сем намерении предупреждены они были российским главнокомандующим князем Кутузовым при Малоярославце и при Медыне.
Из Ельни князь Голенищев-Кутузов следовал в село Болтунино, где граф Орлов-Денисов, пробившись сквозь неприятельские отряды, соединился с главною армией.
Во все сии дни российские войска, настигая бегущих к Смоленску французов, истребляли их величайшее множество. Командовавшие авангардом российской армии генерал Милорадович, казачьими войсками граф Платов и отрядами граф Орлов-Денисов, генерал Шепелев; партизаны: подполковник Давыдов, капитан Сеславин, капитан Фигнер и другие каждый день побивали по несколько сот неприятелей от чего по всем дорогам разбросаны были мертвые тела и множество больных, умирающих с голоду, болезней, от вредных падалищ, которые французы употребляли себе в пищу. В то же самое время наступила первая сильная стужа и нанесла новые бедствия французской армии, долженствовавшей без платья и обуви стоять на бивуаках, на снегу и льду. В каждую ночь замерзало несколько сот человек; днем умирало столько же от совершенного изнеможения; груды трупов означали везде путь, по которому прошла армия. Солдаты неприятельские бросали ружья свои; порядок и подчиненность исчезли. Солдаты не заботились об офицерах; офицеры не занимались солдатами; всяк думал только о себе, несмотря ни на кого другого; никто не хотел повиноваться, никто не мог повелевать; полки смешались пестрыми толпами, и корпусы отличались только обозными колоннами, которые беспрестанно были захватываемы скачущими по дорогам казаками. Недосмотрительность при начале сей ретирады была столь велика, что французы на случай мороза не перековали в Москве лошадей своих, которые выбивались из сил, не могши идти по скользкой дороге; 12 и 14 лошадей волокли одну пушку; и при всем том каждый пригорок был для них неприступен; конница отдала всех лошадей своих и шла, за исключением некоторых гвардейских полков, пешком; вскоре потом невозможно было возить пушки.
Между тем как наши отдельные корпусы, отряды и партии теснили и поражали таким образом повсюду неприятеля, главнокомандующий армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов следовал за неприятелем к Смоленску проселочными дорогами. Наконец, прибыв в село Лобково велел сделать общую смету, по которой оказалось, что в течение настоящей кампании, считая от Бородинского сражения, с 26 августа по 30 сентября взято было у неприятеля всеми российскими армиями в разных делах 246 пушек.
Вследствие сего фельдмаршал Кутузов, дабы известить всю армию свою о победах, одерживаемых ею ежедневно над неприятелем, издал достопамятный приказ следующего содержания от 29 октября.
«После таковых чрезвычайных успехов, одерживаемых нами ежедневно и повсюду над неприятелем, остается только быстро его преследовать; и тогда может быть земля русская, которую мечтал он поработить, усеется костьми его. И так мы будем преследовать неутомимо. Настают зима, вьюги и морозы; но вам ли бояться их, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов: она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается. Вы будете уметь переносить и кратковременные недостатки, если они случатся. Добрые солдаты отличаются твердостию и терпением; старые служивые дадут пример молодым. Пусть всякий помнит Суворова, который научал сносить голод и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа. Идем вперед! С нами Бог; пред нами разбитый неприятель; за нами да будет тишина и спокойствие!»
Отсюда князь Кутузов писал к калужскому купеческому и мещанскому обществам следующее письмо, из которого усматриваем, что князь Кутузов успокоился тогда о Калуге, когда совершенно открылось намерение генерала Ожеро и когда истреблены были Наполеоновы отряды по Ельнинской дороге на Калугу.
«В соответствие усердия вашего к Государю Императору, любви и верности к общей пользе, вменяю себе в приятный долг уведомить вас, что угрожавший доселе неприятель и враг веры православной русского народа предупрежден будучи в предприятии своем ворваться в Калугу, что известно нам из показания пленных генералов, а не менее из того движения, при каковом встречен под Малоярославцем, где, потерпев он значащий урон, обратился в бегство и, сопутствуем будучи голодом, холодом и совершенною во всем крайностию, достойно платит за слезы поселян и обругание храмов Божиих; поражаемый русскими войсками, неутомимо его преследующими, теряет он людей, пушки и обоз в неимоверном количестве.
Се следы усердных молитв наших к Царю Царей и новое доказательство милости Всевышнего к русскому народу! Видя, таким образом, вас, пришедших в совершенную безопасность, возобновляю признательность мою за усердие ваше, толико мне известное, и с обещанием сохранить оное навсегда в твердой памяти, не оставлю к сделанному уже мною донесению Государю Императору при удобном случае представить в полной мере подвиги ваши, силою коих имеете вы право называться Августейшего монарха верноподданными и достойными сынами Отечества. Пребуду навсегда, Ваш усердный.
(подписал): князь Михаил Голенищев-Кутузов
Октября 31»
Князь Кутузов на другой день после прибытия своего в село Лобково получил сведение, что генерал граф Платов, преследуя разбитый корпус вице-короля итальянского, стеснил оный с тылу и с флангов на переправе чрез реку Вопь при деревне Ярцово, и отбил у него еще 23 пушки, и 200 человек в плен взял; между тем как граф Орлов-Денисов преследовал и поражал неприятелей, бегущих к городу Красному. В сие время равномерно известился князь Кутузов, что адмирал Чичагов, во исполнение предписание его, оставив в княжестве Варшавском корпус под командою генерал-лейтенанта Сакена, сам подвигался к Минску и, действуя легкими партиями к стороне Вильны, истреблял сформированные Литовские и Конфедератские полки.
Вскоре по бегстве Наполеона из России Государь Император в благодарение Господу Богу и в признательность к верному народу российскому, соизволил объявить следующий достопамятный манифест от 3 ноября 1812 года.
«Божиею милостью!
Мы, Александр I, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно:
Всему свету известно, каким образом неприятель вступил в пределы Нашей Империи. Никакие приемлемые Нами меры к точному соблюдению мирных с ним постановлений, ниже прилагаемое во всякое время старание всевозможным образом избегать от кровопролитной и разорительной войны, не могли остановить его упорного и ничем непреклонного намерения.
С мирными в устах обещаниями не преставал он помышлять о брани. Наконец, приготовя сильное воинство и приумножа оное Австрийскими, Прусскими, Саксонскими, Баварскими, Виртембергскими, Вестфальскими, Итальянскими, Испанскими, Португальскими и Польскими полками, угрозами и страхом приневоленными, со всеми сими многочисленными силами и множеством орудий двинулся он внутрь земли Нашей. Убийства, пожары и опустошения следовали по стопам его. Разграбленные имущества, сожженные города и села, пылающая Москва, подорванный Кремль, поруганные храмы и алтари Господни, словом, все неслыханные доселе неистовства и лютости открыли напоследок то самое в делах, что в глубине мыслей его долгое время таилось. Могущественное, изобильное и благополучное Царство Российское рождало всегда в сердце врага страх и зависть. Обладание целым Светом не могло его успокоить, доколе Россия будет процветать и благоденствовать. Исполнен сею боязнию и глубокою ненавистию к ней, вращал, изобретал, устроял он в уме своем все коварные средства, которыми бы мог нанести силам ее страшный удар, богатству ее всеконечное разорение, изобилию ее повсеместно опустошение. Даже хитрыми и ложными обольщениями мнил потрясть верность к Престолу, поруганием же Святыни и храмов Божиих поколебать Веру, и нравы народные заразить буйством и злочестием. На сих надеждах основал он пагубные свои замыслы и с ними наподобие тлетворной и смертоносной бури понесся в грудь России. Весь свет обратил глаза на страждущее Наше Отечество и с унылым духом чаял в заревах Москвы видеть последний день свободы своей и независимости. Но велик и силен Бог правды! Недолго продолжалось торжество врага. Вскоре, стесненный со всех сторон храбрыми Нашими войсками и ополчениями, почувствовал он, что далеко дерзкие стопы свои простер и что ни грозными силами своими, ни хитрыми соблазнами, ни ужасами злодейств мужественных и верных Россиян устрашить, и от погибели своей избавиться не может. После всех тщетных покушений, видя многочисленные войска свои повсюду побитые и сокрушенные, с малыми остатками оных ищет личного спасения своего в быстроте стоп своих: бежит от Москвы с таким уничижением и страхом, с каким тщеславием и гордостию приближался к ней. Бежит, оставляя пушки, бросая обозы, подрывая снаряды свои и предавая в жертву все то, что за скорыми пятами его последовать не успевает. Тысячи бегущих ежедневно валятся и погибают: Тако праведный гнев Божий карает поругателей Святыни Его! Внимая с Отеческим чадолюбием и радостным сердцем сим великим и знаменитым подвигам любезных Наших верноподданных, вначале приносим Мы теплое и усердное благодарение Источнику и Подателю всех отрад Всемогущему Богу. Потом торжественно от лица всего Отечества изъявляем признательность и благодарность Нашу всем Нашим верноподданным, яко истинным сынам России. Всеобщим их рвением и усердием доведены неприятельские силы до крайнего истощения, и главною частию или истреблены, или в полон взяты. Все единодушно в том содействовали. Храбрые войска Наши везде поражали и низлагали врага. Знаменитое дворянство не пощадило ничего к умножению государственных сил. Почтенное купечество ознаменовало себя всякого рода пожертвованиями. Верный народ, мещанство и крестьяне, показали такие опыты верности и любви к Отечеству, какие одному только Русскому народу свойственны. Они, вступая охотно и добровольно в ополчения, в самом скором времени собранные, явили в себе мужество и крепость приученных к браням воинов. Твердая грудь их и смелая рука с такою же неустрашимостию расторгала полки неприятелей, с какою за несколько пред тем недель раздирали плугом поля. Таковыми наипаче оказали себя под Полоцком и в других местах Санкт-Петербургские и Новгородские дружины, отправленные в подкрепление войск, вверенных графу Витгенштейну. Сверх того, из донесений главнокомандующего и других генералов с сердечным удовольствием видели Мы, что во всех губерниях, а особливо в Московской и Калужской, поселяне сами собою ополчались, избирали из себя предводителей и не только никакими прельщениями врагов не были уловлены, но с мученическою твердостию претерпевали все наносимые им удары. Часто приставали к посылаемым отрядам Нашим и помогали им делать поиски и нападения. Многие селения скрывали в леса семейства свои и малолетних детей, а сами, вооружась и поклявшись пред Святым Евангелием не выдавать друг друга, с невероятным мужеством оборонялись и нападали на появляющегося неприятеля, так что многие тысячи оного истреблены и взяты в плен крестьянами, и даже руками женщин, будучи жизнию своею обязаны человеколюбию тех, которых они приходили жечь и грабить. Столь великий дух и непоколебимая твердость всего народа приносят ему незабвенную славу, достойную сохраниться в памяти потомков. При таковых доблестях его, Мы вместе с православною Церковью и Святейшим Синодом и духовенством, призывая на помощь Бога, несомненно надеемся, что если неукротимый враг Наш и поругатель Святыни не погибнет совершенно от руки России, то по крайней мере по глубоким ранам и текущей крови своей почувствует силу ее и могущество. Между тем почитаем за долг и обязанность сим Нашим всенародным объявлением изъявить пред целым Светом благодарность Нашу и отдать должную справедливость храброму, верному и благочестивому народу Российскому. Дан в Санкт-Петербурге в 3 день месяца ноября, в лето от Рождества Христова 1812, Царствования же Нашего во второенадесять.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано так:
Александр»
Глава VI
Наконец 1 ноября французская армия, состоявшая при начале бегства ее из 100 тысяч человек, пришла в Смоленск, имея при себе 60 тысяч человек, и пробыла там в великом смятении, занимаясь грабежом и зажигательством.
Наполеон, предчувствуя, что ему предлежит еще дальнейший путь, истребил часть своих экипажей, дабы не достались оные казакам, и велел, чтоб при выходе арьергарда своей армии из Смоленска подорвать все оставшиеся от прежнего разрушения башни Смоленские, укрепления и некоторые дома. Но генерал граф Платов скорым прибытием с своими казаками к Смоленску воспрепятствовал столь зверскому намерению.
Граф Платов 3 ноября, приближась к Смоленску, приказал генералу Кутейкину 2-му и полковнику Кайсарову атаковать неприятельский гарнизон, занимавший в городе Смоленске Санкт-Петербургский форштат. Генерал Кутейкин 2-й и полковник Кайсаров с казаками и с егерями под прикрытием Донской артиллерии исполнили сие приказание. По упорном сражении много неприятелей убили и отняли у них 8 пушек и 1 мортиру, а на другой день 4 ноября совсем выгнали французов из города, но, к сожалению только, не успели воспрепятствовать неприятелю взорвать на воздух высокие Смоленские башни и некоторые части укреплений. После сего корпус графа Платова вступил в Смоленск с радостными восклицаниями.
Во время отступления французов к городу Красному предписано было от князя Кутузова генералу Раевскому теснить корпус вице-короля итальянского. Раевский 4-го числа атаковал смело неприятеля и вместе со 2-м корпусом под командою генерал-лейтенанта князя Долгорукова сбил его с дороги, ведущей к Красному. Тщетно неприятель, соединяя все свои силы, покушался опрокинуть правый фланг корпуса генерала Раевского. Генерал Уваров с кавалерией, подкрепя сей фланг, атаковал неприятельское крыло и совершенно истребил оное. Здесь отбито у неприятеля более 20 пушек и знамена, и 1 генерал достался в плен.
Князь Кутузов, прибыв ноября 2 из села Лобкова в деревню Юрову, дал всей армии растах. Здесь к нему представлены от графа Орлова-Денисова два пленных французских генерала: дивизионный Альмерас и бригадный барон Бюрт. Из показаний их Кутузов узнал, что жалкое положение французской армии превосходит все те ужасы, которые переносила турецкая армия в сем самом месяце 1811 года, когда он теснил ее после Ругцикского поражения.
Приведем в пример еще примечания на Наполеонов бюллетень в доказательство бедствий французской армии. Примечания на бюллетень Наполеона. Они писаны на французском языке и напечатаны по приказанию главнокомандующего князя Кутузова при главной квартире российской армии. Варшава 14 (2) ноября, 1812 года.
Офицер, отправившийся курьером из Смоленска 8-го числа вечером, выехал из сего города в самое то время, как Император входил в оный с главною своею квартирою. Он мог насладиться присутствием Его Величества и увериться, что он никогда не бывал в лучшем здоровье.
Примечание 1.
В Париже говорят: «лгать, как бюллетень». По сей статье, помещенной в Гамбургском Корреспонденте № 180 из Варшавы от 14 ноября, можно судить, сколь эта парижская насмешка, «лгать, как бюллетень», справедлива. Между тем должно признаться, что если воздержание по справедливости есть одна из главнейших причин здоровья, то офицер, отправленный курьером из Смоленска, мог в самом деле заметить, что император Наполеон никогда не бывал в лучшем здоровье. Притом же беспримерное бегство и погоня, которая в течение дня и ночи содержала все душевные силы его в бодрствовании, присовокуплялись к воздержанию и телодвижению, что также весьма споспешествует здоровью.
Армия находилась также в самом удовлетворительном положении. Погода благоприятствовала походам. Они совершены без серьезных нападений со стороны неприятеля, который сначала изъявил намерение воспрепятствовать сему движению; но два или три сильные отпора, подобные сражению 25 октября при Малоярославце, где он много потерпел, вскоре отучили его от всех покушений.
Примечание 2.
В самом деле она была облегчена потерею большой части своей артиллерии; конница ее была истреблена, никто не роптал, ибо голод лишает и самых недовольных людей употребления языка. Погода также весьма благоприятствовала походу, ибо судьба всех отставших солдат не мучила совести начальников, которые были уверены, что стужа поморит всех, избегших меча или плена. В словах о сильном отпоре при Малоярославце переставлены лица. Отпор, учиненный одним русским корпусом находившейся армии под личною командою Наполеона, был в самом деле столь силен, что он расстроил главный план отступления французского императора, и фланговый марш, предпринятый на другой день, решил судьбу всей его армии.
Начали поговаривать серьезно о занятии зимних квартир, и, в самом деле, нельзя отлагать оных. Погода в сие время становится весьма сурова, и даже удивительно, что сильные морозы еще не наступили.
Примечание 3.
