По словам очевидца событий А. Н. Мосолова: «Осенью 1863 г., когда террор в крае был в сильнейшем развитии, жертвами его в Ковенской губернии были преимущественно старообрядцы, жившие в отдельных фольварках, отдаленных один от другого. В одну ночь в околице Ибяны, недалеко от Ковно, их было повешено мятежниками, при жестоких истязаниях, одиннадцать человек»[347].
Однако демонстративные расправы над сторонниками России — чиновниками, православными священниками, мещанами и крестьянами — не смогли запугать местное население, сохранявшее в подавляющем большинстве своем верность присяге, данной российскому монарху. Более того, многие крестьяне, участвуя в сельских караулах, учрежденных по императорскому повелению от 24 апреля 1863 г. и организованных по распоряжению генерал-губернатора М. Н. Муравьева, начали активно помогать правительству в поимке и уничтожении повстанцев[348].
По словам генерал-майора Н. Цылова: «С 24 июня 1863 г. крестьянские сельские караулы начали захватывать подозрительных людей, которые почти все без исключения оказывались лицами, бывшими в мятежнических шайках. Сельские эти караулы во всех Литовских губерниях принесли огромную пользу к скорейшему подавлению польской крамолы»[349].
В результате, вооруженная борьба, которую вели крестьяне за сохранение единства России, приобрела характерные признаки гражданской войны, специфическими особенностями которой явилось вооруженное противостояние высших и низших сословий, разделенных конфессионально, этнически и культурно. Исторической особенностью этой локальной гражданской войны стало «низовое», то есть крестьянское и мещанское сопротивление, направленное на подавление восстания польской колониальной элиты. Действия западно-русских крестьян, стихийные и организованные, в силу указанных обстоятельств вобрали в себя элементы социальной борьбы с помещиками и шляхтой. Вчерашние крепостные получили от виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева твердый приказ выявлять и преследовать своих бывших господ, ставших теперь политическими врагами Российского государства.
Вот как писал об этом М. Н. Муравьев в обращении к «сельским обывателям»: «Для собственного каждого из вас и семейств ваших спокойствия призываю вас к немедленному образованию вооруженных сельских караулов по указанию и распоряжению военного начальства; с помощью их — смело и без боязни станьте лицом к лицу против бунтовщиков, которых страх наказания гонит в леса, а грабеж и разбой вызывают оттуда на ваши селения.
Помните, что от вашего соединенного действия зависит скорейшее восстановление спокойствия и ограждение жилищ ваших от разграбления, и если некоторые из среды вашей пострадали за верность своему долгу, то многие виновники убийств уже получили заслуженное ими наказание, в страх и пример другим, а заботливый царь ваш не оставит семейства, осиротевшие за преданность к нему и верность присяге»[350].
Следует отметить, что еще до образования сельских караулов, крестьяне, православные и старообрядцы, совместно с частями регулярной русской армии приняли участие в разгроме и поимке повстанцев в Витебской губернии[351]. С помощью православных крестьян была подавлена попытка вооруженного выступления польских помещиков и шляхты в Могилевской губернии. Об этом событии М. Н. Муравьев сообщал П. А. Валуеву, что в этой губернии «мятеж уже укрощен, но, к сожалению, почти одними крестьянами»[352]. Православное дворянство этой губернии также пришло на помощь воинским частям, организовав отряды добровольцев[353].
По сообщению газеты «Виленский вестник»: «Крестьяне везде с ненавистью и негодованием встречают эти банды: они вооружаются, собираются в массы и, где только можно, вступают с мятежниками в бой. Так, в Слуцком уезде Минской губернии до 1000 человек крестьян собрались для защиты м. Тимковичи. В Игуменском уезде 21 апреля шайка напала на село Новоселки, собравшиеся крестьяне выгнали оттуда мятежников, причем 3 из крестьян были убиты и 8 ранены»[354].
Многие из крестьян, которые служили в сельских караулах и участвовали в стычках и поимке повстанцев, получили государственные награды — медали «За храбрость» на георгиевской ленте и медали «За усердие» на аннинской ленте[355].
Всего же крестьянам, отличившимся в борьбе с повстанцами, генералом от инфантерии Муравьевым было выдано: 300 золотых медалей «За храбрость», 500 серебряных «За усердие», более 1000 наградных листов и многие денежные награды[356].
