Когда наши войска перешли под Москвой в контрнаступление, Орджоникидзевский крайком получил письмо от командира одного из корпусов Доватора: «Я был бы счастлив, если бы от Вас получил пополнение на конях хотя бы человек пятьсот». Сам прославленный генерал выражал пожелание, «чтобы 2‐й гвардейский кавказский корпус и впредь состоял бы из терских и кубанских казаков и корпус высоко держал боевые традиции орджоникидзевцев» [68].
Уже в самом конце 1941 года в Ворошиловск из Подмосковья прибыли несколько человек Доватора отобрать и принять пополнение. В ту группу входил, в частности, Николай Шелухин, который 31 декабря сделал на этой сессии краткое сообщение о корпусе Доватора. За две недели на призыв пополнить знаменитую часть откликнулось более пятисот человек. Суслов организовал в Ворошиловске митинг – проводы добровольцев на фронт 16 января, а на следующий день началась погрузка пополнения на вокзале.
Суслов лично интересовался, как добрались ставропольцы до места дислокации, куда их определили и как они проявили себя в первых боях. Ему важно было узнать, как показала себя и переданная фронтовикам техника, закупленная на средства южан. Подробные донесения руководителю края посылали с фронта командир 4‐й гвардейской кавалерийской дивизии генерал-майор Кондрат Мельник и старший батальонный комиссар А. Овчинников.
В июне сорок второго года Суслов вновь был вызван в Москву, на этот раз для участия в сессии Верховного Совета СССР. Столица уже успела ожить. Ещё бы! Немцы были отогнаны на сотни километров. Однако в это самое время враг начал новое наступление на юго-западе. Немцы вплотную подошли к Ростову и собирались двигаться дальше на Ставрополье. Суслов принял решение эвакуировать семью. «В один день нас, маму, меня и младшую сестру, – рассказывал Револий Михайлович, – собрали, погрузили в грузовик и отправили на Восток, в Кизляр. Потом был Грозный. Одну из ночей мы провели в станице Шелковская. Дальше путь лежал в сторону Баку. Затем на пароходе через Каспий мы попали в Казахстан и наконец добрались до Джамбула, где потом и прозимовали. Лишь через год отец прислал в Джамбул своего охранника и мы вернулись к нему в Ставрополь».
Перед угрозой оккупации края власть срочно разработала план организации партизанского движения. Суслов представил этот план на заседании бюро крайкома 22 июля 1942 года. В нём были определены цели и задачи партизанских отрядов, порядок организации и источники их комплектования, а также поставлены задачи по созданию баз для каждого.
Крайком обязал создать на базе существующих истребительских батальонов отряды численностью от 30 до 100 человек во всех районах и городах края. В эти отряды включались «диверсионные группы в составе 4 человек, среди них один старший». На командные посты крайком рекомендовал выдвигать секретарей райкомов, начальников НКВД и милиции, председателей райисполкомов, райвоенкоматов и других руководящих работников.
Предусматривалось оборудование баз, в частности тщательно замаскированных землянок с запасами боеприпасов, продовольствия и одежды.
На заседании бюро крайкома Суслов сообщил о создании четырёх партизанских баз. Одна должна была появиться на западе края, в предгорьях Кавказа. Вторая – в районе Маныча, где в Гражданскую войну действовали отряды Ипатова и Апанасенко. Третья – на юге, в Георгиевском районе (там имелись леса). И четвёртая – на северо-востоке, в Кизлярском округе. Руководителями этих баз назначались секретарь крайкома И. Храмков, секретарь Апанасенковского райкома И. Несмачный, заместитель председателя крайисполкома А. Баранов и второй секретарь крайкома М. Золотухин. Всего планировалось организовать 40 отрядов с численностью две тысячи человек.
Дальше события развивались очень стремительно. Командующим только что созданным Северо-Кавказским фронтом Ставка 28 июля 1942 года утвердила маршала Семёна Будённого. По согласованию с ним Суслов 1 августа подписал решение об обороне Ворошиловска.
По свидетельству очевидца, «первого августа 1942 года в Ставрополе (тогда – Ворошиловске) наступила необычайно напряжённая тишина: город замер, не шумели, не бегали дети, были молчаливы взрослые. Периодически по улицам ездил легковой автомобиль, в котором первый секретарь Ставропольского крайкома ВКП(б) Михаил Андреевич Суслов (а может быть, это была фонограмма) по громкоговорителю объявлял, успокаивая жителей, что немцы далеко, под Ростовом. Просил не допускать паники»[69].
Однако с каждым часом ситуация ухудшалась, и уже 2 августа бюро крайкома постановило: «В связи с создавшейся обстановкой перевести аппарат крайкома ВКП(б) из г. Ставрополя в г. Пятигорск.
Установить, что секретари крайкома ВКП(б) тт. Суслов, Золотухин, Саренц, Данилюк остаются работать в г. Ставрополе.
Руководство работой крайкома ВКП(б) в г. Пятигорске возложено на т. Воронцова».
Цитата приведена по сборнику документов: «Ставрополье в Великой Отечественной войне» (Ставрополь, 1962. С. 107–108). Правда, непонятно, почему в этом сборнике краевой центр не был назван тогдашним названием – Ворошиловском.