Если кто-нибудь из творцов сих лживых бюллетеней осмелится пройти по дороге от Вильны до Москвы, то увидит, какие зимние квартиры Наполеон доставил своей армии. Он содрогнется, проходя по непрерывному ряду мертвых тел. Даже русские солдаты, которые должны быть побуждаемы ко справедливому мщению многими поводами, ужасаются, видя сии страшные зрелища убийства и разрушения.
Мехи, которыми покрылись солдаты, представляют странную пестроту. Они употребили все, что можно было найти в этом роде, не дождавшись даже последней обработки большей части шкур. Хотя изящество (élégance) от того терпит, но чрез то не лишаются они теплоты; а это главное дело.
Примечание 4.
Возможно ли такое злоупотребление письма! Несчастные сочинители ложных известий! Участь толикого числа храбрых воинов вас не трогает! Видя гвардейского исполина, покрытого рубцами полученных им ран, иссохшего, подобно остову, от голода и усталости, коего голова покрыта женским чепцом, ноги обернуты шкурою, снятою с его ранца, который, прижав руки к подмышцам, старается привести их в движение, которого лицо превратилось в уголь от огня на бивуаках, где Наполеон держит его каждую ночь. Видя, что сей ветеран оделся шкурою мертвечины, которая служила ему пищею, вы просто называете это недостатком изящества; вы дерзаете говорить о теплоте, когда и жизненные силы замерзли в жилах ваших солдат! Какая гнусная, подлая насмешка!
Гвардейские казаки
Сегодня получили мы известия о Саксонском корпусе. Он шел на Слоним, между тем как князь Шварценберг взял направление на Рожану. Главная австрийская квартира была 10 числа в Зельве. Сии два соединенные корпуса следуют за армией Чичагова, которая отступает к Слониму и Несвижу и приходит в опасность быть вскоре стесненною между австро-саксонцами и большою армией.
Примечание 5.
Слишком легковерные народы! Доколе еще будут вас обманывать? В то самое время, когда адмирал Чичагов поспешает напасть на остальные силы Наполеона, вам говорят, что русская армия отступает в то самое время, когда остатки французской армии ищут спасения в бегстве, когда без отдыху, лишенные сил и жизни воины сии, составлявшие за 6 месяцев пред сим ужасную армию, а ныне уменьшенные до немногих взводов, вновь являются посреди вас, тешат вас еще глупыми сказками! Воспряньте! Дни порядка и правосудия снова наступят, судьба ваша переменится; умейте содействовать под щитом сих благодетельных божеств!
В продолжение всех столь успешных для российского оружия действий князь Кутузов чрезвычайно был весел и даже шутил насчет мнимого завоевателя целого Света, говоря: «Верно, Наполеон не думает, что его еще жестоко разобьют». Между тем, разговаривая с генералами и другими чиновниками, весьма часто упоминал он о городе Красном, спрашивая тонким образом у каждого из них мнения как в рассуждении местного положения, так и других обстоятельств.
Ноября 3 числа князь Кутузов, выступив с главною квартирою в поход, повелел ускорять движение своих армий к городу Красному с намерением пресечь путь если не всей неприятельской армии, то, по крайней мере, сильному ее арьергарду. Таким образом российская армия прошла из Ельни мимо Смоленска прямо на Красный и 4 ноября вечером в 5 верстах от города расположилась лагерем с главною квартирою фельдмаршала в селе Шилове.
Наполеон, обеспеченный мнимым бездействием князя Кутузова при Тарутине и Леташевке и беспрестанно преследуемый только легкими российскими войсками, никак не мог воображать, чтобы российская главная армия была впереди его. Полагая, что она тянется за своим авангардом, он пробыл в Смоленске два дня и потом продолжал ретироваться к Могилеву без опасения от Кутузова, отражаясь только от преследовавших его корпусов генерала графа Платова, Милорадовича и других. Он не предполагал, чтобы авангард наш мог соединиться с главною армиею, и сверх того подкрепленным от графа Платова и кавалерией под командою генерал-лейтенанта Уварова. Но в какое пришел он изумление, когда при городе Красном в 46 верстах к западу от Смоленска встретил нечаянно сильную российскую армию? Он не знал, что о сем и подумать, ибо не мог воображать, чтобы так скоро князь Голенищев-Кутузов успел обойти его.
Ноября 3 и 4 Милорадович разбил неприятельский корпус между Смоленском и Красным из 15000 человек и взял 12 пушек, 2000 человек, 3 генерала в плен, и целая колонна с генералом положила оружие.
Ноября 4 корпусы Корфа и Остермана, разбив неприятеля за Красным, взяли в плен 2500 человек.
Ноября 5 числа князь Кутузов двинул всю свою армию на поражение неприятеля следующим образом.
Корпусы 5-й, 6-й и 8-й, первая кирасирская дивизия, отряд генерал-адъютанта графа Ожаровского и генерал-майора Бороздина, восемь казачьих полков, в подкрепление коим были полки Мариупольский гусарский и Нежинский драгунский при 19-м егерском полку, направлены были обойти неприятеля с левой стороны, невзирая на дефилеи, которыми сии корпусы должны были проходить вместе со своим авангардом под командою генерала Тормасова чрез разные деревни: Зуньково, Сидоровичи, Кутькову, Сорокино, к деревне Доброй на большую Оршинскую дорогу, дабы тем более отрезать неприятельской армии ретираду, которая в сей день состояла из корпусов Даву, вице-короля и части гвардии под собственным начальством императора Наполеона.
Генерал Милорадович с 4-м пехотным и 7-м кавалерийским корпусами, находясь скрытно при большой дороге у деревни Мерлино, допустил корпус маршала Даву приблизиться к городу Красному, куда в то время двинулся 3-й корпус и 2-я кирасирская дивизия, составлявшие центр всей армии под командою генерал-лейтенанта князя Голицына.
Изумленный неприятель, видя приближение наших войск, остановился перед городом Красным и приготовился к бою.
Сражение началось сильное и ужасное, продолжавшееся целый день и кончившееся совершенным поражением неприятеля.
Действие артиллерии нашей открылось со всех сторон.
Генерал Милорадович теснил неприятеля с тылу, когда генерал князь Голицын поражал его с центра, а генерал от кавалерии Тормасов, отрезав дорогу, поражал его при выходе из города Красного. Таковое тесное положение неприятеля побудило его на отчаянные меры, и он, сформировавшись в густые колонны, хотел прорваться сквозь авангард генерала Розена, но, встреченный лейб-гвардии егерским и финляндским полками, в подкрепление коих следовали по одному эскадрону кирасирские Его и Ее Величеств полков, был совершенно истреблен штыками; другие же неприятельские колонны, хотевшие овладеть батареею корпуса генерала князя Голицына, в нашем центре были поражены 2-й кирасирской дивизией и Ревельским пехотным полком; при сем случае 1-й вольтижерный французской гвардии полк совершенно был истреблен и особенно при вступлении неприятеля в город Красный, где происходило ужасное кровопролитие.
Генерал Милорадович, тесня неприятеля с тыла, как выше упомянуто, поражал и истреблял наиболее войска его 1-й кирасирскою дивизией.
Неприятель, видя себя отовсюду окруженным и на всех пунктах разбитым, обратился в постыднейшее бегство в самом большом расстройстве по лесам, к стороне Днепра на 5 верст простирающимся, думая найти там свое спасение; но князь Кутузов, усмотрев сие, предписал генералам Ожаровскому и Бороздину с легкими отрядами казацких войск и с подкреплением егерей преследовать и поражать неприятелей, бежавших в леса. Как сии отряды, так и дивизии кирасирских полков Его и Ее Императорских Величеств довершили совершенное поражение неприятелей.
Во время сего сражения сам Наполеон был свидетелем сего жестокого поражения его войск; почему, не дожидаясь конца сражения, со свитою своею успев объехать город Красный лесами к стороне Днепра, ускакал к местечку Лядам, оставя корпус маршала Даву на жертву победителям.
Князь Кутузов одержал достопамятную победу сию совершенным истреблением корпуса маршала Даву, бежавшего в расстройстве и беспорядке по лесам к реке Днепру. Маршал Даву, ища в сем бегстве своего спасения, потерял маршальский жезл свой, который достался в руки победителям.
В сей достопамятный день неприятель потерял великое множество убитых; в плен у него взято 2 генерала, 58 штаб– и обер-офицеров и 9170 нижних чинов. Отбито, кроме жезла маршала Даву, 70 пушек, 3 знамя и 3 штандарта.
Того же самого дня фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, узнав из перехваченных бумаг, что корпус маршала Нея, составлявший французский арьергард, должен был идти от Смоленска к городу Красному, тотчас предпринял надлежащие меры, чтобы его встретить. Сам же со всею армией остановился в деревне Доброй.
Для вернейшего успеха над неприятелем и для отделения корпуса Нея от главных французских сил, князь Кутузов, подкрепив корпус генерала Милорадовича 8-м корпусом, приказал ему занять посты при селах Сырокоренье и Черныше и ожидать приближения маршала Нея.
Между тем маршал Ней, увидя русские войска, полагал, что это отдельные партии, посланные для разведывания, и в немалое пришед удивление, когда предложено ему было сдаться, то сказал он присланному к нему парламентеру: «Я проложу себе дорогу».
В три часа пополудни казаки под командою генерал-майора Юрковского открыли приближающегося неприятеля. Случившийся в сие время густой туман препятствовал узнать число его колонн, которые приближались на малый картечный выстрел к нашим батареям в твердом намерении пробиться сквозь нашу армию, но в расстоянии двухсот пятидесяти шагов встречены были сильнейшим картечным огнем из 40 пушек. Сие нимало их не расстроило; они бросились в великом бешенстве на наши батареи, которые удачным своим действием произвели в рядах их жесточайшее поражение.
За сими неприятельскими колоннами шли в подкрепление другого ряда колонны, на которые двинулись грозно бригада генерал-майора Паскевича в штыки и лейб-гвардии Уланский полк с правой, а Павловский гренадерский с левой стороны, и невзирая на сильнейший батальный и картечный неприятельский огонь, истребили все, что им ни встретилось. Неприятель, быв сбит с поля сражения и рассеян по лесам, оставил на месте множество убитых, пленных, пушек и знамен. Кавалерия под командою генерал-майора Корфа преследовала и поражала неприятеля в его бегстве.
Невзирая на все сие, около пяти часов вторично показались неприятельские колонны с твердым намерением победить или умереть, но устроенная наша батарея, состоявшая из двадцати четырех орудий, по приближении их, произвела сильное поражение, а кавалерия, объехавшая неприятелей с тылу, побудила их прислать к генералу Милорадовичу парламентера и просить пощады. Таким образом, в 12 часов пополудни неприятельский корпус в числе двенадцати тысяч человек, положив оружие, сдался в плен. Вся его артиллерия, состоявшая из 27 орудий, обозы и казна достались в руки победителям. В числе пленных находилось более 100 человек штаб– и обер-офицеров. Маршал Ней был ранен и едва спасся от преследовавших его казаков бегством за Днепр. Потом явился пред Наполеоном в Лядах с 150 человеками. Сей (притворяясь, как будто сам не бежал) сказал ему: «Я бы сам то же сделал на твоем месте».
Урон неприятеля был весьма велик: все четверо командовавших генералов убиты; место сражения покрыто было грудами неприятельских трупов.
Потеря с нашей стороны во все дни убитыми и ранеными не более 500 человек.
В сии достопамятные дни 3, 4, 5 и 6 ноября, которые увенчали князя Кутузова и все российское воинство бессмертною славою, взято в плен 8 французских генералов, 300 штаб– и обер-офицеров, 21 170 рядовых, 209 пушек и 800 зарядных ящиков и наголову разбиты оба корпуса маршалов Даву и Нея.
Его Величество Государь Император, в незабвенную для потомства память сих знаменитых побед князя Кутузова, высочайше повелеть соизволил главнокомандующему российскими армиями генерал-фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову именоваться Смоленским.
По сему случаю дан был Правительствующему Сенату следующий именной высочайший указ:
«В память незабвенных заслуг нашего генерал-фельдмаршала князя Голенищева-Кутузова, доведшего многочисленные неприятельские войска искусными движениями своими и многократными победами до совершенного истощения, истребления и бегства, особливо же, за нанесенное в окрестностях Смоленска сильное врагу поражение, за которым последовало освобождение сего знаменитого града и поспешное преследуемых неприятелей из России удаление, жалуем Мы ему титул Смоленского, повелевая Правительствующему Сенату заготовить на оный грамоту и взнесть к Нашему подписанию.
Подлинный подписан собственною Его Императорского Величества рукою так:
Александр
Санкт-Петербург. 6 декабря 1812».
На другой день после подписания сего указа Его Императорское Величество изволили отправиться из Санкт-Петербурга в армию, дабы еще лично воздать высокую награду своему фельдмаршалу
Икона Смоленской Божией Матери со времен занятия неприятелем Смоленска, то есть с 6 августа, сопутствовала российской армии в рядах, ею охраняемых, но после разбития врагов отечества достойный вождь российских воинов, коего подвигам Смоленск одолжен своим освобождением, и коему название города сего доставило новое почтенное титло, дал приказание препроводить помянутую икону из армии обратно в Смоленск с подобающею честию воинов, и ликом священнослужителей, как скоро только город сей исторгнут был из рук неприятелей, что и исполнено 6 числа ноября. Так исполнились Евангельские слова: «Пребысть же Мариам с нею яко три месяцы и возвратися в дом свой». Поистине, совершались на каждом шагу чудеса Божии, когда вождь России, Михаил[46], изшел на поражение врагов Веры и человечества.
Между тем князь Голенищев-Кутузов Смоленский, бывши с главною квартирою в деревне Доброй, предписал графу Платову, действуя по правому берегу Днепра к стороне Дубровны, сохранять ближайшую связь с генерал-адъютантом Голенищевым-Кутузовым так, чтобы соединенно с ним наносить величайший вред неприятелю, в случае если бы покусился он идти на город Сено. Сам же фельдмаршал князь Кутузов старался армии своей, находившейся недалеко от Красного, дать такое направление, чтобы, следуя движению неприятельских легионов, не упускать их из виду.
Здесь главнокомандующий получил от графа Платова письмо, извещающее его, что неприятель оставил на дороге от Смоленска к Красному на 17 верстах 112 пушек. Для любопытства читателей, помещаем здесь в подлиннике письмо о сем генерала графа Платова к генерал-фельдмаршалу от 5 ноября.
«По подписании моего к вашей светлости рапорта сейчас приехал ко мне известный мне сотник Наркин и донес, что на расстоянии 17 верст по большой дороге сосчитал он около 112 пушек, оставленных неприятелем; множество ящиков, экипажей и пленных. Я не доношу о сем еще вашей светлости рапортом, не имею еще такового от смоленского коменданта, но со всем предводительствуемым вами войском скажу: “Ура! Ваша Светлость!”»
Согласно с сим фельдмаршал князь Кутузов Смоленский в донесении своем Государю Императору сказал: «Число пленных, в 5 и 6 день взятых нами, превосходит, конечно, то, которое я Вашему Императорскому Величеству в двух моих рапортах означил».
По случаю знаменитых побед, одержанных князем ГоленищевымКутузовым как прежде над Королем Неаполитанским, так равно над французскими маршалами Даву и Неем под Красным, сочинены были разные героиды, из коих мы почитаем не излишним поместить здесь хотя одну, которая прежде других вышла в свет:
Звучит металл – ревет гром трубный,
Колеблет гул всемирный свод,
Вокруг драконы ржат чугунны,
Горят пучины влажны вод,
Дым черный нощь средь дня являет, —
От зарев в нощи день сияет,
Багрова мгла тмит зрак Светил;
Жрет пламя вид небес лазурных. —
Не вновь ли в брань сталь в вихрях бурных
С Денницей падшим Михаил?
Нет! нет! Се тот Орел маститый,
Что в наши дни на Рейн парил
Карать гидр галльских ядовитых, —
Что в наши дни Луну затмил!
Се щит России и забрало,
Кого чтил рок, и время сберегало
На казнь бича земных племен,
Чтоб спас от уз его природу,
Народам возвратил свободу,
Блистал бессмертьем в тьме времен!
Се ты, кого Суворов громкий
Улиссам мудрым предпочтил, —
Се ты замысловатый, тонкий,
Кутузов, вождь российских сил!
