Для ознакомления читателей с русской историей Северо-Западного края с помощью субсидии, выданной М. Н. Муравьевым, в Вильне начал издаваться «Вестник Западной России», редактируемый переехавшим сюда из Киева Ксенофонтом Говорским[482]. Девизом «Вестника» была «историческая истина». С 1 января широко известная в Северо-Западном крае газета «Виленский вестник» стала выходить только на русском языке. М. Н. Муравьев поручил ее редактору А. Киркору помещать в газете статьи исторического содержания с целью «представить верную картину минувшего и ознакомить население по точным неопровержимым данным с этой древнерусской страной»[483].
Созданные М. Н. Муравьевым учреждения исторической науки и периодические издания, популяризирующие исторические знания о русской истории Северо-Западного края, выполняли двоякую роль. С одной стороны, решались задачи по формированию условий, при которых действующие научные учреждения и органы печати выполняли функции институтов деколонизации региона. С другой, знания о русском прошлом края служили идейным и научным обоснованием для проведения политики «обрусения».
Следует подчеркнуть, что особый, идейно обусловленный характер муравьевской политики основывался на признании Северо-Западного края русским, принадлежащим России по праву совместной истории, этнического и религиозного единства русского народа. Решаемые Муравьевым задачи интеграции края в состав России требовали восстановления в нем современной русской культуры, науки и образования. Следовательно, политика «обрусения» края неизбежно принимала характер модернизации, которая осуществлялась своеобразно, по-муравьевски, с опорой на исторические традиции и историографию. Апелляция к историческому прошлому Западной Руси служила идейным стимулом для формирования институтов модернизации «русской народности» и развития в ней современного русского самосознания.
Ксенофонт Антонович Говорский, историк, журналист, издатель Вестника Западной России
Начатый М. Н. Муравьевым процесс формирования русской администрации края привел к созданию в Северо-Западном крае новой культурной среды, состоявшей из прибывших из центральной России чиновников и мировых посредников. Появляется потребность в организации культурного досуга и, как следствие, с разрешения М. Н. Муравьева в Вильне и других губернских и уездных городах учреждаются дворянские клубы и русские общества[484].
Следует отметить, что в это время во всем крае не было ни одной русской публичной библиотеки, тогда как польские существовали во многих, даже уездных городах. В Вильне на шесть польских типографий и три еврейские, печатавшие польские книжки, существовала одна русская «ржондовая» (губернская) типография, занимавшаяся преимущественно печатанием канцелярских бланков и отчетов. В Вильне не было ни одного русского книжного магазина, а получить русскую книжку через польского книгопродавца было затруднительно[485].
С помощью главного начальника края, выделившего необходимую днежную субсидию, в начале января 1864 г. в Вильне капитаном Сеньковским был открыт первый русский книжный магазин с богатым набором книг. По словам журналиста «Виленского вестника»: «Редкий магазин был встречен с таким горячим сочувствием как этот, — с утра до вечера магазин наполнен покупателями, разумеется, русскими, всякого звания; дамы, военные, чиновники, унтер-офицеры, все, которые узнали о существовании магазина, покупают, абонируются или дают задатки на высылку книг, которые еще не успели привезти. А выбрать есть из чего — все, что есть замечательного в русской литературе по всем отраслям знания, вы найдете в магазине, особенно хорош выбор книг исторических и естественных наук, как оригинальных, так и переводных»[486].
Восстановление авторитета и силы русской администрации, начавшей уверенно и твердо проводить политику «обрусения», привело к глубоким переменам и в жизни столицы Северо-Западного края — Вильны. Многоликий, этнически и религиозно пестрый город, с доминирующим польско-католическим центром, начинает принимать русский и православный облик. Благодаря М. Н. Муравьеву, вместе с новыми научными учреждениями и прессой, русскими вывесками, русским языком на улицах и строящимися и восстанавливаемыми православными храмами появляется новая «русская Вильна»[487].
Перемены, произошедшие за столь короткий срок в социально-экономической, интеллектуальной и культурной жизни Северо-Западного края, свидетельствовали об эффективности политики «обрусения». Цели и задачи этой политики, сформулированные в «Записке» от 14 мая 1864 г., достигались и решались с помощью муравьевской «системы» управления краем. Созданные решениями Муравьева институты деколонизации были рассчитаны на длительную политическую перспективу в связи с тем, что в крае по-прежнему сохранялось преобладание польского дворянства и польской культуры. Колониальные отношения трансформировались, но не исчезли. Их существование продолжало представлять собой угрозу для безопасности Российского государства, интересов Православия и «русской народности».
