«Мы же смеем гордиться ныне тем, что мы русские, … что мы православные, что мы верноподданные нашего Русского православного царя Освободителя, — писали крестьяне Гродненского уезда царю, — что враг наш тот, кто враг Отечества России»[385].
Аналогичной была реакция и представителей городских обществ, например, Витебского: «Августейший монарх! Необузданные свои притязания, попирающие всякую правду, поляки простерли посягательством своим и на Белорусский край, исконное достояние России. И здесь, к прискорбию нашему, нашлась горсть дерзких, возмечтавших заявить Польшу в Белоруссии и смутить общественное спокойствие; но они горько ошиблись. Народ доказал, что он истинно русский»[386].
Характерным примером того, как воспринимались в это время этнические идентичности, белорусская и русская, служит обращение к императору православных жителей г. Лепеля Витебской губернии. Это большое письмо настолько выразительно в своих этнических, политических, исторических и религиозных характеристиках, что стоит привести из него обширную цитату: «Государь! Мы, православные граждане города Лепеля, почти все белорусы, не питаем ненависти к польскому народу. Но с негодованием отвергаем притязания и посягательства польских панов на нашу русскую народность и землю, на расторжение нас, русских, с Россией.
Мы из живых рассказов дедов и отцов наших знаем, сколько бедствовал русский народ под преобладанием польских панов в Русской земле. Сколько тиранства и мук вытерпел он, когда паны и иезуитское духовенство насилием навязывали ему унию с хитрым, и ныне еще деятельным стремлением ополячить его, когда паны буйствовали, не уважая законной власти королей своих и прав народа.
Твердо ведаем также, что не из Рима, не из Кракова и не из Варшавы пришло христианство в Русскую землю, а из Киева, святого града для Руси. И потому не нужны нам ни польская цивилизация, ни латинское вероучение, несогласные с духом русского народа, — ни панское преобладание, вредящее интересам русского народа, нам нечего искать с Польшей.
Таковы наши убеждения и всего белорусского народа! И мы приносим их тебе, наш царь благоустроитель, как душевное выражение нашей преданности к тебе и нашему отечеству — России, как выражение нашей готовности на все жертвы, какие необходимы для защиты отечества от врагов и нашей русской народности от посягательства польских панов»[387].
Еще одной важной особенностью окраинного российского патриотизма было то, что носителями его идей выступали, прежде всего, православное духовенство и представители низших сословий — православное крестьянство, мещанство и старообрядцы. Это был «низовой» народный патриотизм, который начал немедленно проявляться с момента возникновения в крае реальной угрозы дворянского, польско-католического сепаратизма.
Появление окраинного российского патриотизма и связанного с ним национального самосознания православного населения, которые приняли форму многочисленных монархических манифестаций, не было локальным явлением. В этот период ответом на внутренний вызов польского сепаратизма и внешнюю угрозу западно-европейской интервенции стал массовый подъем национально-патриотических настроений в Юго-Западном крае и центральной России, охвативший многих представителей различных сословий, культур и религий.
В отличие от Северо-Западного края, ставшего в связи с непосредственными событиями восстания очагом «низового» российского патриотизма, в центральной России в роли инициатора массового патриотического движения выступило столичное дворянство. Как отмечал А. Н. Мосолов: «По мере того, как взгляд на польский вопрос стал проясняться, в обществе происходила реакция, и все спешили громогласно отречься от сочувствия полякам. Первый сигнал к этому был подан петербургским дворянством на обыкновенных выборах, происходивших в феврале 1863 года. Дворянство представило государю адрес, проникнутый патриотическими чувствами и заявлениями всеобщей готовности ополчиться против врагов России. Дворянство постановило на случай войны жертвовать ежегодно до прекращения ее 1/10 часть своих доходов. Адресу этому откликнулась вся Россия»[388].
Реакцией российского общества на восстание 1863 г. стал подъем патриотизма и рост национального сознания, имевшего исторические, имперские особенности и монархические формы проявления. Как и в Северо-Западном крае, выражением патриотических настроений общества стали многочисленные «всеподданнейших письма» к императору Александру II, ставшие ярким проявлением народного монархизма. В этих письмах, или адресах, выражалась поддержка правительственного курса на защиту территориальной целостности Российской империи. Ставшие достоянием гласности в начале польского восстания, эти письма, вначале немногочисленные, будучи опубликованными в официальных и частных изданиях, вызвали цепную реакцию, положив начало массовым обращениям к императору из многих регионов империи.