Се ты, чей точный вес и мера
Жмут зев чудовищного зверя!
Ты трех драконов уж попрал,
Им сокрушил змеины зубы,
Поверг в снедь хищных смрадны трупы —
Се ты ногой на галла стал! —
Ты стал. – И затрещал огромный,
Уродливый хребет.
Рев с треском раздались и стоны, —
Звук гулом бременит весь свет. —
Москва уж кров с чела стирает,
Смоленск длань слабу простирает,
Да мстит убийце их теперь!
Взвели все царства взор поникший;
Клубится змеем, их язвивший,
Сосавший кровь их изувер.
Не Святославы Иоаннов
В прах ринув, бьют пятою в грудь;
Возник Гигант из Океанов,
Возмог полсвета прешагнуть.
Зрит славой тмяща все Колосса;
Заносит дерзкий шаг на росса;
Повержен россом в прах, ревет,
Вращает вкруг свирепы взоры;
Чтоб встать, дубы рвет, роет горы;
Гортань его Росс дланью жмет.
Дави, Алкид! Сего Гиганта;
Он породил Лернейских змей;
Свет поддержи плещми Атланта
И зрелой мудрости твоей.
Будь Царствам всем земным щит твердый! —
Да встанут Виттовты Олгерды!
Да вновь подвигнет их Батый
У врат Смоленска стать с кинжалом.
В мрак Тартара их свергнешь с галлом,
Смоленский князь, Кутузов ты! —
Парящий над Вселенной гений
Векам грядущим уж гремит:
Рымникских, Задунайских тени!
Смоленский вашу славу тмит.
Примеров свет не зрел сей славы.
Ударь, Бард Северной Державы,
Державин, в струны громких Лир!
Предмет сей лишь тебя достойный.
Греми! – Да лир твоих гром стройный
Наполнит весь огромный Мир!
За сию героиду сочинитель в последних числах декабря удостоился получить от светлейшего князя благосклонное одобрение.
Глава VII
Когда разбитый во всех местах неприятель начал скорое и беспорядочное свое бегство, тогда генерал от кавалерии Тормасов, вызванный князем Кутузовым в главную армию, отрезав ему дорогу, поражал его при выходе из Красного и других селений. Генерал Милорадович теснил неприятельские колонны с тылу, а генерал-лейтенант князь Голицын поражал их с центра.
По показанию очевидных свидетелей, Наполеон в самые сумерки с небольшою своею свитою прискакал в Ляды на весьма усталых лошадях. Гвардия его, находившаяся уже в Лядах, тотчас стала под ружья и стояла в строю до полуночи.
Весьма замечательно то, что Наполеон, полководец, увенчанный двадцатилетними успехами, и всегдашний сопутник его маршал Даву, не останавливаясь в Лядах, ретировались к Дубровне, забыв сильный корпус маршала Нея, который, присоединив все остатки и гарнизоны, бывшие в Смоленске, составлял до 30000 человек, имея в прикрытии своем парк около 150 орудий. Сия столь знатная часть войск Наполеона, быв отрезана армиею, предводительствованною князем Кутузовым, соделалась жертвою победителей.
Когда князь Кутузов-Смоленский, с главною квартирою прибыв в местечко Романово, а потом в село Ланники то пред тем получил известие, что генерал-майор Бороздин, вытеснив оставшегося неприятеля из Ляд, отбил у него несколько пушек; и неприятель, сходственно с предписаниями его Кутузова, не мог пройти на Сено, но принужден был обратиться на Оршу.
При выступлении Наполеона с гвардией из сего города к местечку Коханову граф Платов и генерал-майор Ермолов, 8-го числа наступив на него, отбили у него 26 орудий и много запасов.
Здесь Кутузов узнал 9-го числа чрез перехваченное письмо посредством партизана полковника Давыдова, что неприятель имеет направление к городу Копысу, распорядил армии свои следующим образом.
Партии [под]полковника Давыдова должны были идти чрез Староселье к местечку Толочину, равно вверх и вниз по Днепру. Авангард главной армии под командою Милорадовича, состоящий из 2-го и 7-го пехотных и 2-го кавалерийского корпусов, одиннадцатого числа перешел реку Днепр при городе Копысе и взял направление к местечку Талочину, где, соединяясь с отрядом генерал-майора Ермолова, продолжали преследовать неприятеля далее.
Сам князь Кутузов-Смоленский, с главною армией переправившись чрез Днепр 12-го числа, остановился с главною квартирою в городе Копысе.
Здесь еще никому не было известно о направлении, которое преднамеревался Наполеон дать своей армии; но Кутузов, знавший соображаться с обстоятельствами и предугадывать случаи, тотчас усмотрел, что оное воспоследует чрез Борисов, и потому к воспрепятствованию ему в сем, и к поражению его на всяком шагу, дал он своей армии следующее движение.
Вслед за неприятелем двинулся сильный авангард из двух корпусов, состоящий под командою генерала Милорадовича. Граф Платов с 15 казачьими полками, 12 батальонами пехоты и несколькими ротами конной и пешей артиллерии имел обязанностью обходить правый фланг неприятеля для воспрепятствования ему всякого фуражирования. Поправее графа Платова находился отряд генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова, которому предписано было от фельдмаршала состоять в команде генерала от кавалерии графа Витгенштейна.
Таким образом, все сии значащие силы преследовали неприятеля, быстро бежавшего мимо Могилева в Минскую губернию, и поражали его до самой переправы чрез реку Березину. Полевее отступающего неприятеля находились три отряда наших партизан, которые препятствовали французам всякое фуражирование и между тем извещали князя Кутузова о всех движениях неприятеля.
С главными же силами российской армии следовал сам фельдмаршал прямо на местечко Березино, как для воспрепятствования неприятелю взять налево к городу Игумену, так и потому, что сие направление обещало доставить нашей армии достаточное продовольствие.
Пред выступлением главной квартиры нашей армии из Копыса, князь Кутузов-Смоленский отправил с нарочным к адмиралу Чичагову предписание, в котором поставлял на вид действовать на головы колонн при переправе французов чрез Березину и в особенности пользоваться трудными дефилеями при Зембине. Чрез того же нарочного фельдмаршал получил от адмирала Чичагова рапорт, в коем между прочим прописано было, чтоб он, Чичагов, дал всей своей армии на замечание как черты лица Наполеона, так и платье, которое он обыкновенно носит, дабы каждого такового, перехватив, представляли к нему.
Итак, цель плана российского полководца состояла в том, чтобы войска, предводимые адмиралом Чичаговым, встретили неприятеля, чрез Минск к Березине бегущего, в то самое время, когда граф Витгенштейн, усиленный корпусом графа Штейнгеля, будет поражать его с севера, а партизаны – тревожить с юга.
Отступление французской армии от Красного казалось, по мнению французов, благоприятнее. Во-первых, надеялись они по ту сторону Днепра соединиться с корпусами Удино, Виктора, Домбровского, и которые все вместе составляли около 30000 человек; во-вторых, преследование русскими французской армии замедлено сражением 6 ноября с корпусом Нея и стало оттого не столь быстро; в-третьих, французская армия приближалась к своим магазинам и вступала в землю, которую могла почитать некоторым образом своею союзницею. Но все сии выгоды исчезали при помышлении, что армия адмирала Чичагова была впереди, дабы встретить французскую при Березине; а Витгенштейн должен поражать с севера. По пятам неприятеля шел сильный авангард из 2-х корпусов под командою генерала Милорадовича равно и граф Платов с 15 полками казаков, 12 батальонами пехоты и несколькими ротами конной и пешей артиллерии, с обязанностью обходить правый фланг неприятеля; поправее же отряда графа Платова находился отряд генерал-адъютанта Кутузова.
Уже величайший российский полководец фельдмаршал князь Кутузов Смоленский находился с главною армией в селении Круглом, когда ретирующийся Наполеон с армиею, до 70 тысяч человек состоявшею, приближался к городу Борисову при реке Березине, в Минской губернии. Князь Кутузов, который гораздо прежде предвидел сие направление неприятеля, шел за ним по пятам с главною своею армиею и теснил его с тылу.
Граф Витгенштейн ноября 2 разбил маршала Виктора у деревни Смольни. Сверх множества убитыми взял в плен 800 человек с офицерами. 9 ноября корпус графа Витгенштейна начал преследовать неприятельский корпус Виктора, почему, оставив позицию при Чашниках, гнал неприятеля до реки Березины. Авангард его под командою генерала Властова 13 и 14 числа, разбив дивизию корпуса Виктора, взял в плен 2000 человек; с южной стороны беспокоили неприятеля три отряда партизан, а с юго-запада шел ему навстречу за рекою Березиною адмирал Чичагов с Молдавскою армией, которого командующий авангардом граф Ламберт, ноября 3 разбив генерала Косецкого у Новосержана, не дал ему соединиться с корпусом Домбровского. 4000 сдались, в плен взято 2 знамя и 2 пушки. Во время занятия авангардом сей армии Минска ноября 4 взято в плен в течение 8 дней и в госпиталях, там находящихся, около 11 000 пленных и 24 пушки. 9 ноября авангард Чичагова под командою графа Ламберта разбил весь корпус Домбровского, взял 6 пушек, 2 знамя и 3000 пленных, остальных рассеял и занял город Борисов.
Окруженный со всех сторон российскими армиями, Наполеон отрядил влево корпус поляков под командою генерала Домбровского к городу Борисову против армии адмирала Чичагова. Другой корпус под начальством маршала Виктора, командовавшего арьергардом Наполеоновой армии, послал вправо для сопротивления графу Витгенштейну. Но деятельность корсиканца не могла разрушить зрело Кутузовым обдуманного плана, следствием коего были всеместные поражения оставшихся французских войск.
Ноября 12 отрядом генерал-адъютанта графа Ожаровского занят город Могилев, где найдены магазины с большими запасами.
15 ноября вечером граф Витгенштейн, не доходя переправы у местечка Старого-Борисова, с помощью графа Платова атаковал арьергард Наполеоновой армии под командою маршала Виктора и после сильной перестрелки, продолжавшейся 4 часа, особенно искусным действием нашей артиллерии был неприятель обращен в бегство, потеряв 1 пушку, 30 офицеров и до 1000 человек нижних чинов. В тот же день отрезанный графом Витгенштейном арьергард Наполеона, состоявший из корпуса Виктора, половина коего корпуса в полночь на 16 число принуждена была сдаться без кровопролития. Но поутру в 7 часов и другая, положив оружие сдалась военнопленною в числе 5 генералов, 5 полковников, 15 подполковников, 224 штаб– и обер-офицеров и до 8000 нижних чинов, также 4 пушки и множество повозок.
Офицер гвардейского уланского полка
Между тем Наполеон, прикрывшись корпусами Домбровского и Виктора, достигнул до реки Березины и, не теряя времени, приказал навести мост у села Зембина в 15 верстах ниже города Борисова для переправы на другую сторону. Посланный адмиралом Чичаговым генерал Чаплиц прибыл к Зембину для наблюдения, где неприятель намерен переправляться. Разбитый корпус генерала Домбровского, собравшись с силами и получив подкрепление, опять занимал войска адмирала Чичагова, вдоль по Березине находившиеся. Но полковник Луковкин, посланный адмиралом Чичаговым, преследовал неприятеля по дороге от города Игумена к Борисову, где снова соединился с центром своей армии. Тогда Наполеон отрядил новый корпус маршала Удинота для подкрепления генерала Домбровского, а сам между тем старался сколько возможно задержать прибытие армии адмирала Чичагова к селу Зембину. Дабы скрыть пункт своей переправы, он во многих местах делал фальшивые демонстрации, будто бы искал места для переправы. Но у села Зембина, избрав весьма крепкую позицию, поместил на ней батарею из тридцати пушек. С одной стороны болото и лес, а с другой – высота, уставленная его пушками, делали великую трудность россиянам к воспрепятствованию переправы. Однако же переправа сия дорого стоит Наполеону: по ужасным происшествиям, там бывшим, весьма долго останется она глубоко впечатленною в памяти французов. Солдаты Наполеоновы с самого начала сей переправы устрашены россиянами, стали друг друга теснить, спираясь на мосту, и от беспорядка и поспешности толкались без разбору, как солдаты, так и офицеры, падали в реку, хватаясь один за другого, и утопали в глазах Наполеона, осыпая его проклятиями.
Уже князь Голенищев-Кутузов Смоленский 16-го числа находился в деревне Сомрах, как граф Витгенштейн узнал, что Наполеон с главною армией в больших силах переправляется чрез реку Березину; почему того же 16-го числа двинулся на него со всем своим корпусом в той надежде, что адмирал Чичагов с другой стороны реки встретит неприятеля всею своею армией, и, таким образом, они вместе довершат совершенное поражение французов. Граф Витгенштейн, решительно напав на арьергард Наполеона при селении Студенцах, открыл жестокий пушечный и ружейный огонь. Неприятель остановился и защищал переправу с величайшим упорством, дабы спасти свои обозы и тяжести; но граф Витгенштейн производил в рядах армии Наполеоновой страшное кровопролитие, сражение продолжалось целый день, наконец граф Витгенштейн сбил неприятеля с первой его позиции и гнал три версты; взял в плен до 1500 человек и отбита одна пушка. В сей день лившиеся реки крови французской прекратились глубокою темнотою ночи.
В первые дни утонуло французов чрезвычайное множество; но в сей лишь только российская армия опрокинув корпуса Виктора и Домбровского приближалась к переправе, тогда бегущие французы с чрезвычайным отчаянием все бросились толпами к мосту, и сие зрелище ужаса и смятения превзошло всякую меру вероятия: артиллерия, обоз, кавалерия, пехота, – все хотели опередить друг друга и сильнейший сталкивал слабейшего в воду, дабы не мешал бегству его. В сей неслыханной суматохе офицер убивал солдата, солдат умерщвлял офицера и генерала, или кто кого мог, ибо тогда всякий думал о своем спасении. Целыми сотнями вдруг несчастные были подавляемы под колесами пушечных лафетов. В сем месте река не очень широка; но уже в то время мешалась со льдом и замерзала, почему холодная вода пустившихся вплавь приводила в оцепенение, и они, лишившись силы, при жестоком морозе не могли руками в воде действовать, погружались на дно, а иные, отваживавшиеся перебраться на другую сторону поверх тонкого льда или перескакивать со льдины на льдину, которые в некоторых местах по верху плавали, также поглощаемы были глубиною реки. Ничего там не слышно было, кроме криков и стенания, призывавших с жалостными воплями на помощь, но никто не имел времени подавать оную.
На утро ноября 17 дня кровавая битва опять возобновилась. Граф Витгенштейн продолжал наносить удары Наполеону, который защищался с неимоверным отчаянием и достигнул переправиться чрез мост, который тотчас зажег. Бесчисленные ядра и картечи, с его армии сыпавшиеся на корпус графа Витгенштейна, не допустили спасти оного. Но в то же время адмирал Чичагов атаковал неприятеля по ту сторону реки Березины, где маршал Удино со своим корпусом, заняв густой лес, прикрывал бегущего Наполеона. Действие атаки при упорном сопротивлении неприятеля продолжалось до глубокой ночи, но невзирая на то, был он сбит и тесним более четырех верст до селения Брилова.
Графом Витгенштейном взято 12 пушек, 1 знамя, множество офицеров и нижних чинов.
В сей знаменитый день 17 ноября граф Витгенштейн отбил весь обоз Наполеоновой армии, как казенный, так и партикулярный, которого было столь великое число, что на полторы версты в длину и поперек заставлена была им дорога так, что ни пройти, ни проехать сквозь оный было не можно, пока не отряжены были три дружины ополчения, чтобы очистить только дорогу для прохода войскам. В сих обозах, которые состояли наиболее из московских экипажей, сверх весьма большой добычи войскам, найдено довольно церковных серебряных и других вещей, награбленных врагами в Москве, которые по приказанию главнокомандующего тогда же отправлены к начальствующему в Москве. На сем месте Наполеоновой армии принесено в жертву Марсу столько, что берега реки Березины завалены были грудами трупов неприятельских.
Вообще неприятель потерял в сии дни, считая по донесениям с 16 по 20 число ноября, пленными: 5 генералов, 427 штаб– и обер-офицеров и 23 500 рядовых. Отбито 22 пушки и 4 знамя. Ранены маршал Удино и генералы Домбровский, Зайончик и многие другие.
