.
На внешнеполитическое значение капитуляции виленского дворянства, отмеченное М. Н. Муравьевым, указывает известный историк С. М. Самбук: «С точки зрения правительства, такое признание дворянством территории Белоруссии и Литвы частью Российской империи и русской землей должно было помочь западно-европейским правительствам отказаться от вмешательства в польские дела вопреки настояниям польской эмиграции и определенных общественных кругов».
Поэтому, получив от Муравьева первые известия о составлении адреса в Вильно, министр внутренних дел Валуев сообщает об этом английскому послу в России лорду Непиру, а в своем дневнике помечает: «Муравьев достиг цели». Александр II на полях того же сообщения делает пометку: «Факт этот как публичное заявление, даже если оно не совсем чистосердечно, считаю весьма знаменательным и компрометирующим виленское дворянство в глазах всех польских патриотов»[323].
Несколько позже, 25 августа, дворянство Ковенской губернии представило главному начальнику края М. Н. Муравьеву всеподданнейшее письмо императору Александру II. В нем говорилось: «Революционные действия в Ковенской губернии отразились более резкими действиями, чем в других губерниях Западного края. Земля наша обагрена кровью. Множество невинных жертв революции. Материальные потери неисчислимы. Отвергая всякое участие в действиях революционной партии, дерзаем молить твоего, великий государь, милосердия, повергая твоему всемилостивейшему воззрению участь дворянского сословия. Составляя одно целое и нераздельное с Россией под державным скипетром твоим, заявляем тебе, августейший монарх, чистосердечно чувства нашей неизменной и навсегда верноподданнической преданности»[324].
За это всеподданнейшее письмо император Александр II объявил дворянству Ковенской губернии «высочайшее благоволение».
Назревшую необходимость покориться государственной власти и прекратить вооруженное сопротивление вынуждено было признать и римско-католическое духовенство Северо-Западного края. На изменение выжидательной позиции, занятой духовными руководителями епархий, решающее воздействие оказала властная политическая воля М. Н. Муравьева, направленная на подавление восстания и приведение римско-католического духовенства к повиновению законной власти. Действуя твердо и последовательно, М. Н. Муравьев заставил виленскую римско-католическую консисторию и влиятельного в этнической Литве Самогитского епископа М. Волончевского принять к исполнению Инструкцию с требованиями законопослушного поведения римско-католического духовенства и содействия правительству в борьбе с восстанием[325].
Теперь же, когда поражение восстания стало очевидным, виленская римско-католическая консистория выполнила требование М. Н. Муравьева, от которого пытался уклониться епископ А. Красинский. Духовные руководители виленской епархии обратились к мятежным ксендзам и пастве с призывом воспользоваться объявленной амнистией и поступать отныне согласно учению Римско-католической церкви о канонически должном, христианском отношении к государству и его законам. «Главное начальство края, — говорилось в послании, — приняло все меры к укрощению мятежа и к водворению спокойствия: оно карает виновных в мятеже для обуздания восстающих против законной власти, но вместе с тем отверзает дверь к милосердию.
А потому поспешайте воспользоваться предлагаемой вам милостью; этого требует не только общее ваше и родных ваших благо, но вместе с тем это есть и прямая ваша обязанность, которую возлагает на вас наша святая Религия, ибо она, указуя, что всякая власть происходит от Бога, вместе с тем повелевает уважать ее, почитать и ей повиноваться.
Исполняйте затем святые ее приказания, возвращайтесь немедленно к спокойным трудам вседневных ваших занятий и горячо молитесь за нашего августейшего императора всероссийского Александра II, которому Господь Бог вверил нашу судьбу. … Безусловно, покоряйтесь воле всеавгустейшего нашего монарха, памятуя всегда: что край наш составляет одно нераздельное целое с Россией»[326]. Текст этого послания был зачитан во всех костелах Виленской римско-католической епархии.
Затем, в начале сентября 1863 г., епископ Волончевский, вынужденный, после некоторых уловок, подчиниться требованиям М. Н. Муравьева, составил текст архипастырского послания к своей литовской пастве.
В послании говорилось: «желая спасти тех, которых можно еще спасать, внушаю вам всем, дети мои, смирение перед правительством и приказываю не слушаться тех, кои приводят вас в заблуждение, обещая заграничную помощь; так как в настоящую пору ясно уже, что сия ваша мечта не исполнится и, если вскоре не положите оружие, все до одного погибнете.
