Постановление Политбюро об очередном назначении М.А. Суслова. [РГАНИ]
Правда, и Сумароков кое-что перепутал. Первым секретарём только что образованного Ростовского обкома ВКП(б) был избран, как и планировалось, профессиональный чекист Евдокимов, осечка вышла со вторым секретарём обкома – Семякиным. Но он прав оказался в другом: от возможного ареста его тестя действительно спас Двинский, который на тот момент пользовался безграничным доверием Сталина. Двинский, напомню, заменил Семякина на посту второго секретаря Ростовского обкома.
На этом проблемы у Суслова не закончились. Ведь одновременно с раскруткой дела Семякина под него начали копать и в Москве. В личном деле Суслова, хранящемся в РГАНИ, отложилась копия письма и.о. секретаря парткома Экономического института красной профессуры И. Чистякова в Отдел руководящих парторганов ЦК. Оно датировано точно тем же числом, 9 ноября 1937 года, когда сняли Семякина. Бдительный партфункционер доложил, что в главной кузнице партийных кадров парторганизацию возглавил «враг народа». А кто этому врагу помогал? В том числе Суслов.
Чистяков писал:
«Партийный комитет Экономического института красной профессуры сообщает, что общее партсобрание, в связи с разоблачением ряда врагов народа (Сидорова, Великова, Гоценко) записало в своём постановлении о притуплении партийной бдительности со стороны Суслова, работающего в качестве зав. ОРПО Ростовского обкома ВКП(б), Муханова, работающего в гор. Саратове в пед. институте, Кокуркина, работающего в Куйбышевском Облплане и Самохвалова.
Указанные товарищи, состоя членами партийного комитета последнего созыва, не проявили необходимой партийной бдительности в деле разоблачения врагов народа и политической настороженности в момент выборов секретаря Партийного комитета Гоценко, а также и при выдвижении его на ответственную партийную работу в ЦК ВКП(б)»[48].
Заметим, что Суслов, несмотря на переезд в Ростов, продолжал числиться слушателем института (официально его отчислили лишь 15 ноября 1937 года). По косвенным данным, Чистяков вспомнил о совместной работе в парткоме института Суслова с арестованным Гоценко не по собственной воле, а по указанию людей из аппарата Отдела руководящих парторганов ЦК, которым руководил Маленков. Но зачем это понадобилось Маленкову? И кто не дал хода доносу? Двинский? Но он уже не работал в Москве, а находился в Ростове. Есть основания полагать, отстать от Суслова приказал секретарь ЦК Андреев.
Андреев в очередной раз прибыл в Ростов с инспекцией почти сразу после ареста Семякина. С собой он привёз из Москвы в помощь Двинскому и Суслову Дмитрия Крупина, который стал третьим секретарём Ростовского обкома.
Андреев же направил 15 ноября Сталину шифровку, в которой признался, что положение на Дону аховое как с партработой, так и с хозяйством. «У Евдокимова, – доложил Андреев вождю, – настроение невольно мрачное. Двинский берётся за работу хорошо»[49]. Видимо, Евдокимов почувствовал, что Двинский вскоре его заменит на посту первого секретаря.
Документ об отчислении Суслова из Института красной профессуры. 1937 г. [РГАНИ]
По требованию Андреева 22 ноября в Ростове состоялся пленум обкома. Вопрос был один: положение в парторганизации области. Евдокимова обязали выступить с докладом. Но главную речь на пленуме произнёс не он, а Андреев.
Кстати, Андреев запретил сотрудникам местного аппарата стенографировать его выступление. Ослушался указания московского гостя только один человек – второй секретарь обкома Двинский. Уже один этот факт говорил о том, с какими полномочиями появился в Ростове этот московский эмиссар и какая поддержка у него имелась в верхах, в отличие от Евдокимова.
Речь Андреева состояла из трёх блоков. В первом блоке он отметил очевидные вещи и известные факты. Все и без него знали об огромных очередях в Ростове за продуктами и промтоварами, о задержках зарплаты на крупных предприятиях города и об отмене пригородных поездов. А кому исправлять ситуацию? «Из нового состава бюро <обкома>, – напомнил Андреев, – разоблачено две трети бюро и половина кандидатов. Врагу второй раз удалось довольно серьёзно пробраться на руководящие посты. В первый раз – шеболдаевская банда, во второй раз – Шацкий, Семякин, Кравцов»[50].
Андреев констатировал, что Шацкий и Семякин во многом дезорганизовали партработу на Дону. В регионе, по его мнению, создалась обстановка безответственности за клевету врагов на членов партии. Многие исключённые из ВКП(б) честные труженики поняли, что жаловаться бесполезно. Кстати, в обкоме накопилось пять тысяч нерассмотренных апелляций. При этом все в обкоме знали, что Шацкий рядом со своим кабинетом имел комнату для ареста недовольных.