Храбрых россов, положивших живот свой за Отечество на поле брани при Березине – 3000 человек.
Его Императорское Величество в воздаяние знаменитых заслуг генерала от кавалерии графа Витгенштейна изволил пожаловать ему 50000 рублей.
Между тем главнокомандующий всеми российскими армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, находясь в Минской губернии в городе Уши и приближаясь с главною своею армиею к городу Борисову, нашел себя в необходимости иметь скорейшее известие от адмирала Чичагова. Неприятель, находившийся дотоле между главною армией и Молдавскою, отнимал к сему способы. Но Кутузов, невзирая на сие, послал флигель-адъютанта, кавалергардского полка поручика Орлова с отрядом казаков из Копыса для открытия сообщения с адмиралом Чичаговым. Поручик Орлов должен был перерезывать всю почти неприятельскую армию, и даже ночевал среди французских войск; таким образом, преодолев все затруднения и опасности, он выполнил поручение фельдмаршала с похвальным успехом.
Князь Кутузов всех офицеров, отличающихся отважностью, предприимчивостью и неустрашимостью, любил представлять Государю Императору лично. Поручик Орлов впоследствии равномерно удостоен был сего счастья.
Имев уже свободное сообщение с армией Чичагова и другими, Кутузов скоро узнал, что Наполеон переправился чрез реку Березину и бежал чрезвычайно поспешно чрез Плещеницу, Молодечно и Сморгоны на Вильну. Поставив на вид всем генералам поражать неприятеля неослабно, вслед за сим сам двинулся за неприятелем. Однако же Наполеон, после претерпенного им поражения при Березине, столько был встревожен, что потерял всю бодрость и предался совершенно постыдному бегству с 40 тысячами человек той армии, которой он ввел в Россию более полумиллиона.
Около сего времени генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский получил высочайшее повеление, чтобы всю отбитую у французов в разных сражениях артиллерию препровождать в Москву, где на память многократных побед и совершенного истребления всех дерзнувших вступить в Россию неприятельских сил имеет из сих отнятых у них орудий воздвигнут быть увенчанный лаврами столп. Вследствие сего от 14 ноября дан был высочайший именной рескрипт на имя главнокомандующего в Москве, графа Ростопчина, дабы он сделал распоряжение о приеме и хранении оной артиллерии, по мере доставления ее к нему от главнокомандующего армиями князя Кутузова-Смоленского.
Уже мы заметили, что Наполеон принужден был князем Кутузовым возвращаться назад из России по той самой дороге, по которой шел в Россию с гордостию и высокомерием. Ободренные тогда примером зверского своего повелителя, французы шли по пути, опустошая и истребляя все им встречавшееся; и, подражая бешенству Наполеона, не рассуждали они о превратности жребия человеческого и о будущем времени. В жаркое лето, когда входили в Россию, не помышляли они о убежище, нужном во время суровой зимы. Рассыпаясь партиями по сторонам, деревни и города они предавали огню, или, не нашед никого в жилищах, разбивали печи, окна и даже двери выламывали и вон выбрасывали.
Ныне после ужаснейшего их поражения россиянами и по наступлении жестоких морозов они, быв без сапог и башмаков, обертывали свои ноги попонами, ранцами, старыми шляпами и тряпицами; окутывали и повязывали головы женскими чепчиками и другим лохмотьем; одеты были в рубища, изорванные рогожи, старые мешки, шкуры, содранные с палых лошадей, или даже обкладывались сеном и соломою и претерпевали ужасное бедствие. В сем горестном состоянии, чувствуя приближение кончины, ползли они, так сказать, к деревням, ежели какие уцелели от варварства их, надеясь найти там спасение, но жилища в оных были пусты, только страшный свист порывистых ветров, при жестокости морозов, в них раздавался. Разломанные печи, выбитые окна и выломанные двери не могли их спасти от близкой погибели. Они, горько вздохнув последний раз, повергались на землю и умирали жалкою смертию. Так Всевышний карает беззаконных за поругание своей святыни и прав человечества! Но этого еще не довольно.
Поспешность бегства французов и до сего была велика; но, услышав, что грозный воевода полночных сил, князь Голенищев-Кутузов-Смоленский положился сам достигнуть их, начали они бежать столь сильно, что в бегстве падали один на другого, и, упадши, не могли уже подняться. От сего лежали они везде по дорогам рассеянно, спалзывались в кучи для согретия один другого и после, пришед в бессилие, не могли уже отползти в пяти шагах лежавшему, падалищу, дабы утолить голод, терзавший внутренность их; но рвали зубами тело живых своих товарищей, вместе с ними лежавших, и ели отмороженные пальцы рук своих. Все уже тогда побросали оружия. Когда один солдат упадал, другие раздевали его донага еще прежде последнего его издыхания, дабы надеть на себя его лохмотье. Дома были зажигаемы для нагретия себя, и на каждом пожарище лежали целые кучи мертвых солдат, которые приближались к огню и не имели сил отойти при его распространении. Все деревни наполнены были замерзшими и обгоревшими телами. Вся дорога покрыта была бродившими пленными, за которыми никто не смотрел, и, подобно ночным привидениям, страшные и почерневшие от дыму и неопрятности, скитались по пожарищам, где посреди мертвых своих товарищей падали и тут же сами умирали. Другие черными и вспухлыми босыми ногами тащились по дороге, сами не зная куда. Одни лишились употребления языка, другие сошли с ума; все почти были изуродованы морозом. Многие, сидя на пожарищах, на мертвых товарищах своих, жарили тела их и ели, а некоторые, не имев силы набрать дров, теснились вокруг слабого огня и вместе с угасающим пламенем умирали или в беспамятстве ложились в огонь, зарывались в пепел и в оном сгорали. Так представлялись явления ужаса и отчаяния, каких едва ли свет когда-либо видел!
По повелению светлейшего князя Кутузова издано известие при главной квартире нижеследующее:
«Успехи российской армии в преследовании неприятеля час от часу становятся разительнее и быстрее. Каждый шаг ее вперед есть победа, погибельная для врагов нашего Отечества, для врагов Европы. Теперь Россия представляет вселенной зрелище величественное, и смело можно сказать, что все племена, не выключая и тех несчастных рабов самовластия, которые вооружены против нее робостию и бессилием, ожидают побед ее, в надежде приобресть от них мир и благоденствие. С одной стороны, мы видим мужественную армию: полки ее не расстроены; воинов ее оживляет возвышенное чувство мщения за родину, за расхищение отеческих городов и сел, мщение за человечество; их оживляет слава; они не знают изнурения, не терпят нужды, а если иногда и ощущают некоторый недостаток, почти неизбежный при стремительном преследовании врага, то сносят оный бодро, ибо имеют в виду победу. С другой, – являются развалины страшного ополчения, в котором многочисленные нации иноплеменников соединены были воедино, дабы уничтожить могущественный народ в недре его отчизны. Их ободрял успех, но этот успех был обман. Один сильный удар привел в расстройство сию громаду: бегут, преследуемые ужасом; им сопутствует голод: не имея пищи, принуждены в бешенстве отчаяния пожирать мертвых лошадей, принуждены (чему едва поверят современники), как дикие, съедать своих изнуренных братий. Те дороги, по которым мечтали они возвратиться с добычею и торжеством, усеяны мертвыми их трупами. Раненые и больные брошены были на пути в жертву голоду и холоду. Все сии несчастные, осужденные погибнуть вдали от своего отечества, на разных языках проклинают властолюбие, причиняющее им погибель.
А те, которые остались еще под знаменами расстроенных полков, следуют за ними без мужества и надежды; слабы, потеряли доверенность к фортуне своего военачальника. Пушки их достаются в добычу сотнями; они сами сдаются целыми отрядами; бросают оружие при первом выстреле; или сражаются из одного отчаяния. Таково положение двух армий, которыми теперь решится судьба стольких народов!»
Наполеон, оставив на произвол судьбы в таком ужасном положении свою армию, скакал без памяти к стороне Вильны, подвергаясь на каждом шагу опасности быть схваченным от казаков. Пленных было столь много, что русские не успевали брать их; число их каждый день простиралось до 5000 человек, а иногда и более; о убитых же и замерзших никто не в состоянии дать верного отчета, ибо дорога, по которой Наполеон бежал, начиная от Березины, была вся так завалена трупами мертвых, ранеными и умиравшими, брошенными пушками, пороховыми ящиками и фурами, что с великим трудом возможно было проехать. Отставшие позади бежавших солдаты, в расстройстве без всякой защиты падали от усталости и, доведенные до отчаяния, сдавались добровольно. Сам Наполеон не в состоянии был ни на короткое время иметь убежища, чтобы, по крайней мере, обогреться. Страшные для него казаки беспрестанно его сгоняли, где только он ни останавливался.
По сие время, кроме убитых, утонувших, замерзших, сгоревших и без вести пропавших, оставалось в России французов пленными 30 генералов и 100000 нижних чинов. Пушек 900.
Глава VIII
Итак, князь Голенищев-Кутузов-Смоленский дошел с главною армией до селения Ровеницы, и, увидев невозможность достигнуть самого Наполеона, решился довершить гибель его армии. Почему он и предписал, чтобы адмирал Чичагов, генерал Милорадович и граф Платов гнали бегущего неприятеля на местечко Молодечно и Сморгоны; а чтобы не теснить войск наших по одной дороге и тем не удержать быстроты движений их, Кутузов положил, чтобы граф Витгенштейн взял направление свое чрез Костеневичи, Нароч и Неставишки к Неменчину, действуя всегда на фланг неприятеля и пресекая ему путь, особливо казаками; в Неменчине же содействовать адмиралу Чичагову и вместе с тем угрожать маршалу Макдональду.
Вследствие сего посланный адмиралом Чичаговым генерал Ланской, напав на неприятельский отряд, при местечке Плещенице 17 ноября занимавший квартиры для Наполеона, разбил его и взял в плен: генерала Каминского, двух полковников, двух подполковников, двух майоров, 24 обер-офицера и 217 рядовых. В сие же время почти авангард Чичагова, тесня неприятеля у местечка Хотинич, взял у него 5 пушек, 1 полковника, 6 офицеров и более 500 нижних чинов.
21 числа, когда авангард адмирала Чичагова преследовал неприятеля до селения Латигаль, генерал-майор граф Орурк атаковал его быстро с одной, а войска графа Платова с другой стороны, отбили у него пушку и 2 саксонских эстандарта, взято в плен: 1 генерал и более 1500 нижних чинов с офицерами. Потом граф Орурк подошел к самому местечку Молодечне, 22 ноября выгнал неприятеля из оного и, преследуя его по дороге к Сморгонам, захватил еще 8 орудий и 500 человек в плен.
Ноября 22 числа генерал-фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский, желая более сблизиться с армией Чичагова, переехал с главною своею квартирой в селение Косино. Здесь он предписал партизану полковнику Сеславину следовать прямо на Вильну, предупреждать неприятеля в его марше и поражать головы его колонн, а сам он, фельдмаршал, дабы сблизиться к центру военных действий, соединил главную квартиру с авангардом генерала Милорадовича в местечке Родашковичах.
Здесь Кутузов получил известие, что отряженный вследствие предписания его графом Платовым полковник Кайсаров с большою партией казаков, атаковав неприятельскую гвардейскую кавалерию, прикрывавшую обоз Наполеона, разбил ее совершенно. Положив на месте более 500 человек, взял один эстандарт и часть обоза с важными бумагами.
Между тем со стороны графа Витгенштейна, согласно с предположением главнокомандующего, отправлены были для преследования неприятеля по разным трактам с кавалерийскими отрядами генерал-адъютант Голенищев-Кутузов и генерал-майор Бороздин. Генерал-адъютант Кутузов настиг баварцев под начальством генерала Вреде, заставил его почти со всем отрядом сдаться, а генерал Бороздин, преследуя неприятеля к Неменчину, не только захватил великое число пленных и знатную часть обоза, но один отряд его подошел к Виленскому форштату.
Незадолго пред сим происходило дело при Вилковиске между генерал-лейтенантом Сакеном и французским корпусом графа Ренье, составлявшим арьергард князя Шварценберга. Когда австрийские войска, шедшие к Слониму, возвратились обратно в подкрепление генерала Ренье; в то время генерал Сакен отошел к Шерешову, дабы быть всегда в тылу неприятеля, если бы он предпринял марш к Вильне. Фельдмаршал князь Кутузов 25-го числа отправил с отрядом генерал-адъютанта графа Ожаровского, дабы он, действуя к стороне Слонима, старался узнать действительное направление австрийских войск, предводимых князем Шварценбергом. Князь Ожаровский, следуя чрез местечко Воложин параллельно главной армии под предводительством самого фельдмаршала и обеспечивая левый фланг оной, открыл, что князь Шварценберг не только не сближается к Вильне, но даже удалился от сего пункта.
На походе пред местечком Молодечным князь Кутузов-Смоленский получил от игуменьи Казанского первоклассного Богородицкого монастыря, Назареты, при письме ее к его Светлости, трудов монастыря корпии, компрессы и бандажи для раненых. Сия почтенная настоятельница благословила главнокомандующего фельдмаршала образом Казанской Божией Матери, моля Всевышнего, да сохранит защитника Отечества и истребит рукою его врагов России. Вместе с сим препроводила она сто рублей для раздачи тем солдатам, которые случатся в карауле его Светлости. Князь благодарил игуменью кратким, но весьма учтивым письмом. Ах! Видно она предчувствовала скорую кончину сего героя; но что может устеречь от неизбежного рока?
Когда князь Голенищев-Кутузов-Смоленский прибыл с главною квартирою в Молодечно, то армии российские приняли следующие направления: партизан полковник Сеславин, приближась к Вильне, подошел к городу Ошманам, где Наполеон с девятью батальонами пехоты и десятью тысячами человек конницы располагался на ночлег, и пехота ставила уже ружья в козлы. Сеславин с Ахтырскими гусарами врубился со всех сторон, произведя по всем местам города страшный крик. Весь караул коменданта был изрублен и сам комендант едва спасся бегством при темноте ночи. В то же время бранскугелями зажжен был магазин. Неприятель в страхе и смятении бросился бежать из города к устроенной за оным пехоте. Наполеон, предуведомленный своими приверженцами, переодевшись, ускакал к Вильне с вице-королем Итальянским и маршалами Даву, Удино, Виктором и генералом Коленкуром, в сопровождении коих тайно проехал чрез Вильну и отправился с 1500 человек в Ковно.
Почему генерал-адъютант Голенищев-Кутузов послан был графом Витгенштейном по Ковенской дороге, быстро сего неприятеля преследовал и в беспорядочной его ретираде наносил ему всевозможный вред.
Адмирал Чичагов столь быстро гнался за неприятелем чрез местечко Сморгони, что несколько раз занимал он то жилье, которое оставлено было Наполеоном за несколько часов пред тем. Неоднократно удалялся он в то время, когда начиналась перестрелка между авангардом Чичагова и его арьергардом. При местечке же Сморгони весь неприятельский арьергард истреблен был генерал-майором Чаплицем, командовавшим авангардом Молдавской армии, и неприятель, ожидавший в сем месте свой арьергард, с изумлением увидел русских и обратился в бегство, не успев даже истребить магазина и потеряв 25 пушек и 3000 пленных. Генерал Чаплиц, сим не довольствуясь, продолжал преследование неприятеля, потерявшего свой арьергард, и сильным натиском принудил его бросить 61 пушку и 2000 человек пленных, кроме генерал-адъютанта, начальника главного штаба полковника Росиньяса и адъютанта маршала Даву де Кастри.
Фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский, находясь с главною квартирою в местечке Сморгони, известился, что граф Витгенштейн, следуя вправо параллельно армии адмирала Чичагова, приближается с авангардом своим под командою генерал-майора Властова к городу Вильне; почему, остановясь в городе Ошмянах, приказал и другим отрядам ускорить быстроту своих движений.