7.3. Почему понадобилось образование «в духе православия и русской народности»?
Радикальные перемены в области культурно-языковой политики, связанные с практикой пресечения «латино-польской пропаганды» и дискриминацией польского языка, осуществлялись одновременно с перестройкой учебного процесса в государственных школах, проводимой «в духе православия и русской народности»[488]. Процесс деколонизации Северо-Западного края, начатый реформами М. Н. Муравьева, распространился и на систему народного просвещения.
Начало этому процессу было положено деятельностью попечителя виленского учебного округа А. П. Ширинского-Шихматова, который в 1862 г. с помощью православного духовенства и митрополита Литовского Иосифа Семашко впервые создал в Северо-Западном крае сеть народных училищ для крестьян с русской программой обучения.
А. В. Белецкий отмечал: «Горячий русский патриот, знаток истории Северо-Западного края, прекрасно понимавший интересы России в этом крае и истинные нужды местного крестьянского населения, князь Александр Прохорович не мог спокойно смотреть на явное стремление польского дворянства и р-католического духовенства забрать в свои руки дело народного образования, чтобы тем легче и вернее полонизировать простой народ, манифестом 19 февраля 1861 г. призванный к свободной жизни.
Александр Прохорович Ширинский-Шихматов. Попечитель Виленского учебного округа (1861–1864)
Он находил, что было бы преступлением отдать дело образования в польские руки. Напротив, здесь следует употребить все усилия, воскресить древнюю, коренную русскую народность, подавленную долголетним гнетом пришлого польского населения, следует дать этой народности то значение, какое принадлежит ей по праву исторической давности. Соответственно этому начальная школа Северо-Западного края может быть только русской»[489].
Действия администрации Виленского учебного округа встретили сопротивление со стороны польских помещиков и мировых посредников, не желавших распространения русских народных школ. Кроме того, помещики начали устраивать в своих имениях сельские школы, в которых, по словам министра внутренних дел П. А. Валуева, «под благовидным предлогом народного образования стремятся водворить между крестьянами основания польской народности, исторически и этнографически чуждой большинству сельского населения». Министр счел необходимым обратить внимание губернаторов Северо-Западного края «на эти новые попытки польского дворянства к уничтожению западно-русской народности»[490].
В конце 50-х и начале 60-х гг. XIX в. предводители дворянства Северо-Западного края начали обращаться к официальным лицам и в правительственные учреждения империи с записками о создании системы народных училищ под патронатом помещиков. Смысл указанных обращений заключался в том, чтобы государство предоставило дворянам-землевладельцам право стать организаторами и руководителями начального образования крестьянского сословия.
Об этом, в частности, писал предводитель дворянства Минской губернии А. Д. Лаппа в записке министру народного просвещения А. В. Головнину: «Так как народное образование составляет краеугольный камень материального и умственного развития нашего края, то мы (дворяне), наравне с правительством, чувствуя всю важность предстоящей задачи, как старшие братья нашего народонаселения, понимаем предстоящие нам обязанности; не только мы должны пособлять открытию народных училищ, не только должны употреблять все усилия вывести меньших наших братьев из тьмы невежества, но даже мы должны будем в начале принуждать их принимать науку».
По мнению минского предводителя дворянства, роль государства в этом вопросе должна была сводиться лишь к праву поощрения учителей, добившихся успехов на ниве народного просвещения. Организацию же и содержание учебно-воспитательного процесса следовало передать в ведение упомянутых «старших братьев» — польских помещиков. В заключение записки Лаппа предлагал министру обратиться к монарху с просьбой «предоставить дворянству совершенную свободу в воспитании народа»[491]. Государство, в этом случае, должно было устраниться от процесса обучения и воспитания крестьян, которые освобождались им от крепостной зависимости.
Что же касается языка преподавания в будущих школах для крестьян, то по этому поводу предельно точно высказался граф А. Чапский: «В училищах народных и низших классах гимназий, главная цель которых — развить первые силы ребенка и влить в него самые основания наук наилегчайшим по возможности способом — там при изложении наук должен быть употреблен язык местный и, тем более, что таким языком в Литве есть