Затем лучше предайтесь на волю и помилование высочайшего в нашем краю начальства, которому государь император поручил изъявлять прощение всем положившим оружие и чистосердечно кающимся. Паны и дворяне в подаваемых адресах изъявили свою готовность быть мирными и верноподданными государя императора; засим и вы, дети мои, не упорствуйте долее, и не отставайте от них, и как дружно с ними восстали против правительства, вместе с ними и покоряйтесь»[327].
Вслед за епископом Волончевским с призывом к покорности российскому монарху обратился «ко всему белому и черному духовенству, а также всем верным христианам» Минской епархии римско-католический епископ А. Войткевич[328].
Таким образом, польская колониальная элита, светская и духовная, решительно и быстро усмиренная М. Н. Муравьевым, вынуждена была признать крушение своих сепаратистских замыслов. С уничтожением подпольной организации двоевластие, возникшее в результате политического бессилия администрации В. И. Назимова, было ликвидировано на всей территории края. Радикальные сепаратисты были разгромлены, а оставшиеся в живых осуждены и наказаны в судебном и административном порядке. Умеренные же, открыто не примкнувшие к восстанию, а также оставшиеся лояльными к правительству дворяне и ксендзы, вместе, «чистосердечно и гласно», высказались за признание края русским, неотъемлемым от России.
В противостоянии с польским дворянством и католическим духовенством последнее, решающее слово в пользу русской идентичности Северо-Западного края осталось за Муравьевым: «Западный край и по большинству коренного населения, и по историческому праву есть русская земля, исконное достояние русских государей, и только в неразрывном составе с русским народом дворянство здешнего края, называющее себя польским, может ожидать от милости монарха улучшения своего общественного быта, осуществлению которого оно само же ставит ныне преграду своими противозаконными действиями»[329].
Твердо следуя положениям Инструкции от 24 мая, администрация М. Н. Муравьева в короткий срок восстановила полный правительственный контроль над всей территорией Северо-Западного края. Осенью 1863 г. были подавлены последние разрозненные выступления шляхты и крестьян в Ковенской губернии и практически уничтожена краевая подпольная организация, опиравшаяся на духовную поддержку ксендзов, деньги, продовольствие и политические симпатии польского дворянства[330].
Решающую роль в разгроме вооруженных формирований подпольного польского «правительства» сыграли регулярные воинские части. Как отмечает Ар. Турцевич: «Из официальных данных видно, что в течение 1863 г. в Северо-Западном крае у русских войск с польскими бандами было около 70 „дел“, из которых только 25 произошли во время управления краем Назимова, а все остальные при Муравьеве»[331]. В боях с польскими повстанцами погибли и умерли от ран более 400 солдат и офицеров русской армии[332].
Попытка колониального реванша радикальной польской элиты, отторгнутая законопослушным населением края, потерпела неудачу. Сословно-этническое и конфессиональное, узкое по своему социальному составу, дисперсное восстание, в котором приняли участие несколько десятков тысяч человек, не получило какой-либо массовой поддержки местного крестьянского населения. Исключение составляла лишь Ковенская губерния, в которой популистские обещания и политическая активность ксендзов сумели привлечь на сторону восстания часть фанатически настроенного и обезземеленного литовского крестьянства.
В целом же идеи и лозунги восстановления независимой Речи Посполитой и отделения Литвы и Белоруссии от Российской империи не нашли массового отклика, в первую очередь, у православного крестьянства, воспринимавшего повстанцев в качестве сепаратистов и врагов царя-освободителя Александра II[333].
Для западно-русских крестьян, освобожденных российским императором от крепостного права, политические цели «красных» сепаратистов оказались чуждыми и откровенно враждебными. Предпринимаемые в ходе восстания попытки польской пропаганды преодолеть сложившиеся веками колониальные различия между высшими и низшими сословиями — религиозные, социальные, этнические и культурные — оказались безуспешными. Принять сторону угнетателей не помогли ни беспрецедентный по жестокости террор, ни популистские обещания бесплатных земельных наделов, ни религиозный фанатизм польского католического клира. Части регулярной русской армии, опираясь на массовую поддержку населения, прежде всего, православного и старообрядческого, быстро разгромили разрозненные отряды «красных», а крестьянские караулы помогли довершить окончательную зачистку края от скрывавшихся в лесах повстанцев.