Михаил Строгов — страница 21 из 33

Приказ был немедленно исполнен, и Красноярск опустел.

Наши путешественники молча обошли все улицы. Они были так поражены этой неожиданностью, что даже не знали, о чем говорить. Михаил Строгов затаил в себе все, что чувствовал в данную минуту, но преследовавшая его неудача, обманувшая и на этот раз его надежды, приводила его в бешенство.

— Милосердный Боже! — вскричал Николай. — Да здесь, в этой пустыне, я никогда не получу места!

— Милый друг, — сказала Надя, — вам надо ехать вместе с нами в Иркутск.

— Да, действительно, надо ехать! — отвечал Николай. — Телеграф еще должен действовать между Удинском и Иркутском и там… Так едем, что ли, батюшка?

— Подождем до завтра, — отвечал Михаил.

— Правда твоя, — сказал Николай. — Ведь я забыл, что нам надо переправляться через Енисей, а теперь темно, ничего не увидишь!

— Ничего не увидишь! — прошептала Надя, думая о своем слепом товарище.

Николай услышал ее.

— Прости, батюшка, — сказал он, обращаясь к Михаилу. — Я совсем забыл, что для тебя ведь все равно, что день, что ночь!

— Не извиняйся, — отвечал Михаил, проведя рукою по глазам. — С таким проводником, как ты, я еще могу действовать. Тебе только следует отдохнуть, да и Наде тоже. Завтра наступит день!

Им недолго пришлось искать себе места для отдыха. Первый же дом, к которому они подошли, был не заперт и совершенно пуст. Около дома лежала небольшая куча сухих листьев. За неимением лучшего, лошадь должна была довольствоваться и этой скудной пищей. Что же касается до съестных припасов кибитки, то они еще не были истреблены, и наши путешественники не замедлили подкрепить свои силы. Затем после краткой молитвы перед висевшим на стене образом с еще не потухнувшей лампадой, Николай и молодая девушка легли спать. Михаил же не спал всю ночь, его мучила бессонница. На следующий день, 26 августа, еще задолго до рассвета, они сидели уже в своей бричке и ехали через березовый парк к реке. Михаил Строгов был весь погружен в свои думы. Каким образом переправиться через реку, если — а это было очень возможно — все барки, плоты и паромы истреблены нарочно, с целью задержать нападение татар? Он хорошо знал Енисей, так как ему несколько раз приходилось переправляться через него. Он знал, что ширина его очень значительна, что течение очень быстро, в особенности в том месте, где русло реки раздваивается.

— А все-таки я перееду! — говорил Михаил Строгов.

Когда кибитка подъехала к левому берегу реки, к тому самому месту, где оканчивалась одна из больших аллей парка, стало светать.

В этом месте берег подымался на сто футов от уровня реки, и Енисей был виден на далекое пространство.

— Не видать парома? — спросил Михаил, перенося машинально, по старой привычке, свои потухшие глаза с одной стороны на другую.

— Теперь только начинает светать, — отвечала Надя. — Над рекой стоит еще густой туман, ничего нельзя разобрать!

— Но я слышу плеск воды, — продолжал Михаил.

Действительно, сквозь туман слышалось глухое рокотание волн — то сталкивались два противоположных течения.

Вода в это время года была всегда очень высока, течение же страшно быстро и сильно.

Все трое стояли и ждали, когда рассеется туман. Солнце быстро поднималось над горизонтом, и его первые лучи не замедлили рассеять предутреннюю мглу.

— Ну что же? — спросил Михаил.

— Туман проходит, брат, — отвечала Надя.

— Ты еще не видишь поверхности реки, сестра?

— Нет, еще не вижу.

— Будь немножко терпелив, батюшка, — сказал Николай. — Все это исчезнет! Да вот, смотри! Подул ветер, туман начинает рассеиваться. Вот на правом берегу показались и высокие холмы, покрытые лесом! Все проходит, все улетучивается! Ах, как все это прекрасно, бедный ты мой, какое это для тебя несчастье, что ты не можешь любоваться таким чудным зрелищем!

— Ты не видишь лодки? — спросил Михаил.

— Не вижу никакой, — отвечал Николай.

— Посмотри хорошенько на этом берегу и на том, смотри так далеко, как только можешь! Нет ли где барки, лодки, хоть душегубки какой-нибудь?

Николай и Надя, держась руками за ветки берез, растущих на краю берега, почти повисли над рекой. Глазам их представилась необъятная даль. Енисей в этом месте имел полторы версты в ширину и разделялся на два неравных рукава. Между этими рукавами лежало несколько островов, густо заросших ивой, ольхой и тополем. На той стороне громоздились высокие холмы правого берега, увенчанные лесами, верхушки которых казались пурпуровыми при свете восходящего солнца.

Верховье и низовье Енисея совсем терялось из виду. Вся эта чудная панорама раскинулась на пятьдесят верст кругом. Но ни на правом, ни на левом берегу, ни около островов — нигде не было ни одного судна. Все было или увезено, или истреблено по приказанию.

— Я припоминаю, — сказал Михаил Строгов, — там выше, сейчас за городом, есть маленькая пристань. Там всегда останавливались плоты. Друг мой, — обратился он к Николаю, — поднимись наверх, посмотри, нет ли где на берегу забытой лодки.

Николай бросился бежать по указанному направлению. Надя взяла за руку Михаила и повела его туда же.