Вследствие сего ноября 27 числа партизан полковник Сеславин настиг неприятельскую кавалерию близ Вильны, атаковал ее мгновенно и, опрокинув, ворвался в город. После, присоединяясь к отряду генералмайора Ланского, вошедшему также в город, выбивали неприятельскую пехоту, засевшую в домах. В тот же день подполковник Теттенборн вошел в форштат города с другой стороны; и хотя неприятель находился еще внутри города, но 28 числа генерал-майор Чаплиц, командовавший авангардом армии адмирала Чичагова, не терявший неприятеля ни на минуту из виду, настиг его крепко у самого города Вильны, и, по малом сопротивлении, русские внесены были в Вильну на плечах французов и произвели в неприятеле столь ужасное кровопролитие, что он из города бежал стремглав в крайнем расстройстве и беспорядке, не успев оттуда ничего вывезти. Множество больных и раненых, между коими были и генералы, также пушки и магазины, наполненные хлебом, достались победителям.
На пути от Березины до Вильны взято у неприятеля 168 пушек и 30000 человек пленными, около 800 пороховых ящиков и великое множество обозов, коими покрыта была вся дорога. Пред самым же входом в город Вильну навалены были кучи трупов людей и лошадей. Прибывшая пред сим незадолго в Вильну из Кенигсберга дивизия генерала Луазона, состоявшая из 10 000 человек, большею частью немцев, пошла навстречу армии до города Ошмян, лежащего в 50 верстах от Вильны, для прикрытия отступления оной. Дивизия сия в четыре дня, не быв почти и в сражении, от маршей и бивуак потеряла до 7000 человек, остальные же в Вильне отчасти были изрублены, а отчасти взяты в плен.
Фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский, не доезжая 20 верст до Вильны, предписал адмиралу Чичагову преследовать пораженного им неприятеля не только авангардом, но даже всею своею армией. А как при занятии Вильны российскими войсками 28-го числа неприятель тянулся колоннами чрез деревню Погулянку, то князь Кутузов прибыл под город Вильну, нужным признал отрезать ему отступление по Ковенской дороге.
Знаменосец кавалергардского полка
Согласно с сим граф Платов, следуя мимо города Вильны прямо на Ковенскую дорогу, занял оную со всеми казачьими, Ольвиопольским гусарским и драгунскими: Житомирским и Арзамасским полками.
Дав пройти первой неприятельской колонне, граф Платов приказал графу Орлову-Денисову с нею открыть перестрелку, и в то же время велел генерал-майору Рахманову с правого нашего фланга, генерал-майору Дехтяреву с Ольвиопольским гусарским и двумя драгунскими полками с центра, а генерал-майорам Иловайскому 5-му и Кутейникову 2-му, и Атаманскому своему полку под командою князя Касаткина-Ростовского с левого стремительно ударить, действуя сильно из орудий, коими командовал полковник князь Кудашев, чем колонна разорвана была надвое и совершенно истреблена. Потом приказал графу Орлову обойти в тыл неприятеля, отделив отряды в его фланги, и тем не допустил его до горы Понары; большие колонны были совершенно смешаны искусным огнем артиллерии и потом истреблены.
В сем деле взято в плен у неприятеля: генерал Соран, 30 штаб– и обер-офицеров и более 1000 нижних чинов; при самой горе отбито 28 пушек и столько же зарядных ящиков; весь обоз, состоявший во множестве экипажей, достался в руки победителей.
С нашей стороны урон неважен, кроме того, что тяжело ранены полковник Иловайский 11 – й и полковник Бибиков.
Наконец 29 ноября в 6 часов вечера главнокомандующий всеми российскими армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский прибыл в город Вильну и занялся средствами к приведению всего в известность и устройство. Комендант главной его квартиры Ставраков вместе с генерал-майором Безродным собрали в городе в разных магазинах ржи четырнадцать тысяч четвертей, сухарей и муки пять тысяч четвертей, сорок одну пушку, множество понтонов, шанцевых инструментов, великие запасы мундиров, ружей, сум, седел, шинелей, киверов и прочих комиссариатских вещей. Пленных найдено: семь генералов – Вивье, Гюссе, Норман, Гюльо, Ле Февр, Ивановский и Заиончик, офицеров 242, рядовых 9517 и больных в госпиталях 5139 человек. Сверх сего в окрестностях Вильны собралось множество пленных и немало магазинов, пушек, обозов и прочего.
Между тем как генерал Тормасов в первых числах декабря 4-го, 6-го и 8-го с корпусами занимал уезды: Виленский, Лауский, Ошмянский и Вилькомирский, имел чрез генерал-адъютанта Васильчикова наблюдение за австрийцами у местечка Белицы, где теснил их с одной стороны граф Ожаровский, а с другой угрожал им корпус под командою генерал-майора Тучкова 2-го.
Генерал граф Платов, сообразно с волею главнокомандующего, продолжая преследовать неприятеля, прибыл к городу Ковно. Неприятель, соединяясь с войсками, находившимися в городе, обведенном ретраншементом с редутами на высотах, упорно держался, открыв сильный огонь. Канонада продолжалась с обеих сторон до самого вечера. В сие время граф Платов приказал Донским полкам, перейдя реку Немень по льду, угрожать неприятелю с левой стороны реки и тем принудить его к скорейшему оставлению города или к сдаче. Пред вечером две колонны пехоты одна за другой выступили из города; но лишь успели перейти реку, как казаки стремительно на них ударили в дротики и рассеяли их, положив довольное число на месте. Одна часть оных бросилась вниз по реке к Тильзиту, а другая – по дороге на Вильковийск, будучи преследуемы казаками.
В сем деле убит один французский генерал, с первоклассным орденом Почетного легиона. По занятии 3 декабря города Ковно взято в плен 80 штаб– и обер-офицеров и более 500 нижних чинов, кроме множества больных, находившихся в госпиталях, и 3 знамя.
Всего же в продолжение трехдневного преследования неприятеля от города Вильны до Ковно и при поражении его за Неменем взято в плен более 5000 человек и 21 пушка; в городе же взято артиллерийских ящиков с зарядами во всей целости 779, а в магазинах до 3000 четвертей ржи овса, горячего вина 170 бочек, в Католицкой церкви 30000 новых ружей со штыками, а в цейхгаузе найдено оных толикое же число обгорелых.
Декабря 5 граф Витгенштейн, равно теснивший французов от Вильны к Ковно, отрядом своим занял пограничный город Юрбург и взял в плен множество неприятелей; а 8 декабря и город Гродно занят был партией под командою полковника Давыдова. Взяты неприятельские магазины и лазареты; здесь освобождено российских раненых, бывших в плену, 14 офицеров и 467 рядовых, а неприятельских взято в плен 661 человек.
Спустя шесть дней после занятия Вильны, лейб-гвардии конный и кавалергардский, и все пехотные полки вступили в сей город. Его Императорское Высочество Цесаревич и Великий Князь Константин Павлович сам изволил командовать ими, проходя мимо фельдмаршала князя Смоленского, троекратное восклицание российских воинов: «Ура!» – возвестило радость каждого из них. Все войска лейб-гвардии расположились в городе, в предместьях и в окрестностях оного на контонир-квартирах.
Во время самого вступления гвардии в город Вильну князь Кутузов получил от графа Ожаровского рапорт, что он отбил у австрийцев на Гродненской дороге российских пленных, 4 офицеров, 5 унтер-офицеров и 42 рядовых.
Он предписал ему, не прерывая движения по Гродненской дороге, отправиться самому с казаками к Белостоку; генералу же Сакену, находившемуся в окрестностях Пинска, в сие время приказал фельдмаршал следовать на Слоним, начиная правым флангом от Ковли и Колок, а левым от Любомля, между тем как адмирал Чичагов, перейдя реку Немень, должен был открыть дорогу к Вильковийску, где, соединяясь с войсками графа Платова, надлежало им очистить от неприятеля все пространство от границы до означенной линии, в чем сии славные полководцы совершенно и успели.
Итак, участь города Вильны решилась. В течение полугодичного времени совершился вторичный переворот в состоянии жителей его. Они увидели существенную разницу между обоими правительствами, как благотворным российским, так и насильственным французским. При вступлении князя Кутузова-Смоленского дан был на виленском театре спектакль, в котором представлена была опера «Добрый Пан». Заключение сего спектакля, который почтен был присутствием главнокомандующего, ознаменовано торжественною признательностию виленских жителей к знаменитому полководцу, избавившему их от неистовствующих врагов.
Для сего выставлена была в театре прозрачная картина с изображением победоносного фельдмаршала и с надписью: «Избавителю Отечества». Над сим изображением виден был парящий орел, который держал вензелевое имя Императора Александра. Петые при сей великолепной сцене стихи приняты были князем Смоленским с живейшим удовольствием, а всею публикою с громкими рукоплесканиями.
Глава IX
Между тем как победоносное российское воинство, предводимое мудрым и достойным своим полководцем, князем Голенищевым-Кутузовым-Смоленским, поражая и истребляя врагов своего Отечества, торжествовало повсюду, к довершению всеобщей радости, 10 числа декабря Его Величество Государь Император Александр I изволил прибыть в город Вильну в вожделенном здравии.
Не можно описать чувствований восторга, которые преисполняли каждого из храбрых его воинов при воззрении паки на возлюбленного своего монарха и Отца. За семьдесят верст от города Его Величество встречен был Полевым инспектором почт у местечка Михалишек, а на последней станции в деревне Язве встретил и препроводил его до города полковник Чернозубов с казачьим полком. Человеколюбивейший из владык земных въехал в город при радостных восклицаниях стекшегося со всех мест народа, и Виленским Еврейским Обществом, вышедшим к нему навстречу с хлебом и солью, и провозглашавшими: «Да здравствует Великий Государь Александр I!» При въезде в самый город в пятом часу пополудни Его Величество встречен был генерал-лейтенантом Эртелем и генерал-майором Ставраковым. Наконец у самого дворца встретил Его Величество генерал-фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский со всем генералитетом.
Настал наконец день рождения Богоподобного Александра, день, незабвенный в летописях мира. Декабря 12-е число ознаменовано блистательнейшим образом. Его Императорское Величество, находясь в сие время в городе Вильне, изволил присутствовать на Вахтпараде и во дворце принимал поздравления от военных и гражданских чиновников. Во время шествования его в церковь к слушанию Божественной Литургии стояло пред дворцом Виленское Общество с городскими значками, при наклонении коих граждане кричали: «Ура!».
После совершения Божественной Литургии признательный монарх, пришед со всею своею свитою к генерал-фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову-Смоленскому, изволил пожаловать его за столь знаменитые подвиги кавалером военного ордена святого Великомученика и Победоносца Георгия I степени, благодаря его пред лицом всего воинства за избавление Отечества. В сей же самый день подписан достопамятный Манифест о милосердом прощении жителей прежде Польских, ныне же Российских областей.
«Божиею Милостию!
Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно:
В настоящую ныне с французами войну главная часть жителей в прежде бывших Польских, ныне же Российских областях и округах, пребыли Нам верны; почему и разделяют со всеми Нашими верноподданными Нашу признательность и благоволение. Но другие различными образами навлекли на себя праведный Наш гнев: одни по вступлении неприятеля в пределы Нашей Империи, устрашась насилия и принуждения или мечтая спасти имущества свои от разорения и грабительства, вступали в налагаемые от него звания и должности. Другие, которых число меньше, но преступления несравненно больше, пристали еще прежде нашествия на их земли к стране чуждого для них пришельца и, подъемля вместе с ним оружие против Нас, восхотели лучше быть постыдными его рабами, нежели Нашими верноподданными. Сих последних долженствовал бы наказать меч Правосудия; но, видя излившийся на них гнев Божий, поразивший их вместе с теми, которых владычеству они вероломно покорились, и, уступая вопиющему в Нас гласу милосердия и жалости, объявляем Наше Всемилостивейшее общее и частное прощение, предав все прошедшее вечному забвению и глубокому молчанию, и запрещая впредь чинить какое-либо по делам сим притязание или изыскание, в полной уверенности, что сии отпавшие от Нас почувствуют кротость сих с ними поступков, и чрез два месяца от сего числа возвратятся в свои области. Когда же и после сего останется кто из них в службе Наших неприятелей, не желая воспользоваться сею Нашею милостию и продолжая и после прощения пребывать в том же преступлении, таковых, яко совершенных отступников, Россия не примет уже в свои недра, и все имущества их будут конфискованы. Пленные, взятые с оружием в руках, хотя не изъемлются из сего всеобщего прощения, но без нарушения справедливости не можем Мы последовать движениям Нашего сердца, поколе плен их разрешится окончанием настоящей войны. Впрочем и они в свое время вступят в право сего Нашего всем и каждому прощения. Тако да участвует всяк во всеобщей радости о совершенном истреблении и разрушении сил всенародных врагов и да приносит с неугнетенным сердцем чистейшее Всевышнему благодарение! Между тем надеемся, что сие Наше чадолюбивое и по единому подвигу милосердия соделанное прощение приведет в чистосердечное раскаяние виновных и всем вообще областей сих жителям докажет, что они, яко народ издревле единоязычный и единоплеменный с россиянами, нигде и никогда не могут быть толико счастливы и безопасны, как в совершенном во едино тело слиянии с могущественною и великодушною Россиею.
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою так:
Александр
Вильна. Декабря 12, 1812 года»
В сей день давал стол для Его Величества Государя Императора главнокомандующий всеми Российскими армиями генерал-фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский. Во время стола производилась пушечная пальба и по всему городу раздавались радостные восклицания: «Ура!». В сей торжественный день жители Вильны, как бы в праздник Светлого Воскресения Христова, обнимали друг друга и изъявляли душевную свою радость. Ввечеру празднество сие ознаменовано было иллюминациями, из коих отличного примечания достойною казалась поставленная у Ратуши, где представлено было изображение Минервы, стоящей с мечом на семиглавном змее и изгоняющей врагов: пред нею парящий двуглавый орел, а вверху сияющее вензелевое имя Александра I. В театре пред окончанием спектакля выставлена была прозрачная картина с изображением Его Величества, пред которым счастливый народ, воспевая торжественную песнь, в сердечном умилении изъяснял чувствования благодарности за избавление Литовского края от нашествия неприятелей России.
Князь Кутузов-Смоленский, находясь в городе Вильне вместе с Государем Императором, умел поляков так расположить в пользу России, что жители окрестных мест обязались добровольно доставить трехсуточное продовольствие армии нашей хлебом и крупою, овсом и сеном.
Российское воинство, казалось, от присутствия своего монарха получило новые силы и мужество к конечному поражению врагов своего отечества. Из рапортов, которые к князю Кутузову-Смоленскому доходили со всех сторон, видно было, что некоторые корпусы, преследуя неприятеля, выступили уже за границу, а другие теснили его к оной. По плану, предначертанному Кутузовым, адмирал Чичагов гнал неприятеля чрез Варшавское герцогство, забирая у него в плен генералов, штаб– и обер-офицеров, лекарей и великое количество рядовых, между тем как генерал граф Витгенштейн и генерал-адъютант маркиз Паулуччи теснили его к границам: первый из них занял своим корпусом город Тильзит 11 декабря, а второй овладел городом Митавою 9 декабря и, по преследовании неприятеля за границы Курляндии, 15 декабря очистил от французов город Мемель в Пруссии, а гарнизон оного из 722 человек со всеми орудиями и снарядами сдался военнопленным. Следствием сего плана князя Кутузова было то, чтобы генерал-адъютант маркиз Паулуччи, имея таковое со вверенным командованию его корпусом направление за границу, мог с большею удобностию содействовать корпусам генералов от кавалерии графа Платова и графа Витгенштейна, из коих первому предписано было следовать на Алленбург, Крейцбург к Браунсбургу, а второму – на Инстербург и Гумбинен, дабы тем пресечь неприятелю коммуникацию от Эльбинга к городу Кенигсбергу. Сии примерные генералы, коих благоразумие и храбрость всем известны, достигли в точности цели, предположенной фельдмаршалом: в два дня очистили они всю назначенную им линию и заняли все вышепомянутые города.
Австрийский Двор, получа известие о судьбе, постигшей французскую большую армию в России, еще в первых числах ноября дал повеление австрийскому корпусу, находившемуся под начальством князя Шварценберга, отступить к своим границам. Посланный князем Кутузовым для преследования его генерал-адъютант Васильчиков теснил его столь сильно, что в то самое время, когда северные границы России очищены были от французов, вся Белостокская область оставлена была неприятельскими союзными войсками и занята совершенно российскими армиями декабря 15.