В ночь на 3 августа стало известно, что немцы прорвались на север края и вступили в Красногвардейский район. Суслов срочно позвал к себе всех имевшихся в наличии членов бюро крайкома. В четыре утра он дал команду всем начальникам выехать в намеченные партизанские базы. А через несколько часов немцы начали бомбить Ворошиловск с воздуха, после чего в город без боя вошли вражеские танки.
К слову, приказ об эвакуации Ворошиловска пришёл на предприятия города лишь 11 августа. И кому он 11 августа был нужен?!
Где же в это время был Суслов? Тогдашний секретарь крайкома по пропаганде Рачия Саренц в 1962 году в своей мемуарной книге подтвердил, что, да, в три или четыре часа утра 3 августа Суслов позвал к себе всех имевшихся в наличии членов бюро крайкома (а из секретарей крайкома в Ворошиловске тогда находились только Суслов и Саренц). Эвакуация остававшейся в краевом центре части партаппарата, по словам Саренца, началась в обед. Но организованного движения партфункционеров в сторону Кавказских Минеральных Вод не было. Саренц выходил из Ворошиловска отдельно от Суслова. До Пятигорска он добрался в четыре утра 4 августа. Суслова и председателя крайисполкома там ещё не было. Как рассказывал Саренц, Суслов появился в Пятигорске лишь 5 августа. Своим соратникам он сообщил, что по пути заезжал в разные районы, изучал положение дел в них и оказывал необходимую помощь. Но кто мог бы подтвердить эти объяснения Суслова?
К слову, в Ворошиловске тогда по этому поводу ходили самые разные слухи. Некоторые говорили, будто Суслов, чтобы спастись, переоделся в простого крестьянина. «О секретаре крайкома М.А. Суслове, – рассказывал сотрудничавший в войну с немецкими оккупантами журналист Леонид Леонидов-Польской ставропольскому краеведу Герману Белкову, – тогда говорили, что будто бы он на второй день оккупации приходил к зданию горкома партии «напротив входа в рощу» и сокрушённо печалился: «Что я скажу о случившемся своим коммунистам?» Это может быть и родившаяся в те дни легенда. Но на форштадте упорно ходила молва, что в первые дни оккупации Суслов скрывался в сарае своей прислуги на Невинномысской улице. Этот слух косвенно подтверждён появившимся в печати воспоминанием о том, как ночью 5–6 августа 1942 года видели Суслова ехавшим в машине вблизи села Татарка. Не исключено, что Суслов, застряв в городе, вынужден был пойти на прорыв по неустойчивым тылам противника, держа курс на Кизляр, где он затем и обосновался».
А что рассказывали очевидцы?
Сохранились свидетельства сотрудника спецслужб Владимира Морева. В 1962 году он напомнил Суслову: «Третий раз мы встретились в безрадостные, грозные, панические дни. Это было 5 или 6 августа 1942 года (Морев перепутал даты: всё случилось 3 августа. – В.О.). Я был ответдежурным по Управлению. Немцы высадили десант. Все наши бежали. Я оставался до последней минуты, уничтожал документы, выводил из строя связь. А когда выскочил из здания, оказалось, шофёр угнал машину, а немцы стреляли в скверике, что напротив УКГБ. Они заметили меня в «павлиньей» форме, обстреляли, но я через забор перепрыгнул на стадион и убежал в лес, оттуда добрался до Пятигорска. Там было всё наше начальство. Вас не было. Я спросил Панкова (начальника краевого управления НКВД. – В.О.) и Паршина – где Вы? Они стыдливо молчали. Я выпросил полуторку, взял 2 пулемёта, 10 чекистов и выехал навстречу бегущим лавиной, искать Вас. Я нашёл Вас в Минводах, на крыльце здания Горотдела. Сказал, что приехал за Вами, пригласил ехать. Вы отказались и отпустили меня. Когда я подошёл к вокзалу, где стояла машина, началась бомбёжка вокзала и парка. Мы закопали убитых и вывезли раненых в Пятигорск, откуда выехали в Кизляр.
Здесь меня назначили командиром опергруппы. По Вашему заданию я выезжал в Червлённую с задачей разыскать и доставить ногайца-чабана, бывшего депутата Верховного Совета СССР, одним из первых получившего за свой многолетний труд орден Ленина. Он каким-то образом стал старостой и дал указание раздать весь колхозный скот по принципу, у кого больше было раньше изъято. Нагнал я его в бурунах. Вы пощадили его. Вы сделали правильно, и я запомнил это на всю жизнь. А ведь была тяжёлая година…
Потом я с группой был послан на Чёрный Рынок. Там 120 рыбаков ушли в плавни. А на родине так нужны были бойцы и рыба. Кроме того, это был плохой пример. Я понимал Ваше задание и вывел всех рыбаков. Потом они стали настоящими людьми.
Затем ездил в тыл врага, в Левокумну. Мы привезли первого «живого» немца-фашиста. Вы должны помнить его: он всё скулил: «Я – коммунист, Гитлер – капут» и никак не хотел сесть на стул»[70].
В Пятигорске Суслов пробыл всего несколько дней. Уже 5 августа стало ясно, что наши вряд ли удержат Кавказские Минеральные Воды. Часть крайкомовцев предлагали весь оставшийся партаппарат эвакуировать в Моздок. Но второй секретарь крайкома Золотухин настоял на другом варианте эвакуации – в Кизляр. Суслов же, по словам Саренца, занимался налаживанием контактов с военными, которым, однако, в те дни было не до партфункционеров.