Толчок карьере Двинского дало, видимо, редакторство одной из тверских газет. Он попал кому-то на заметку и осенью 1925 года был вытащен в Москву, в подотдел местной информации ЦК, откуда его через три года забрали в личный секретариат Сталина.
Похоже, вождь Двинскому очень доверял. Иначе не продержал его возле себя почти целое десятилетие, а потом не бросил бы на очень сложный регион – Дон. Правда, чем конкретно занимался Двинский у Сталина, до сих пор точно неизвестно. По одной из версий, через него Сталин осуществлял связь со своими личными агентами в различных органах власти.
С конца 20‐х и вплоть до середины 30‐х годов Двинский в качестве одного из помощников Сталина работал в плотной связке с другими людьми из круга вождя, в частности с Львом Мехлисом и Александром Поскрёбышевым. По сути, именно эта троица с подачи Ройзенмана взяла Суслова в тщательную разработку. В какой-то момент о нём было доложено непосредственно Сталину. А дальше в дело вступил Андрей Андреев.
На мой взгляд, эта фигура странно недооценивается. О нём продолжают писать как о серой личности, которая якобы мало на что влияла. Однако есть немало данных, которые позволяют предположить, что именно Андреев являлся в конце 20‐х – начале 30‐х годов одним из создателей и неформальным руководителем личной разведки Сталина.
Вспомним, кто в 1930–1931 годах руководил контрольными органами партии и правительства и был, по сути, глазами и ушами Сталина в партийном и советском аппаратах. Не Андреев ли? И пусть никого не вводит в заблуждение нахождение Андреева «в тени» с 1931 до 1935 года. Руководство транспортом блёклым теням ни в одной стране мира не доверялось.
Пик могущества Андреева, полагаю, пришёлся на середину и конец 30‐х годов. Именно к нему весной 1935 года отошли от Лазаря Кагановича функции второго в партии – после Сталина – человека. Есть основания полагать, что именно он вплоть до начала 40‐х годов рекомендовал вождю руководителей ключевых регионов страны. Прочитайте мемуары бывшего первого секретаря Сталинградского обкома партии Алексея Чуянова. Там всё по полочкам разложено. Чуянов подробно рассказал, как Кремль готовил руководящие кадры после массовых репрессий. Способных людей отыскивали на заводах и в институтах и сразу выдвигали на работу в аппарат ЦК. Там в течение нескольких месяцев к ним присматривался завотделом руководящих партработников Георгий Маленков. А потом своё мнение должен был высказать секретарь ЦК Андрей Андреев. Он мог поддержать выбор Маленкова, а мог и отвергнуть. Важно то, что Сталин перед войной очень прислушивался к кадровым рекомендациям Андреева.
Именно по этой схеме происходило выдвижение самого Алексея Чуянова, который за три года скакнул из инженеров-механиков одного из московских трестов через аппарат ЦК в кресло первого секретаря Сталинградского обкома. По такой же схеме в конце 30‐х годов оказался руководителем Белоруссии и Пантелеймон Пономаренко.
Подобное предстояло пройти и Суслову, но не всё оказалось так просто. По ряду косвенных признаков Двинский и Андреев какое-то время рассматривали его кандидатуру для работы или в личном секретариате Сталина, или в отделе руководящих партработников ЦК. Но для начала ему хотели дать возможность доучиться в Экономическом институте красной профессуры. Всё изменила резко усложнившаяся ситуация на Дону. Впрочем, обо всём по порядку.
Москву уже давно тревожило положение дел на юге страны, и особенно на Дону. Руководитель Азово-Черноморского края Борис Шеболдаев довёл регион, что называется, до ручки. Он затравил весь край. И с ним надо было что-то делать.
Сталин поручил заняться этим Андрееву. И не только потому, что Андреев на тот момент отвечал в руководстве партии за партийные кадры. Когда-то Андреев сам руководил Северным Кавказом.
В начале января 1937 года Андрей Андреевич выехал в Ростов и организовал смещение Шеболдаева. Всесильному хозяину Дона пообещали перевод в Курск. На освободившуюся должность эмиссар Сталина порекомендовал чекиста Ефима Евдокимова. Однако и новый руководитель не уловил веяний времени. Он продолжил политику предшественника по закручиванию гаек и нагнетанию страха.
Буквально через несколько месяцев после своего избрания Евдокимов поставил перед Сталиным вопрос о новых масштабных арестах в Ростове. Под каток репрессий попали бывший второй секретарь крайкома партии Малинов, глава крайисполкома Ларин и другие номенклатурные работники. По сути, на регион была накинута новая удавка.
Когда Андреев понял, что новый хозяин региона оказался ничем не лучше старого, он предпринял новый манёвр. Сославшись на чрезмерные размеры территории – Азово-Черноморский край включал в себя 144 района, он в сентябре 1937 года инициировал его разукрупнение и образование двух новых субъектов – Краснодарского края и Ростовской области. Эта административная реформа, соответственно, потребовала формирования новых кадровых команд.