Таким образом, совершенно выполнен великий план бессмертного полководца, князя Голенищева-Кутузова-Смоленского. В половине декабря месяца французы из всех пределов России были совершенно изгнаны. Около 25 тысяч – единственные остатки страшных Наполеоновых армий, в ужасном положении перешли за границу. Шесть месяцев и два дня, считая от 12 июня по 15 декабря, продолжали французы на пространстве России, с одной стороны, неслыханные злодейства, а с другой, – подвиги, не имеющие примеров в древней и новейшей истории. Правое дело восторжествовало над злобою и коварством. Всемогущий наказал варваров, осквернивших Его храмы, наказал ужасно, но праведно. Герой Смоленский, быв предъизбран Промыслом Его для наказания бича племен земных, соделался предметом всеобщего удивления, хвалы и благодарности – соделался Спасителем Отечества.
Навеки останутся неизгладимыми в сердцах Россиян слова, которыми изъяснился по сему случаю пред монархом своим фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский. Он в донесении своем об изгнании французов из России написал в заключение всего следующее:
«Заключаю тем, что нет уже в границах Российских неприятеля и что все провинции, прежде бывшие Польские и под скипетром Российским ныне находящиеся, от иноплеменных очищены».
Священный Помазанник, без сомнения, вдохновенный свыше, прежде еще прорек: «дотоле не положу оружия моего, доколе не сотру с лица земли Русской врага, дерзнувшего войти в ее пределы»[47]. Сбывается сие прорицание! Следы неприятеля остались видимыми только по костям его, усеянным по полям, начав от Москвы и до границы.
Так совершилось предопределение судеб небесных, и милость Божия исполнилась над нами! Так избавлена Россия твердостию и непоколебимым духом монарха, благоразумием и дальновидностию, деятельным бездействием и победительною медленностию мудрого вождя его, князя Кутузова-Смоленского.
По совершенном изгнании Наполеона с войсками из пределов России в ознаменование благодарности своей Господу Богу и в признательность полководцам, воинству и всему народу российскому Государь Император изъявил чувства свои как в сем, так и в следующем за сим манифесте.
«Божиею Милостию!
Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно:
Бог и весь свет тому свидетель, с какими желаниями и силами неприятель вступил в любезное Наше Отечество. Ничто не могло отвратить злых и упорных его намерений. Твердо надеющийся на свои собственные и собранные им против Нас почти со всех Европейских Держав страшные силы и подвизаемый алчностию завоевания и жадностию крови, спешил он ворваться в самую грудь Великой Нашей Империи, дабы излить на нее все ужасы и бедствия не случайно порожденной, но издавна уготованной им всеопустошительной войны. Предузнавая по известному из опытов беспредельному властолюбию и наглости предприятий его, приготовляемую от него Нам горькую чашу зоб, и видя уже его с неукротимою яростию вступившего в Наши пределы, принуждены Мы были с болезненным и сокрушенным сердцем, призвав на помощь Бога, обнажить меч свой и обещать Царству Нашему, что Мы не опустим оный во влагалище, доколе хотя един из неприятелей оставаться будет вооружен в земле Нашей. Мы сие обещание положили в сердце Своем, надеясь на крепкую доблесть Богом вверенного Нам народа, в чем и не обманулись. Какой пример храбрости, мужества, благочестия, терпения и твердости показала Россия! Вломившийся в грудь ее враг всеми неслыханными средствами лютостей и неистовств не мог достигнуть до того, чтобы она хотя единожды о нанесенных ей от него глубоких ранах вздохнула. Казалось с пролитием крови ее умножался в ней дух мужества, с пожарами градов ее воспалялась любовь к Отечеству, с разрушением и поруганием храмов Божиих утверждалась в ней Вера, и возникло непримиримое мщение. Войско, вельможи, дворянство, духовенство, купечество, народ, словом, все государственные чины и состояния, не щадя ни имуществ своих, ни жизни, составили единую душу, душу вместе мужественную и благочестивую, столько же пылающую любовию к Отечеству, сколько любовию к Богу. От сего всеобщего согласия и усердия вскоре произошли следствия, едва ли имоверные, едва ли когда слыханные. Да представят себе собранные с двадцати царств и народов, под едино знамя соединенные, ужасные силы, с какими властолюбивый, надменный победами, свирепый неприятель вошел в Нашу землю. Полмиллиона пеших и конных воинов и около полутора тысяч пушек следовало за ним. С сим толико огромным ополчением проницает он в самую средину России, распространяется и начинает повсюду разливать огнь и опустошение. Но едва проходит шесть месяцев от вступления его в Наши пределы – и где он? Здесь прилично сказать слова священного Песнопевца: “Видех нечестиваго превозносящася и высящася, яко кедры Ливанския. И мимо идох, и се не бе, и взысках его, и не обретеся место его”. Поистине сие высокое изречение совершилося во всей силе смысла своего над гордым и нечестивым Нашим неприятелем. Где войска его, подобные туче нагнанных ветрами черных облаков? Рассыпались, как дождь. Великая часть их, напоив кровию землю, лежит, покрывая пространство Московских, Калужских, Смоленских, Белорусских и Литовских полей. Другая великая часть в разных и частых битвах взята со многими военачальниками и полководцами в плен, и таким образом, что после многократных и сильных поражений, напоследок целые полки их, прибегая к великодушию победителей, оружие свое пред ними преклоняли. Остальная, столь же великая часть, в стремительном бегстве своем гонимая победоносными Нашими войсками и встречаемая морозами и гладом, устлала путь от самой Москвы до пределов России, трупами, пушками, обозами, снарядами, так что оставшаяся от всей их многочисленной силы самомалейшая ничтожная часть изнуренных и обезоруженных воинов, едва ли полумертвая может прийти в страну свою, дабы к вечному ужасу и трепету единоземцев своих возвестить им, коль страшная казнь постигает дерзающих с бранными намерениями вступать в недра могущественной России. Ныне с сердечною радостию и горячею к Богу благодарностию объявляем Мы любезным Нашим верноподданным, что событие превзошло даже и самую надежду Нашу и что объявленное Нами, при открытии войны сей, выше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли Нашей; или, лучше сказать, все они здесь остались; но как? Мертвые, раненые и пленные. Сам гордый повелитель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв с собою пушки, которых более тысячи, не считая зарытых и потопленных им, отбито у него и находится в руках Наших. Зрелище погибели войск его невероятно! Едва можно собственным глазам своим поверить, кто мог сие сделать? Не отнимая достойной славы ни у главнокомандующего над войсками Нашими знаменитого полководца, принесшего бессмертные Отечеству заслуги; ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием; ни вообще у всего храброго Нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих. Итак, да познаем в великом деле сем промысел Божий. Повергнемся пред Святым его Престолом и, видя ясно руку его, покаравшую гордость и злочестие, вместо тщеславия и кичения о победах наших научимся из сего великого и страшного примера быть кроткими и смиренными законов и воли Его исполнителями, не похожими на сих отпадших от Веры осквернителей храмов Божиих врагов наших, которых тела в несметном количестве валяются пищею псам и воронам! Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе Своем! Пойдем благостию дел и чистотою чувств и помышлений наших, единственным ведущим к Нему путем, в храм святости Его и тамо, увенчанные от руки Него славою, возблагодарим за излиянные на нас щедроты и припадем к Нему с теплыми молитвами, да продлит милость Свою над нами, и прекратя брани и битвы, ниспошлет к нам, побед победу, желанный мир и тишину.
Дан в Вильне в 25 день декабря в год от Рождества Христова 1812, Царствования же Нашего во второенадесять.
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою так:
Александр»
«Божиею Милостию!
Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно:
Спасение России от врагов, столь же многочисленных силами, сколь злых и свирепых намерениями и делами, совершенное в шесть месяцев всех их истребление, так что при самом стремительном бегстве едва самомалейшая токмо часть оных могла уйти за пределы Наши, есть явно излиянная на Россию благость Божия, есть поистине достопамятное происшествие, которое не изгладят века из бытописаний. В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознесть себя народ российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа, подробное о чем постановление возвещено будет в свое время. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей храм многие веки и да курится в нем пред святым престолом Божиим кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовию и подражанием к делам их предков.
В Вильне. Декабря 25 дня 1812 года
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою так:
Александр»
Чтобы передать отдаленнейшему потомству истину, с каким многочисленным и сильным врагом, наводнившим Россию, имел дело неподражаемый, бессмертный князь Кутузов-Смоленский, представим здесь краткое обозрение разноплеменных армий, с которыми Наполеон вторгся в пределы и в сердце России. Армии сии, исключая кавалерию и артиллерию, состояли из одиннадцати корпусов.
Офицер Лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка
Известно сие по достоверным рапортам, хранившимся и оставшимся у правителя военной канцелярии принца Бертье, оставленного опасно больным в Москве, который после взят в плен, и бумаги сии, взятые у него, в достоверности исследованы графом Федором Васильевичем Ростопчиным.
Первый корпус под предводительством князя Экмюльского маршала Даву состоял из 80 000 человек.
Второй корпус под начальством герцога Реджийского маршала Удинота имел 45 000 человек.
Третий корпус под командою герцога Эльхингенского маршала Нея составлял 45 000 человек.
Четвертый корпус под предводительством вице-короля итальянского Евгения заключал 55 000 человек.
Пятый корпус сперва под предводительством короля Вестфальского, потом генерала Вандама, а, наконец, герцога Абрантского маршала Жюнота имел 30 000 человек.
Шестой корпус под начальством князя Понятовского 60 000 человек.
Седьмой корпус под командою генерала графа Ренье 30 000 человек.
Восьмой корпус под командою герцога Тарантского маршала Макдональда 60 000 человек.
Девятый корпус под начальством герцога Беллунского маршала Виктора 45 000 человек.
Десятый корпус под начальством маршалов Монсея герцога Истрийского и Мортье герцога Тревизского 40 000 человек.
Одиннадцатый вспомогательный Австрийский корпус под начальством князя Шварценберга 30 000 человек.
Кавалерия под предводительством короля неаполитанского Мюрата 35 000 человек.
Артиллерия под начальством инспектора артиллерии генерала графа Дебле состояла из 340 пушек и из 1200 пороховых и снарядных ящиков. Каждый корпус большой армии имел при себе артиллерийский парк из 16 орудий, резервным называемый. Итого во всех корпусах было 176 пушек и 528 ящиков. Гвардия Наполеона имела 150 пушек. Сверх сего каждый полевой полк имел по положению 8, а всякая пехотная дивизия 16 пушек.
Итого вся французская большая армия со свитою Наполеона, королей и маршалов и с чиновниками провиантскими, комиссариатскими, канцелярскими, квартермейстерскими, лекарями, понтонщиками, пионерами, минерами и другими прислужниками армии, в начале вступления в Россию заключала в себе более 600 000. Пушек – 1500. Ящиков – 2768. Вот с какими силами кровожаждущий Аттила Запада вторгся в пределы благословенной земли русской! Вот какие страшные ополчения повелителя французов истребил в недрах России беспримерный в героях вождь князь Кутузов-Смоленский! Наполеон возвратился за границу едва ли с 25 тысячами человек, оставшихся от необозримых его легионов; прочие все соделались жертвами плена или конечной гибели.
Во время неприятельских действий, происходивших в России, взято французов в плен до 250 000 человек.
При изгнании французов из России правительством для избежания заразы от множества трупов, рассеянных по полям, определено было жечь оные. Почему неприятельских тел сожжено: в Московской, Смоленской, Витебской и Могилевской губерниях – 253 000, в городе Вильне и окрестностях оного – 53 000. Итого 306 000.
Зарытых крестьянами, съеденных зверями, оставшихся ненайденными в лесах, пещерах, горах, и расселинах, утонувших в реках, озерах и прудах полагают до 20 000. Итого погибших 326 000.
Всего в России Наполеон потерял 576 000.
Отбито у французов 75 знамен, до 1000 пушек и до 1800 зарядных ящиков.
Из объявления, которое главнокомандующий российскими армиями генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский в последней половине декабря месяца обнародовал, открылось, что неприятельских генералов находится в плену пятьдесят человек.
Дивизионных пятнадцать: Ивановский, Зайончик, Вреде, Серань, Гильом, Норманн, Вивье, Гюссен, Валансен, Редер, Туссен, Пеллетье, Алмерас, Партоно и Борстель.
Бригадных генералов двадцать девять: Каминский, Тышкевич, Сент-Жени, Бюрт, Кленгель, Мериаж, Камюс, Прейслинг, Ожеро, Бельяр, Конобка, Бламон, Л’Аншантень, Д’Орсан, Пуже, Бон-Ами, Фреир-Пего, Корделье, Пюибукс, Готрень, Дзивановский, Ле-Февр, Матишь, Моравский, Рюль, Лакруа, Гамон, Луайоте и Корш-Гейльгер.
Сверх того генералы: Феррье, начальник штаба короля неаполитанского; де Летр, начальник генерального штаба; Василевский, генерал-интендант; Сансон, начальник Депо-Карт; Матушевич, генерал от артиллерии, и Элизер, комиссариатский генерал.
В заключение всего, кроме 4102 штаб– и обер-офицеров, попался к нам в плен и французский главный инспектор госпиталей, известный в ученом свете врач Марий де Сент-Урсен, который, однако же, Российским Правительством был освобожден и отпущен.
Итак, совершилось предопределение Богом вдохновенного царя России, Александра I, предрекшего: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве Моем!» Непобедимый вождь полночных сил российских князь Кутузов-Смоленский оправдал предречение своего монарха событиями. Он, подобно греческому полководцу Леониду, победившему многочисленных персов при Фермопилах, определил гибель на бесчисленные вражеские силы – определил и совершил в недрах своего Отечества.
Гордый Наполеон, пришедши в Россию почти с целою Европою, в 6 месяцев и два дня, все почти потерял в земле русской, пред лицом мудрого отечественного вождя ее; наконец, со стыдом сей мнимый завоеватель света, преследуемый опасностию и покрытый посрамлением, с алчною утробою и с отчаянием в сердце, едва спасся бегством. Наполеон, переодевшись в жидовское платье, ускакал в лубковом ящике, называемом бричкою, вместе с Коленкуром в Варшаву, чрез Дрезден, Франкфурт и Майнц в Париж, беспрестанно выглядывая из-за оной, нет ли за ним погони казаков.
Благословись, великий муж и вождь, проименованный Смоленским, благословись позднейшими веками! Ты один умел совершить многотруднейший великий подвиг избавления России. И благодарные современные тебе соотечественники и позднейшие беспристрастные и признательные потомки воздадут тебе справедливую хвалу.
И ты Герой пребудешь в веки
Нам честью, славой, образцом!
Где горы Небо прут челом,
Там быстрые помчатся реки;
Из блат дремучий выдет лес,
В степях возникнут вертограды,
Родятся и исчезнут грады,
Природа новых тьму чудес
Откроет взору изумленну,
Осветит новый луч вселенну —
И воин от твоей крови
Тебя воспомнит, возгордится,
И паче, паче утвердится
В прямой к Отечеству любви.
.
Глава X
Князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский, оставаясь в Вильне вместе с Государем Императором, занимался распоряжениями касательно до движения армий, выступавших за пределы Отечества. По повелению его отдан был Российской Императорской армии, пред выступлением за границу, по корпусам следующий приказ:
«Принеся господу Богу, благословившему победами оружие наше и помогшему прогнать врагов за пределы Отечества нашего, усерднейшее от искренних сердец благодарение, и испросив Святой помощи Его к совершеннейшему истреблению злодеев, мы готовимся ныне вступить в соседственные границы вслед за врагом, который, быв поражен нами, едва успевает спасать бегством слабые свои остатки. Нынешняя война, толико бедственная врагам нашим, шедшим поработить нас их игу, кажется, без дальних объяснений представляет всем и каждому ужаснейшие следствия грабежей и беспорядков, до сего времени в историях неизвестных; каждый, возобновя в памяти своей все им виденное, конечно, признает праведный суд Всевышнего, карающего злодеев, грабителей Церкви, осквернителей Святынь, зажигателей и истребителей домов у мирных граждан и поселян – извергов, не знающих ни Бога, ни законов природы, ни человечества.