Отсюда следовало обвинение уже в адрес Евдокимова. Андреев заявил, что тот неправильно подбирал кадры. Однако вопрос о его снятии ещё не стоял. Андреев предложил другое: усилить вербовку рабочих в партию, расчистить Дон от ещё не разоблачённых врагов, окончательно ликвидировать вредительство на производстве, и прежде всего на «Сельмаше» и на таганрогском заводе, прекратить травлю честных людей и вести правильный подбор кадров.
И кому предстояло выполнять эти задачи? Похоже, на Евдокимова Андреев уже сильно не рассчитывал. А значит, наводить порядок должны были московские назначенцы: второй секретарь обкома Двинский, третий секретарь Крупин и заотделом руководящих парторганов Суслов.
К слову, осенью 2020 года я поинтересовался у сына Михаила Суслова Револия Михайловича, как преподносился перевод отца в Ростов в их семье, какую роль в этом сыграли Двинский и Андреев. Револий Михайлович заявил, что у них в семье всегда были уверены, что судьбу отца осенью 1937 года определил лично Сталин и никто более. Как он слышал, однажды Сталин вызвал отца к себе и сказал, что хватит учиться, пора работать, и послал его на Дон. По его словам, Сталин отлично знал очень многих людей, входивших в номенклатуру ЦК, и часто лично распоряжался их судьбами. Вождю давно, по утверждению Револия Михайловича, был известен и Суслов. Якобы отец уже несколько лет находился на заметке у вождя. А с Двинским, как полагал Револий Михайлович, отец познакомился уже в Ростове.
Вряд ли это так. Конечно, в большинстве случаев кадровые решения такого уровня принимал лично Сталин. Но на основе чего? Только собственных наблюдений? Или кто-то для него собирал информацию и давал советы?
Когда Суслова назначили на Дон, вслед за ним в Ростов сразу собралась и его жена. Как рассказывал Револий Михайлович, мать ни дня не сидела без работы. Прибыв в Ростов, она тут же устроилась в клинику Богораза, где стала специализироваться на операциях для детей с волчьей пастью. А поселилась семья Сусловых на улице Фридриха Энгельса, в доме 132, в пятой квартире.
Итак, в Ростове перед Сусловым были поставлены две задачи. Во-первых, он, как заведующий отделом руководящих парторганов обкома, должен был остановить масштабные репрессии и организовать пересмотр многих дел по массовому исключению людей из партии. И во-вторых, ему предстояло в короткий срок подобрать новые кадры для районных и областных управленческих звеньев.
Времени на раскачку у Суслова не имелось. Куда бы он ни сунулся, везде царили бардак и произвол. Возьмём Сталинский район Ростова. В 1937 году там исключили из партии 218 человек. Как потом выяснилось, 76 человек выгнали ошибочно. И кто в этом был виноват? Суслов полагал, что львиная доля ответственности за произвол лежала на бывших руководящих работниках региона.
Выступая в начале февраля 1938 года на пленуме Сталинского райкома партии, он заявил: «Решения пленума ЦК подчёркивают, что в 1937 году партия провела огромную очистительную работу, разоблачила целые гнёзда бандитов, врагов, замаскировавшихся в различные формы, иногда неожиданные, но и что и в этой огромной работе, проведённой партией, многие партийные организации допустили огромнейшие ошибки и извращения, идущие по линии бездушного, бюрократического, иногда преступного отношения к исключению из партии, отношения к отдельным членам партии. В решении ЦК сказано, что в Ростовской организации к этому делу приложили вражескую руку подлые мерзавцы Семякины, Шацкие и Шестовы. А в Сталинской районной партийной организации приложил вражескую руку подлый мерзавец, отъявленный враг Карпенко. Сейчас есть показания этого врага, теперь он развязал язык и заговорил о вражеско-вредительской работе, именно прежде всего по этой линии»[51].
Это не означало, что все чистки партийных рядов и управленческих кадров на Дону прекратились и никаких врагов больше не существовало. Изменились подходы к чисткам, сменились масштабы репрессий, но сама карательная политика никуда не исчезла. Только если раньше спецслужбы хватали чуть ли не всех подряд, теперь дела заводились выборочно. А главный огонь сосредоточивался по тем, кто раскручивал массовые гонения.
Для Сталина 2 мая 1938 года Двинский передал по телефону:
«Должен сообщить, что дела у нас внушают мне большую тревогу.
За последнее время выявлены, как враги, нач. ОблЗО, председатель Ростовского Горсовета, зав. ОРПО Ростовского Горкома и многие другие. Значительная часть секретарей райкомов проходит по показаниям. Вызывает сомнение один из членов бюро обкома – зам. пред. облисполкома Зуев, сейчас временно исполняющий обязанности нач. ОблЗО.
Нач. управления НКВД сообщил мне, что нынешний зав. с/х отделом обкома Магничкин является участником к.-р. организации. Этот Магничкин был долголетним личным помощником Евдокимова, пользуется у него полным доверием. Это значит, что кроме всех прочих пакостей, он мог предупреждать ряд людей об имеющихся на них сведениях и подбирать кадры. Разоблачение Магничкина окончательно подорвёт доверие в партийной организации к Евдокимову.