Если бы нашлась барка, простая лодка, где могла бы поместиться кибитка с лошадью или, в крайнем случае, только они сами, и Михаил Строгов не задумался бы пуститься в дальнейший путь.

Минут двадцать спустя все трое пришли на маленькую пристань. По берегу реки лепились небольшие домики; это была в своем роде деревенька, приютившаяся у подножия Красноярска. Но на песчаном берегу не оказалось никакого гребного судна, ни одной лодочки, даже ничего такого, из чего можно было бы соорудить хоть какой-нибудь плот для перевозки троих людей.

— Как-нибудь да переправимся, — сказал Михаил Строгов.

И поиски продолжались. Они обшарили несколько домов, стоявших на берегу и пустовавших так же, как пустовали и все дома в Красноярске. То были хижины бедных людей. Николай зашел в одну, Надя обежала другую, даже Михаил и тот входил поочередно в каждый дом и шарил рукою по всем углам, стараясь найти хоть что-нибудь полезное для себя. Поиски Николая и молодой девушки оказались напрасны, они не нашли ничего и готовы были уже вернуться назад, как вдруг услышали зовущий их голос Михаила. Они вышли на берег и увидели слепого, стоявшего в дверях одной из хижин.

— Ступайте сюда! — кричал он им.

Николай и Надя поспешили к нему и следом за ним вошли в дом.

— Что это такое? — спросил Михаил, трогая рукой какие-то разнообразные предметы, сваленные в кучу в углу чулана.

— Бурдюки, — отвечал Николай, — да их, пожалуй, наберется тут с полдюжины.

— Они наполнены чем-нибудь?

— Да, наполнены кумысом. Это, в сущности, хорошо, кумыс обновит нашу провизию.

Кумыс — это особое питье, приготовляемое из молока кобылицы или верблюдицы, питье, подкрепляющее организм, даже немного опьяняющее, и Николай мог только поздравить себя с подобною находкой.

— Отложи один бурдюк в сторону, — сказал ему Михаил, — а из остальных вылей вон кумыс.

— Сейчас, батюшка.

— Вот что поможет нам переправиться через Енисей.

— А плот?

— Плотом будет бричка. Она достаточно легка, чтобы держаться на воде. К тому же мы подвяжем под нее и под лошадь эти бурдюки.

— Хорошая выдумка! — воскликнул Николай. — С Божьей помощью мы переправимся на тот берег… может быть, нас отнесет немножко в сторону, ведь течение здесь страшно быстро!

— Что ж из этого? — отвечал Михаил. — Только бы переправиться, а там уж мы сумеем найти дорогу в Иркутск.

— Итак, за работу! — сказал Николай, начиная опорожнивать бурдюки и переносить их в кибитку.

— Ты не боишься, Надя? — спросил Михаил.

— Нисколько, брат, — отвечала молодая девушка.

— А ты, дружище?

— Я?! — воскликнул Николай. — Напротив, я радуюсь, что наконец-то осуществляется моя мечта: плыть в бричке!

Берег в этом месте был довольно отлогий и потому удобный для спуска телеги. Лошадь вошла в воду, и вскоре аппарат и его двигатель уже плыли по поверхности реки. Что же касается до Серко, то он смело бросился вплавь.

Путешественники ехали, стоя в телеге и предварительно разувшись, но, благодаря бурдюкам, эта предосторожность оказалась совсем лишней, так как вода не доходила им даже до щиколоток. Михаил Строгов держал в руках вожжи и сообразно с указаниями Николая правил лошадью, стараясь всячески щадить ее силы, чтобы животное в борьбе с течением не надорвалось. Пока бричка плыла по течению, все шло хорошо, и через несколько минут набережная Красноярска уже осталась позади них. Но вот их понесло все более и более на север. Если бы течение было правильно, то переправа через Енисей, даже и на таком примитивном аппарате, совершилась бы без особых трудностей. Но к несчастью, на реке было много водоворотов, и вскоре, несмотря на все усилия Михаила Строгова направить кибитку помимо них, ее понесло как раз на них. Тогда наступила серьезная опасность. Кибитку стало крутить на одном месте с неимоверной быстротой. Она все более и более накренялась на сторону, и вода грозила залить ее. Лошадь, выбившись из сил, совсем задыхалась. Серко из чувства самосохранения уцепился за край брички.

Михаил Строгов понял, что происходило кругом. Он чувствовал, что их кружит, вертит и тянет все глубже и глубже в бурлящий омут, откуда выйти нет возможности. Но он молчал. О, как желал бы он видеть воочию эту грозящую им опасность! Тогда он лучше сумел бы избежать ее! Увы! Он был слеп! Надя тоже молчала. Ухватившись обеими руками за край кибитки, она думала только о том, как бы сохранить равновесие и не упасть в воду. Что же касается Николая, то трудно было сразу определить его настроение. Понимал ли он всю важность их теперешнего положения или нет? Была ли это простая флегматичность с его стороны, или он хотел показать свое презрение к опасности? Была ли это храбрость или только равнодушие?

Итак, кибитка вертелась в водовороте, а лошадь выбивалась из сил, как вдруг Михаил Строгов, сняв с себя верхнее платье, бросился в воду, схватил лошадь под уздцы и изо всей силы дернул ее в сторону. Лошадь вынырнула из заколдованного круга, и кибитка, подхваченная быстрым течением, понеслась еще быстрее.