Единственная корысть и кровожадное зверство управляли злодеями сими, когда они обдирали оклады со Святых икон во храмах Божиих, когда похищали с алтарей и престолов святыни и утварь, когда грабили и жгли древнюю столицу Царей наших, мня возвратиться на родину свою обремененными богатством. Но, воины! Где богатства сии? Не видали ли вы кучи вражеских трупов, разбросанных по всем дорогам, по которым они бежали? Не видали ли их умирающих и мертвых от голоду и усталости близ остовов палых лошадей, при последнем издыхании силившихся оторвать кусок замерзлой падали и тут же замерзавших тогда, когда мы, при соблюдении порядка, не терпели ни в чем недостатка? Ужасная картина сия, слабо здесь изображенная, не показывает ли ясно правосудие Божие? Итак, воины! Вступя в пределы соседственные, научася столь разительным примером, соблюдите порядок и устройство; обходитесь с жителями, как с ближними, и, поражая коварного неприятеля, будьте защитниками мирных граждан.
Господин главнокомандующий всеми корпусами совершенно надеется, что каждый солдат будет вести себя, как должно воину, а не грабителю, и что все господа командующие, каждый по своей части, приложат старания, дабы никто из нижних чинов не делал жителям ни малейших обид, и что жалобы на грабеж войск наших никогда к нему не дойдут; причем каждый может быть уверен, что сверх обыкновенного провианта и порций, жители, при добром обхождении солдат, будут доставлять им все нужное; но если за всем сим ожидание его светлости не исполнится, и кто-либо из нижних чинов посягнет на грабительство и обиды жителей, то первый, в сем обличенный, будет тот же час наказан смертию, а шеф полка или командир батальона и роты предан строжайшему военному суду, по Учреждению Большой действующей армии. Но строгая мера сия, при усердии господ генералов, штаб– и обер-офицеров, конечно, к искреннему удовольствию его светлости и чести корпусов, останется без употребления.
Герой монарх отдает справедливость заслугам вашим и щедро награждает ваши отличия; признательное Отечество благословляет своих избавителей, и молится за нас Богу. Заслужим же благодарность иноземных народов и заставим Европу с чувствами удивления восклицать: “Непобедимо воинство русское в боях и неподражаемо в великодушии и добродетелях мирных”.
Вот благородная цель, достойная героев; будем же стремиться к ней, храбрые воины!»
Таковыми мыслями наполнялася душа мудрого вождя, предводительствовавшего непобедимыми российскими воинами, вступавшими в пределы чуждых государств! На таком незыблемом основании утверждается победа несомненная.
В непродолжительном после сего времени войска наши стали переходить за границу: генерал Сакен, заняв Великолитовск, подвигался к Бресту-Литовскому и теснил генерала Ренье к Бугу, а генерал-адъютант Васильчиков, преследуя князя Шварценберга, вступил в Тикочин, где великое множество всякого звания граждан, купно с женщинами и детьми выходили из домов своих и кричали: «Да здравствует Император Александр и фельдмаршал его Кутузов!».
Граф Витгенштейн, согласно с предписанием фельдмаршала, имея направление в Пруссию, дабы действовать на корпус маршала Макдональда, коего остатки едва только за границу перетянулись, преодолел на пути все затруднения, встречавшиеся ему по проселочным дорогам, и настиг неприятеля еще в Тильзите. Окружив немедленно передовые войска Макдональда своею кавалериею, а отрядом генерал-майора Дибича 2-го отдалив его от прусских войск, под командою генерал-лейтенанта Иорка находившихся, препоручил ему в то же время вступить в переговоры с сим генералом.
Русский кирасир и французский гвардейский егерь
Следствием таковых переговоров было то, что прусские войска в числе 18 000 человек с 60 орудиями отделились от Макдональда декабря 18, который, видя, что у него осталось не более 5000 войска и 20 орудий, предпринял поспешную ретираду, быв сильно преследуем корпусом графа Витгенштейна и потеряв в первый день преследования его много офицеров и до 800 нижних чинов.
Но как неприятельские войска, бывшие в Данциге, вероятно, шли к Теплакену и Велау для подкрепления Макдональда или для прикрытия его ретирады, то князь Кутузов велел генерал-лейтенанту графу Штейнгелю занять Теплакен и Велау, а графу Витгенштейну обратиться на них со всем своим корпусом и послать партии кавалерии на Нидерунг за Кенигсберг и к Эльбингу по занятии Теплакена и Велау, сим способом отняты у неприятеля способы к продовольствию, которые он имел в сих местах.
Между тем, по предписанию фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского генерал граф Платов и адмирал Чичагов со своими корпусами имели направление чрез Инстербург в Пруссию, а генерал-адъютант Васильчиков наблюдал отступление австрийских войск, которые, разделясь, тремя колоннами имели направление к Варшаве.
«Светлейший князь!
Милостивый государь!
Пограбленные неприятелем из Церквей Божиих уборы серебряные, чтобы оные не могли иногда быть употребляемы на непозволительную надобность и, как всегда принадлежащие самой Церкви, приказал я всем Войска Донского казачьим полкам отнимаемую у неприятеля всю церковную утварь с икон доставить ко мне; почему одни только полки казачьи, во вверенном мне корпусе состоящие, по особенному усердию к Вере и Церкви доставили разновременно разного серебра по весу более сорока пуд, кроме того, что при Тарутине от меня дважды доставлено в дежурство вашей светлости, да особенно в одном же мешке разный золотой и серебряный позумент и в деревянном сундуке священнические и прочие ризы; к Вашей Светлости с есаулами Платоновым и Кузнецовым в семи мешках и девяти слитках при сем за моею печатью доставляю. Покорнейше прошу Вашу Светлость приказать принять от них оное и благоволить из сего повелеть следующее учинить употребление.
Мое и с походным Войском Донским желание, согласно собственной воле вашей Светлости, чтобы из сего доставленного серебра, по усердию нашему, сделаны были к незабвенной памяти усердия Донского войска в Санкт-Петербургском Казанском Соборе Апостолы с надписью: “От усердного приношения Войска Донского”.
Таковое уважение Вашей Светлости войску и оным и мною принято будет с сердечною чувствительностию; все же издержки, на поделку сего испрашиваемого памятника нашего усердия необходимые, Донское войско принимает на себя и платит всю цену, каковую художниками назначена будет.
Надеюсь, что еще таковое ж церковное серебро и от других полков, состоящих в разных корпусах, по моему приказанию также доставят, которое по получении от оных, поспешу к Вашей Светлости для такового же употребления доставить.
Ваша Светлость столь милостиво внимаете всегда усердию Донского войска, что и теперь я смею льститься удостоиться вашего на просьбу нашу согласия.
С достодолжнейшим к особе Вашей Светлости почитанием и совершеннейшею преданностию всегда пребуду, и прочее.
Декабря 18 дня. 1812 года»
«Милостивый государь мой, граф Матвей Иванович!
Спешу изъяснить Вам и предводимым Вами храбрым Донцам живейшую благодарность мою за драгоценный дар ваш, приобретенный мужеством и жертвуемый от непритворного благочестия. Мне сладостно думать, что Ваши воины, бросаясь в опасность, не щадя жизни для исторжения сокровищ из рук похитителей, имели в виду не корысть, но Бога отцов своих и мщение, за оскорбленную Его Святыню. Принадлежащее Божеству возвращаете вы к подножию божества, и мне поручено от вас исполнить желание столь благочестивое. С удовольствием и благодарностию принимаю на себя сию обязанность, тем более, что она совершенно согласна с моими собственными намерениями; ибо в то время, когда монарх благословил меня мечом Военачальника на защиту Отечества, пришел я во храм, Казанской Божией Матери, дабы молить Ее о даровании мне сил для истребления иноплеменника, и обет мой пред алтарем Всемогущего был тот, что первая добыча, исторгнутая мною из когтей хищника, будет украшением того храма, в котором приносил мольбы о победе, – храма чудесного, зачатого благочестием Павла и ныне славно воздвигнутого Его Августейшим Сыном на удивление современников и потомства.
Ваше мужество даст мне способ исполнить мою клятву; пускай победа украсит Святыню и Святыня возвеличит победу!
Но позвольте мне сделать в расположении вашем некоторую перемену. Вы желаете, чтобы из присланного Вами серебра вылиты были Священные лики двенадцати Апостолов для украшения Церкви Казанской Божией Матери. Я полагаю, что сии двенадцать ликов в столь высоком храме будут мало заметны и что они должны исчезнуть между великолепными его украшениями. Гораздо было бы приличнее, когда бы все серебро было употреблено на изваяние только четырех Евангелистов, которых величественная огромность соответствовала бы тогда огромности самого храма, а потому и производила бы большое благоговение в душе молящегося. При входе его в храм изваяния сии первые поражали бы его взоры, и вместе с благоговением пробуждалась бы в душе его мысль о делах великих. Так говорю с сладостным восхищением: сему памятнику, сооруженному вашими храбрыми воинами, не будет подобного в свете. В храме Бога, Источника милосердия, увидим изваяния проповедников мира и братского согласия, поставленные окровавленною рукою победителей, и при взоре на них в нашей душе необходимо с мыслею о благости Божества будет соединяться воспоминание о мужестве Русских героев, о грозном их мщении и о страшной погибели иноплеменника, посягнувшего на Русскую землю. Еще раз повторяю вам мою благодарность, и с совершенным почтением честь имею пребыть, и прочее.
В Вильне. 20 декабря, 1812 года»
«Светлейший князь! Милостивый государь!
Я имел счастие получить письмо Вашей Светлости, преисполненное содержания благодетельствованиями к нашему Донскому войску, кои возвеличивают в сердцах воинов мужество и душевное рвение заслужить и впредь столь чувствительную благодарность Вашей Светлости, кое доставлено от меня будет на Дон в наше правительство для сохранения в Архиве и обвещения по жительству всего Дона.
С истиннейшею признательностию спешу я принесть Вашей Светлости совершенное и покорнейшее наше благодарение за величайшую мысль Вашей Светлости в рассуждении сделания четырех Евангелистов; а до сего сия высокая мысль Ваша нам была непонятна! Итак, благослови Господи! По Вашему усердию к Церкви Божией и по нашему желанию исполнить. Сей бесценный памятник, будучи воздвигнут по воле Вашей Светлости из исторгаемой добычи Донским войском из рук похитителей Святынь Божиих наших храмов, оживотворится и увенчается победами Вашей Светлости, гремящими по всей вселенной, коих бессмертная слава существовать будет в век. Донское воинство, пользуясь сею божественною сооружностию, из рода в род будет прославлять имя Вашей Светлости. Столь сладостное воспоминание и в предбудущие веки поощрять всегда будет сынов наших к геройскому духу храбрости, внушая им Святую веру к Богу, искреннее усердие к Государю Императору и непоколебимую любовь к Отечеству. Сии священнейшие обязанности открывают нам все способы к побеждению наших врагов, и живейшая благодарность всего Донского войска к Вашей Светлости сохранится во век незабвенно в потомстве нашем. После отправления собрано еще некоторое количество серебра, которое буду иметь долг в скорости доставить к Вашей Светлости.
Пребывая навсегда и непременно с особливейшим истиннейшим почитанием, и прочее.
граф Платов
Января 12 дня, 1813 года»
«Милостивый государь мой, граф Матвей Иванович!
Весьма приятное для меня письмо Ваше от 12 января я имел удовольствие получить. Почтение мое к войску Донскому и благодарность к подвигам их в течение кампании 1812 года, которые были главнейшею причиною к истреблению неприятеля, лишенного в скорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно и орудий неусыпными трудами и храбрости Донского войска; сия благодарность пребудет в сердце моем, дондеже угодно будет Богу призвать меня к себе.
Сие чувствование завещаю я и потомству моему.
От Всемилостивейшего Государя готовится Войску Грамота, достойная заслуг его. Я в полной надежде, что мужественные Донцы помогут нам свершить со славою поприще, начатое нами с таким блеском. Бог будет нам Помощник.
Остаюсь с сердечною преданностию вашего сиятельства, милостивого государя моего! И прочее.
Наполеон в двадцать девятом бюллетене своем, писанном из Молодечно, говорит сими словами: “Лишен будучи всей кавалерии и потеряв всех артиллерийских лошадей, не мог уже я отважиться без конницы и артиллерии ни на какое сражение”.
К. Смоленский
Лиденберг. Января 17 дня, 1813 года»
Князь Михаил Илларионович Кутузов, намереваясь выступить из Вильны и потом из пределов России, ознаменовал любовь свою к Отечеству и благодарение Богу, покровительствующему его, следующим образом:
Неустрашимые Донские казаки отняли у неприятеля великое количество золота и серебра. Кутузов, желая выполнить обет свой Богу, по согласию и усердному желанию графа М. И. Платова и храбрых донцов отправил к Новгородскому и Санкт-Петербургскому митрополиту Амвросию при письме сорок пуд серебра с тем, чтобы вылить из него лики четырех евангелистов.
Письмо генерал-фельдмаршала князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского было следующего содержания:
«Ваше Высокопреосвященство, милостивый государь!
Благословите сей дар, приносимый воинами Подателю победы. Храбрые Донские Казаки возвращают Богу похищенное из храмов Его сокровище. На меня возложили они обязанность доставить Вашему Высокопреосвященству серебро, бывшее некогда украшением святых Ликов, потом доставшееся в добычу нечестивым хищникам и, наконец, храбрыми Донцами из когтей их исторгнутое.
Предводитель войска Донских казаков, граф Матвей Иванович Платов, и вместе с ним все его воины и я желаем, чтоб сии слитки, составляющие сорок пуд серебра, были обращены в изображения четырех Евангелистов и служили украшением церкви Казанской Божией Матери в Санкт-Петербурге. Все издержки, потребные на изваяние сих священных ликов, принимаем мы на свой счет.
Прошу Ваше Высокопреосвященство взять на себя труд приказать найти искусных художников, которые могли бы удовлетворить нашим благочестивым победителям, изваяв лики святых Евангелистов из серебра, усердием их Божию храму приносимого. Не замедлите также уведомить меня о том, что может стоить сия работа, дабы я в скорейшем времени доставил вам всю потребную на издержки сумму.
По моему мнению, сим ликам было бы весьма прилично стоять близ Царских дверей пред иконостасом; таково было мое завещание, дабы они поражали взоры входящего в храм богомольца.
На подножии каждого изваяния должна быть вырезана следующая надпись: “Усердное приношение Войска Донского”.
Я уверен, Ваше Высокопреосвященство, что сия возлагаемая на вас забота будет приятна вашему сердцу. Служитель и проповедник мира! Спешите воздвигнуть памятник брани и мщения в Божием храме; но воздвигая его, скажите с благодарностию к Промыслу: врагов России уже не стало; мщение Божие постигло их на земле Русской, и путь, ими пройденный, усыпан костями их, на устрашение хищного буйства и гордого властолюбия.
Препоручая себя с воинством благословению и молитвам вашим, с совершенным почитанием и преданностию есмь. Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга
(подписал): князь Михаил Г.К. Смоленский
В Вильне. 23 декбаря 1812»
По сему случаю его светлость писал и к старшему протоиерею Казанского Собора Иоанну Сирохнову письмо следующего содержания:
«Спешу, Преподобный Отец, доставить вам приношение наших воинов. Да украсит оно тот храм, в котором совершаете вы священные жертвы Богу наших прародителей. Сии сокровища суть дар победивших врага; своею кровию они искупили достояние Божие; а хищники потеряли добычу свою вместе с жизнью.
Когда обожаемый монарх сказал мне: “Иди спасать Россию!”, – тогда поспешил я во храм Святой Казанской Божией Матери, дабы испросить у Всемогущего победу. В сию минуту в чувствах моих запечатлел я клятву, что первая добыча, отъятая у врага, будет украшением сего храма, твердая утешительная Вера была мой спутник. Когда я пошел ко храбрым моим ополчениям, я видел над ними непобедимого Бога, защитника правых; я слышал за собою ваши молитвы; я уповал на спасение и победу. Все исполнилось!.. Провидение явилось во всем своем всемогуществе. Оно истребило Русским мечом ополчение беззаконников; разорители святых храмов пали под бременем своего нечестия; ничто похищенное у Божества не осталось в их власти, и победители со смирением кладут на алтарь бога святыню, ему принадлежащую. Так, преподобный Отец, мужество моих воинов дает мне теперь способ исполнить мою клятву: серебро сорок пуд, доставляемое мною к Его Высокопреосвященству, есть дар неустрашимых Донских казаков вашему храму. Лики четырех Евангелистов, из него изваянные, будут оного украшением.