Поначалу Андреев убирать Евдокимова не собирался. Он придумал другой ход: обложить хозяина Дона проверенными кадрами, которые заставят его поумерить пыл и резко снизить обороты в репрессивной политике. Реализовать эту задачу, видимо, должен был как раз Суслов.
В начале октября 1937 года Михаил Андреевич получил вызов в отдел руководящих парторганов ЦК – видимо, к Георгию Маленкову. Ему объяснили, что дальнейшую учёбу, вероятно, придётся прервать и заняться практикой. По некоторым косвенным данным, он рассматривался на должности либо одного из заместителей Маленкова, которому доверили кураторство Северного Кавказа, либо инструктора ЦК с перспективой через два-три месяца пересесть в кресло руководителя Ростовского обкома. Тогда же Суслов получил задание организовать проведение выборов первого состава Ростовского обкома партии. Другими словами, он должен был обеспечить выборы нужных Центру людей, через которых Москва могла бы влиять на Евдокимова.
Член Оргбюро и секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев на авиационном празднике в Тушине. 1936 г. [РИА «Новости»]
Однако в Ростове всю подготовку к партконференции взял на себя второй секретарь Азово-Черноморского крайкома Семякин. Возможно, Евдокимов рассчитывал с его помощью сохранить свою старую команду. Тем более что Семякин находился у него на крючке. Ему было известно, что Семякин три месяца давал в своей квартире приют жене троцкиста Милославского, а в Радиокомитете поддерживал нескольких сотрудников, которые, по данным чекистов, в своё время были связаны с белогвардейцами.
Евдокимов не учёл одного. Москва тоже располагала компроматом на Семякина. А не отстраняла она его от работы только потому, что ещё не успела проверить все порочившие партаппаратчика сведения. На время же проверки Центр решил подстраховаться и приставить к Семякину своего человека. Им и стал Суслов.
Назначение Москва оформила решением Политбюро, которое 31 октября 1937 года постановило: «Утвердить заведующим отделом руководящих парторганов Ростовского обкома ВКП(б) тов. Суслова М.А.»[46].
Прежде занимавший эту должность Абрам Шацкий получил кресло заместителя председателя облисполкома. Ну а Семякин формально стал куратором московского назначенца.
Дальше события развивались очень стремительно. В Москву поступили новые материалы о Семякине, и 3 ноября 1937 года Лев Мехлис доложил о них секретарям ЦК Сталину и Андрееву и наркому внутренних дел Ежову.
Видимо, на основе этих материалов Политбюро 9 ноября 1937 года постановило отозвать Семякина в распоряжение ЦК, а на освободившееся место утвердило другого московского эмиссара – уже знакомого нам Двинского. А ещё через четыре дня последовал арест Семякина.
«13 ноября 1937 года, – рассказывал бывший сотрудник УНКВД по Ростовской области Маркович, – в Ростов приехала бригада оперативных работников наркомата <внутренних дел> во главе с бывшим начальником 4 отдела Наркомата Литвиным. Литвин объявил, что приехал в УНКД вскрыть причины срыва выдачи зарплаты рабочим к Октябрьским торжествам, а равно и срыв снабжения города продуктами. В первую же ночь были арестованы бывший второй секретарь обкома ВКП(б) Семякин, зав ОРППО обкома Шацкий, завотделом школ обкома Шестова, начальник облвнуторга Леонов и зав. городской конторой Котляренко»[47].
Маркович сообщил не всё, а кое-что перепутал: 11 ноября чекисты взяли в Москве руководителя группы Комиссии партконтроля при ЦК по Ростову Сурена Шадунца, а Шацкий был взят позже.
Семякин на третий день после ареста, прямо во время допроса, скончался. Судя по всему, кто-то хотел от Семякина перебросить мостик к Суслову. Говорили, будто инициативу проявили друзья Евдокимова из руководства НКВД. Мол, Суслов не только проморгал «врага народа», но ещё и навязывал его создававшемуся обкому партии. Московскому эмиссару явно грозил арест.
Спустя много десятилетий слухи о той истории дошли до родни Суслова. «В 1937 г., – писал в нулевые годы его зять Леонид Сумароков, – назревало «дело» Суслова. Его чуть не арестовали. Суть «дела» заключалась в том, что его тогда направили в качестве представителя центра проводить выборы руководства партийной организации Ростовской области. Через три дня вновь избранного первого секретаря обкома арестовали, как «врага народа». Немедленно нашлись высокопоставленные деятели, которые обвинили Суслова в том, что он содействовал проникновению враждебных кадров во власть. По словам Суслова (редкий случай, когда он сам рассказывал об этом семье), дело приняло очень серьёзный оборот. Суслов построил свою защиту против обвинителей так: вы, несомненно, имели информацию о кандидатуре ещё до выборов. Как же могли допустить, чтобы выборы состоялись, не информировав об этом меня, представителя Центра? Получается, что это не моя, а ваша вина, а вы компрометировали установку партии! Доводы сочли вполне убедительными, и «дело» против Суслова было закрыто. Деталей не знаю, но вроде бы помогли тогдашний помощник Сталина, кажется Двинский (которому, говорят, Сталин очень доверял; признаю, имя это я пытался разыскать, но так нигде и не встречал), и лично сам Сталин».