Важным мотивом для массовых обращений к монарху была нарастающая угроза интервенции недавних врагов в Крымской войне — Англии и Франции — которые настойчиво требовали от России принять их условия по разрешению внутреннего русско-польского конфликта. Эти требования правительство решительно отвергло[389]. В результате угроза иностранного военного вторжения стала восприниматься как вполне реальная. На встрече с дворянством и купечеством Нижнего Новгорода, которая состоялась 5 августа 1863 г., император Александр II заявил: «По последним полученным мной сведениям, я еще не отчаиваюсь в сохранении мира, но если Богу угодно испытать нас войной, то я твердо уверен, что вы дадите мне помощь и надеюсь, что нашу Россию мы отстоим»[390].
Широкая поддержка, оказанная российскому императору в период трудных политических испытаний, стала ярким выражением социальной активности общества в условиях начавшегося пореформенного развития страны. Впервые представители всех сословий Российского государства, включая крестьянство, освобожденное от крепостной зависимости, высказали свое твердое позитивное мнение по важнейшему политическому вопросу современности. Патриотическая солидарность с монархией, высказанная представителями различных сословий, конфессий, этнических групп и профессиональных корпораций, недвусмысленно свидетельствовала об ее национальном характере. Массовые проявления национального самосознания, ставшие общественной реакцией на попытку отделения Западного края от России, оказались неразрывно связанными с всесословным чувством патриотизма и верности монархии.
На встрече с депутациями всех сословий, которая состоялась 17 апреля 1863 г. в Зимнем дворце, император Александр II высоко оценил национальный характер поддержки, полученный монархией от российского общества: «Благодарю вас, господа за поздравления и, в особенности, за выражение ваших патриотических чувств, вызванных смутами, как в царстве Польском, так и в западных губерниях и посягательством врагов наших на древнее русское достояние. Адресы ваши и те, которые я ежедневно получаю от всех сословий и из других губерний, составляют для меня истинное утешение посреди всех моих забот. Я горжусь единством этих чувств, вместе с вами и за вас. Они составляют нашу силу и пока они будут сохраняться, и мы будем призывать Бога на помощь, он нас не оставит, и единство царства российского непоколебимо. Враги наши надеялись найти нас разъединенными, но они ошиблись»[391].
В формировании национально-патриотической позиции российского общества важную роль сыграла консервативная и славянофильская пресса. Прежде всего — «Московские ведомости» и «Русский вестник», издаваемые М. Н. Катковым, «День» И. С. Аксакова и др. На общественное мнение образованной России оказывали воздействие многочисленные публикации славяноведа А. Ф. Гильфердинга и историка М. О. Кояловича.
Польское восстание, подавление которого, казалось бы, являлось сугубо государственной, военной задачей, вызвало, в силу своих откровенно экспансионистских целей, массовый общественный резонанс. Вот, например, что писала газета «День» о причинах, которые побудили российское общество активно высказать свою позицию относительно «польского вопроса»: «Если бы польские притязания ограничились одной польской территорией, т. е., пределами польской народности в тесном смысле, или, по крайней мере, Царством Польским, если бы поляки … постарались „локализовать“ восстание, сосредоточить всю свою борьбу исключительно в одной местности, — может быть и самая борьба удержалась бы в границах чисто государственного, или даже правительственного вопроса.
Михаил Осипович Коялович, историк и публицист
Но польские притязания, простирающиеся на русские древние области, и явно высказанное, провозглашенное и свидетельствуемое историей покушение поляков — лишить русскую народность в этих областях всякой духовной свободы и подчинить ее польскому и латинскому духовному гнету, одним словом, ополячить и окатоличить несколько миллионов русского народа, — все эти притязания и попытки возводят современную борьбу с Польшей в степень всенародного земского интереса. Польский вопрос отныне не дипломатический, не государственный, не европейский международный, — а русский, земский вопрос»[392].
В свою очередь, на страницах органа МВД «Северной почты» в течение весны и лета 1863 г. были опубликованы многочисленные «всеподданнейшие письма» старообрядцев Москвы и Петербурга, профессоров Московского, Казанского и Харьковского университетов, дворянских и купеческих гильдий, городских и сельских обществ Западного края, Прибалтики, центральной России, и ее восточных окраин