А вы обратите свои молитвы в торжественную песнь благодарности. Воскрес Бог, и расточились враги его! Всемогущий оказал себя союзником благости и правоты, царствующих над нами в образе Александра и гордая злоба исчезла, как тень, пред лицом его гнева. Проставьте Подателя победы; но вместе с именами радости соедините благословение падшим в славной битве за отчизну. Их гибель наше спасение. Слава погибших да воспламеняет оставшихся на поприще брани и готовых, подобно им, отдать свою жизнь за Веру, Царя и Отчизну.
Прося вашего благословения себе и нашим воинам, честь имею быть Вашего Преподобия покорным слугою (на подлинном подписано):
князь Михаил К. Смоленский
В Вильне. 24 декабря 1812»
Преосвященный Амвросий, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский на письмо к нему генерал-фельдмаршала князя Голенищева-Кутузова-Смоленского ответствовал следующее:
«Светлейший князь! Милостивый государь!
Благочестивое писание Вашей Светлости от 23 сего декабря я имел счастие получить. Счастием называю сделанное мне доверие, по намерению Вашей Светлости и Донского Вождя с его воинами, устроить священный памятник священной войны. Что может быть утешительнее для служителя Веры, как видеть победоносное воинство, единогласно исповедующее Бога подателем победы, и приносить пред лице его торжественно знамение сего исповедания? Воистину Бог наш есть Бог мира и любви. Но победы, которые очевидным его правосудием дарованы миролюбивому над кровожаждущим завоевателем, любителям Отечества над врагом человеческого рода, чтителям Алтарей над святотатцами и хулителями божества, такие победы достойны того, чтобы памятник их стоял пред алтарем Бога и любви.
Желаемые Вашею Светлостию священные изваяния Благовестников Веры да благовествуют будущим родам Господа сил, исшедшего в силах наших поразить силу вражию; да благовествуют силу брани, ведомой под знамением Веры.
Благоверный Началовождь благоверного воинства! Вы печатлеете их беспримерным в бранях наших дней делом Веры. Только История Веры может дать сему пример. Так Авраам, Отец верующих, победив пять Царей и прогнав за пределы земли, обетованной Богом в Отечество его потомству, и возвратив плен, дал десятину из приобретенного победою, благословившему его Мельхиседеку, Священнику Бога Вышнего. Вы, светлейший князь, вместе с победоносным воинством, после таковых же успехов, таковый же приносите дар Господу Иисусу, вечному Архиерею по чину Мельхиседекову.
Я повергаюсь с Церковью пред сим великим Архиереем, прошедшим Небеса, умоляя, да продлит он явленное уже в толиких победах свое благословение над благоверным воинством, да умножит ваши дни и победы и да увенчает миром мира!
Есмь с чувствами беспредельной преданности и высокого уважения, Вашей Светлости всепокорнейший слуга и смиренный богомолец
(подписал): Амвросий, митрополит Новгородский
31 декабря 1812 года»
«Милостивый государь мой, граф Матвей Иванович!
Полученное мною от Его Высокопреосвященства Амвросия, митрополита Новгородского, письмо при сем в копии имею честь препроводить к Вашему Сиятельству. Из содержания оного вы увидите, с каким удовольствием сей пастырь православной Церкви берется исполнить благочестивое намерение наше, к изваянию благовестников Веры. Да благовествуют они грядущим векам, говорит он, Господа сил, нисшедшего в силах наших поразить силу вражию; а вместе с сим да возвестит потомкам нашим о беспримерной храбрости и подвигах вами предводимого Донского войска.
С истинным почтением и преданностию имею честь быть и прочее.
Город Вилинберг. Января 22, 1813»
При выступлении из города Вильны фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского представлен был сему маститому военачальнику полковником Сеславиным отряд, бывший под командою его, для распущения по полкам, так как храбрый офицер сей, быв жестоко ранен в левую руку пред самым городом Вильною, принужден был с горестию оставить впредь до выздоровления то поприще, на коем приобрел он блестящую славу, сражаясь за Государя и Отечество.
Представление сие было самым трогательным зрелищем! Князь Кутузов стоял окруженный знатнейшими чиновниками, и герой Сеславин, ослабевший от раны своей, бледный, одетый в простую шинель, с подвязанною рукою, представлял ему своих храбрых сотрудников. Старец-вождь благодарил их от имени Отечества за мужество и победы, а воины, изъявляя восторг свой, ответствовали ему громогласным «Ура!». Сколь сладостна была сия минута и для вождя, и для воинов, и сколь разительны простые слова сии: «Благодарю вас, храбрые русские солдаты!» – слова, произнесенные вождем к победоносным воинам в ту минуту, когда неприятельские ополчения истреблены, отечество спасено и край, где злобный враг расхитил мирные жилища несчастных поселян, отеческим попечением Всемилостивейшего Государя приводился уже в состояние, забыть временные свои горести.
В самый день выступления из Вильны Кутузов получил рапорт от генерал-майора Игнатьева, что по воле его светлости батальон Куранского пехотного и команда Уланского Литовского полка отправлены им из Бобруйской крепости в город Вильну для составления гарнизона.
Когда российская армия по назначению главнокомандующего переходила в разных местах за границу, князь Кутузов-Смоленский издал на российском и французском языках следующее объявление:
«В то время когда армия, находящаяся под начальством моим переходит чрез прусскую границу, Его Императорское Величество, Всемилостивейший мой Государь, поручил мне объявить, что мера сия должна почитаться единственно необходимым последствием военных действий. Пребывая верным правилу, которым руководствовался во все времена, Государь Император не имеет в виду никакого завоевания. Чувствования умеренности, всегда отличавшие его политику, не изменились и после решительных успехов, которыми Небесное Провидение благословило его законные усилия. Независимость и мир будут следствием оных. Его Императорское Величество предлагает их с своею помощью всем народам, которые, будучи ныне увлечены против него, оставят сторону Наполеона, следуя единственно истинной своей пользе. Приглашаю их воспользоваться счастливыми успехами, которые предоставлены им российскими войсками, и вновь соединиться с ними для преследования врага, коего бессилие явствует из поспешного его бегства. Приглашение сие обращается преимущественно к Пруссии. Государь Император намерен прекратить несчастия, ее обременяющие, подать королю знаки дружбы, которую к нему сохраняет, и возвратить монархии Фридриха блеск ее и величие. Он надеется, что Его Величество, король прусский, одушевясь чувствованиями, которые должно произвести в нем сие прямодушное объявление, примет в сих обстоятельствах ту сторону, к которой побуждают его обратиться выгоды его государства и желания обладаемых им народов. В сей уверенности Его Императорское Величество, Всемилостивейший мой Государь предписал мне совершенно избегать всего, что бы могло произвесть вражду между двумя державами, и стараться, напротив того, всячески облегчать в областях прусских, сколько состояние войны то позволит, бедствия, которые могли бы произойти на малое время от занятия их нашими войсками.
(Подписано): главнокомандующий армиями, князь Кутузов-Смоленский»
Сделав таким образом распоряжения, нужные к движению армии российской в пределах соседственных государств, князь Кутузов-Смоленский выступил с главною квартирою, где изволил находиться и Государь Император, в местечко Ораны, оставив жителей Вильны в великом о себе сожалении – они троекратно были осчастливлены присутствием сего маститого героя, достойного своего градоначальника: два раза князь Кутузов был Виленским военным губернатором: первый раз в царствование Павла I, когда он в 1800 году возвращался из Гамбурга, а во второй пред славным его походом в Турцию 1811 года, в третий раз город Вильна видел великого сего мужа текущего во брани, покрытого лаврами и поражающего в лице гнева Божия врагов своего Отечества.
Русский кирасир и французский гвардейский егерь
Между тем как генерал Йорк, начальствовавший прусским корпусом, действовавшим против Риги, положил оружие и не хотел более сражаться против российских войск, а в последствии присоединился к оным, князь Шварценберг с Австрийским корпусом ретировался поспешно чрез Остроленку, Острову и Броки, будучи преследуем русскими. Остатки французских войск бродили в беспорядке, они не имели уже главной своей квартиры. Короли, маршалы, герцоги и генералы возвращались в отечество. Наполеон надеялся вооружить Варшавское Герцогство, но российские войска, как будет видно из последствий, туда вступившие разрушили и сию его надежду.
Российский генерал Шепелев, командовавший авангардом армии графа Витгенштейна, настигнув французский корпус генерала дивизионного Гранжана, из 5000 человек состоявший, близ деревни Гросбаум опрокинул оный и преследовал до самого Лабиау. Там неприятель хотел было удержаться, но тогда появились три русские колонны со своею артиллерией и произвели жестокое между неприятельскими войсками поражение. Генерал Шепелев, видя наконец, что французы хотят зажечь мосты и город, подвинул против них егерский полк под начальством барона Розена с отрядом гусар под командою ротмистра Деденева, которые устремились в город с такою быстротою, что неприятель не успел зажечь двух домов, был сбит с места и преследуем за город до высот Фигофа, где не мог также удержаться и бежал до Грос-Легиттена, откуда штыками храбрых россиян прогнан равным образом. Потеря французов столь была велика, что все окрестности Лабиау покрыты их трупами, более 600 пленных и три пушки достались в руки победителям. После сего сражения генерал Шепелев давал обед в Лабиау, к коему пригласил первых чиновников города и должностных особ. По общему удовольствию, с каковым соединились за сим столом русские и пруссаки, видно было, что сим двум нациям не следовало бы никогда разделяться. При питии за здравие обоих государей пруссаки с живейшим восторгом восклицали: «Виват и Ура!» – Императору Всероссийскому; в соответствие чему и русские со своей стороны повторяли то же в честь короля прусского.
Главнокомандующий, генерал-фельдмаршал князь Кутузов-Смоленский, видя, что маршал Макдональд намерен был занять город Кенигсберг, поставил в виду графу Витгенштейну преследовать его неослабно. Вследствие сего авангард графа Витгенштейна под командою генерала Шепелева по изгнании неприятеля из Лабиау быстро теснил его 6 миль до самого Кенигсберга, и несмотря на то, что маршал Макдональд занимал уже сей город, неустрашимые россияне, пользуясь темнотою ночи сделали на неприятеля сильный натиск, и по упорной перестрелке на 25 декабря в 2 часа ворвались в город на плечах неприятеля и заняли нашими войсками. Неприятель, не останавливаясь, прошел Кенигсберг и дал генералу Шепелеву свободно войти в оный. Таковая удивительная уступчивость была следствием побед российского оружия в течение октября и ноября месяцев. Итак, древняя прусская столица в самый праздник Рождества Христова в два часа по полуночи повергалась пред победоносным российским воинством!
По занятии города взято в плен 1300 человек. Неприятель с такою поспешностию отступил, что бросил в реку 30 орудий с зарядными ящиками и оставил 8000 человек усталых, которые были нашими уже захвачены. В Кенигсберге достались нам значительные запасы провианта и фуража. Брошенные в воду орудия из числа тех, которые находились в Курляндии, вытащены обывателями; причем освобождены из плена несколько русских штаб– и обер-офицеров и рядовых.
Подробности о занятии столицы Прусского Королевства города Кенигсберга объяснены в следующем донесении князя Смоленского Его Императорскому Величеству от 28 декабря из местечка Ораны:
«Кенигсберг, древняя Прусская столица, повергается к стопам Вашего Императорского Величества. Сей обширный город занят авангардом графа Витгенштейна 25 числа декабря в 2 часа ночи под командою генерал-майора Шепелева. Фельдмаршал Макдональд занимал сей город с корпусом, состоявшим из остатков старой французской армии, и нескольких людей, спасшихся от общей погибели большой французской армии, и его корпуса, состоявшего не более как в 2500 человек за отделением от него прусских войск, всего оставалось до 7000. По приближении авангарда к Кенигсбергу, который, так сказать, шел на плечах неприятеля, который, не останавливаясь, прошел Кенигсберг, и дал генерал-майору Шепелеву свободно войти в оный. Удивительная такая уступчивость есть следствие побед оружия Вашего Императорского Величества в течение последних двух месяцев. Корпус Макдональда преследуется как корпусом графа Витгенштейна, так и армией адмирала Чичагова диагональными дорогами».
Магистрат кенигсбергский по вступлении в город русских издал следующую прокламацию:
«Российские воины находятся посреди нас. Мирный гражданин не должен их страшиться: вступив сюда, объявили они торжественно, что личная безопасность каждого жителя и целость его имущества останутся неприкосновенны. Уже многие из наших городов служат явным доказательством, что обещание сие соблюдется свято; и мы, конечно, будем принадлежать к числу тех, кои имеют счастие быть свидетелями кроткого и великодушного обращения россиян с мирными и честными жителями. Потщимся же и мы с своей стороны заслуживать их дружество нашим поведением; будем благодарны, предваряя их нашим дружеством преданностию и искренним уважением; охотно разделим с ними то, что еще у нас осталось. Тогда будем наслаждаться ненарушимым спокойствием и безопасностию».
Фельдмаршал Кутузов, извещенный о занятии Кенигсберга российскими войсками, повелел корпусам наших войск преследовать бегущего неприятеля к Висле неутомимо. Корпусы графа Витгенштейна и графа Платова 25 декабря находились вместе у Веллау, почему и предписан главнокомандующий князь Кутузов так, чтобы корпус графа Витгенштейна и армия адмирала Чичагова взяли направление диагональными дорогами и, не останавливаясь, везде теснили и поражали французов, равно и корпусу графа Платова предписал гнать и теснить неприятельские войска к реке Висле.
Почему граф Платов, дабы ускорить и отрезать неприятелю переправу на Висле, составил отряд из 1500 лучших доброконных казаков с четырьмя орудиями Донской конной артиллерии, препоручив командование генерал-адъютанту Чернышеву, который следовал форсированно до Мельзака, а оттуда должен был идти далее, сообразуясь с обстоятельствами и с движениями неприятеля. В подкрепление ему командирован был подполковник Власов с двумя Донскими полками, а за ними и сам граф Платов 25 декабря с остальными войсками шел от генерал-адъютанта Чернышева в один переход по другой дороге. Неприятель пред лицом русских воинов удалялся скоро; жители Пруссии отнимали сами у него все способы продовольствия и охотно жертвовали ими для российского победоносного воинства.
При вступлении россиян в Ландсберг радость всех жителей была беспредельна. 8-го числа января пополудни прибыл туда сединами украшенный и всеобщего уважения достоянный генерал от кавалерии граф Платов. Пред домом, где приготовлена была для него квартира, собрались все почтенные особы города и окрестностей, чтобы видеть сего почтенного старца. Входя в приготовленный для него дом, он чрез переводчика своего сказал: «За шесть лет пред сим я был в сем же самом доме. Теперь я опять здесь. Император, Всемилостивейший мой Государь, повелеть соизволил сказать вам, что мы вступаем сюда не врагами, но друзьями вашими. Мы не желаем делать завоеваний, но даровать себе, вам и всему свету мир и независимость. Император Всероссийский и ваш король суть друзья, будем же и мы приятелями, войска, под начальством моим находящиеся, не сделают вам ни малейшей обиды. Если бы паче чаяния и произошел таковой случай, то обиженный может явиться ко мне со своею жалобой, и тотчас получит удовлетворение. В рассуждении фуража и всех других с постоем сопряженных тягостей выдаваемы будут свидетельства, по которым надлежащая уплата учинена будет в свое время».
Декабря 27 числа поздно ввечеру князь Кутузов, получив от генерал-адъютанта Васильчикова донесение, что австрийские войска, усилив свои аванпосты, потянулись к Варшаве, и генерал Ренье с Саксонскими войсками, находясь на левой стороне Буга, составляет правый фланг австрийцев, велел усилить к сей стороне движение армии за границу, и на другой день 28 числа прибыл с главною квартирою в местечко Меречь.
Следствие сего распоряжения было то, что в два дня с небольшим авангард под предводительством генерала Милорадовича, корпус под командою генерала Докторова и также генерал-майор Паскевич с 7-м пехотным корпусом, сотнею казаков и 2-й пехотный корпус соединились у местечка Гониондз.