В свою очередь, часть сельских обществ выказала желание содержать сельские караулы за свой счет[357]. Многие общества и частные лица, православные, иудеи и католики, собирали денежные пожертвования для раненых русских воинов и помощи семьям, пострадавшим от преступных действий повстанцев[358].
Как уже отмечалось, подпольное «польское правительство» грозило неотвратимой смертью всем тем людям, которые поддерживали российское государство и участвовали в борьбе с повстанцами. В упоминаемом «Приказе» этого «правительства», ставшим политической апологией террора, было сказано: «Милиции и караулов по селам чтоб никаких не было, потому что если поймают кого в карауле или милиции, то раньше или позже без лишних слов повесят»[359]. Поэтому от людей, отвергавших власть самочинного жонда, требовалось незаурядное мужество, чтобы в условиях террора жандармов-вешателей проявлять на деле готовность к защите Российского государства.
В своем письме к министру внутренних дел П. А. Валуеву М. Н. Муравьёв так охарактеризовал лояльность населения Северо-Западного края: «Верность свою Государю здешний народ доказал на самом деле, не поддаваясь заманчивым для него обещаниям злоумышленных подстрекателей, многочисленными жертвами, павшими от злобы и зверства мятежников и, наконец, принятием участия в подавлении мятежа через скорое устройство сельских караулов»[360].
Твердое руководство М. Н. Муравьева войсками и администрацией позволило в короткий срок покончить с жестокими убийствами мирных жителей, грабежами, насилиями и бесчинствами, которые сопровождали вооруженные действия повстанцев[361].
Арестованные жандармы-вешатели и местные руководители восстания — граф Л. Плятер, З. Сераковский, ксендз А. Мацкевич и подпольный «диктатор», апологет террора В. К. Калиновский были преданы военно-полевому суду и казнены. Остальные арестованные, в качестве осужденных преступников, по приговорам судов и решениям администрации были отправлены на каторгу и в ссылку. Имения многих помещиков, прямо или косвенно участвовавших в восстании, подверглись секвестру и конфискации[362].
Таким образом, в результате эффективных действий генерал-губернатора М. Н. Муравьева, спокойствие, законность и твердый общественный порядок в Северо-Западном крае были полностью восстановлены. Массовое участие белорусского крестьянства в борьбе с польским восстанием стало неоспоримым свидетельством в пользу русской идентичности Северо-Западного края. В вооруженном споре с польским дворянством, шляхтой и ксендзами, предъявившими политические претензии на этот регион, на стороне России выступила новая социальная сила, состоящая из представителей низших сословий. Статистические аргументы о русском характере края в ходе восстания 1863 г. получили практическое подтверждение не только в действиях М. Н. Муравьева, но и на «низовом», народном уровне.
6.3. Российский патриотизм на западных окраинах империи
Еще одним свидетельством русской идентичности Северо-Западного края стал массовый патриотизм населения, который нашел свое выражение в многочисленных «всеподданнейших письмах и адресах», направленных императору Александру II и генерал-губернатору М. Н. Муравьеву. В чрезвычайных условиях, порожденных террором и насилиями повстанцев, личности царя-Освободителя и Главного начальника края стали живыми символами Русского государства[363].
Попытка колониального реванша, предпринятая мятежной польской элитой в Северо-Западном крае, вызвала ответную политическую реакцию, прежде всего, у православного населения. Вспыхнувшее польское восстание стало катализатором «низовых» проявлений российского патриотизма и общерусской этнической солидарности, которые нашли свое выражение в многочисленных заявлениях западнорусских крестьян о своем единстве с русским народом и Россией. Следует отметить, что до начала польского восстания у западно-русского населения Северо-Западного края, по преимуществу крепостного, не было актуальной потребности в публичных заявлениях о своей верности России как общему русскому Отечеству.
В это время православные крестьяне и мещане еще не мыслили о своем отношении к государству в категориях национального масштаба, таких, например, как российский патриотизм. Для низших сословий традиционной являлась преданность реалиям локального характера — общинным, волостным и приходским, в лучшем случае — губернским. Главным выражением российского патриотизма служила верность династической монархии Романовых, основанная