ЦК и укомы КП(б) Литвы не приняли мер к укреплению истребительных батальонов, к вовлечению в них всего партийно-советского актива в особенности в волостях и апилинках, к расширению истребительных батальонов за счёт новосёлов, получивших землю от советской власти и других передовых крестьян»[113].
Суслов потребовал, чтобы первый и второй секретари укома и начальники НКВД и НКГБ ежедневно или по крайней мере через день собирались для краткого обсуждения политического положения в уезде и принятия оперативных мер по борьбе с бандитизмом.
Верил ли Суслов в то, что после этого руководители всех литовских уездов немедленно пойдут истреблять «лесных братьев»? Конечно же, нет. Он понимал, что людей в преимуществах новой власти могло убедить совсем другое. Нужны были конкретные дела, которые помогли бы литовским крестьянам крепко встать на ноги. Именно поэтому Суслов, как только отбарабанил обязательные ритуальные вещи о классовой борьбе и ненависти (а иначе б его самого тут же упрекнули бы в примиренчестве к «лесным братьям»), сразу вернулся к вопросу о земельной реформе. Конкретно он предлагал:
«а) закончить изъятие земли и конфискацию скота, с/х машин, построек в хозяйствах, члены семей которых участвуют в буржуазно-националистических бандах;
б) изъять у всех кулацких хозяйств излишки земли, рабочего скота, построек и инвентаря и провести обязательный закуп коров в соответствии с законом о земле;
в) вернуть земли, незаконно переданные кулацким хозяйствам или самовольно ими захваченные, безземельным и малоземельным крестьянам, если эти земли были кулаками засеяны, то вернуть их со всем урожаем;
г) выполнить полностью постановление Совнаркома Литовской ССР и ЦК КП(б) Литвы от 22 декабря 1944 года об уменьшении размера земельной площади до 5 гектаров в кулацких хозяйствах, владельцы или члены семьи которых активно поддерживали немецких захватчиков в период оккупации и не привлечены за свои действия к уголовной ответственности»[114].
Ну и самое важное: пленум никаких оргвыводов не сделал. Это означало одно: Москва, несмотря ни на что, продолжала доверять и Снечкусу, и Суслову.
Итак, чего же Суслов добился в Литве за полтора года? Выполнил ли он за столь короткий срок задачи, ради которых поздней осенью 1944 года в Вильнюсе создавалось Бюро ЦК ВКП(б)?
Очевидно, справился Суслов с ними лишь отчасти. Да, он всерьёз укрепил руководящими кадрами центральные аппараты партийных и государственных органов Литвы. А за счёт кого? В основном за счёт русских работников, приглашённых в Вильнюс из Москвы и центральных регионов России. При нём доля русских в отделах республиканского ЦК и правительства составила свыше 30 %. Но в каких условиях оказались русские назначенцы? Для подавляющего большинства литовцев они так и остались чужаками. Не то что местное население, даже управленцы из числа литовцев контактировали с ними вынужденно. Приезжие назначенцы пытались перевести всё общение в аппарате и делопроизводство на русский язык, однако в своём кругу функционеры-литовцы продолжали говорить только по-литовски, а эмиссары Центра изучать новый для себя язык даже не пытались.
Добавлю, что на низовом уровне почти на всех руководящих должностях закрепились в основном одни литовцы. Русским кадрам в волостях делать было, как правило, нечего.
В борьбе же с национализмом Суслов и вовсе потерпел поражение. Он хоть и перестал выпирать из всех щелей (сказались массовые аресты и высылка недовольных советской властью в Сибирь), но искоренить его не удалось – национализм просто загнали вглубь. Большинство местного населения продолжало сочувствовать, а то и всячески помогать «лесным братьям». Как докладывали Суслову, учителя сельских школ убеждали учеников, что презирать оставшихся в лесах вооружённых людей не следовало. Они утверждали: «Это просто можно сказать «смелые люди», которым не нравятся законы СССР, они уходят в леса и самоотверженно сражаются»[115].
Что это означало? А то, что Москва явно проигрывала битву за души юного поколения литовцев, а значит, и битву за будущее.
К тому же многие литовские семьи продолжали разными способами поддерживать связи с эмигрировавшими на Запад и в Америку родственниками, которые не скрывали антисоветских убеждений.
Идеологически перековать за два года большинство литовцев оказалось, конечно же, нереально. Даже литовские элиты, выдвинувшиеся в руководство республики, продолжали всё это время держать «фигу в кармане». Москва не могла быть на сто процентов уверена даже в Палецкисе, который в послевоенной Литве занимал пост председателя Президиума Верховного совета. А что говорить о крестьянских массах, находившихся под сильным влиянием католичества?! Совесть литовской нации – писатели – те вообще вели себя вызывающе и не сильно скрывали свою неприязнь к советской власти.
И только в экономике Литвы Суслов добился некоего перелома. Он помог дать крестьянским хозяйствам землю. При нём началась отстройка сильно разрушенной немцами Клайпеды. Там удалось наладить портовое хозяйство. Серьёзно расширилась в республике железнодорожная сеть, получившая во многом благодаря московскому эмиссару новые участки дороги и дополнительно более ста пассажирских вагонов. Следует подчеркнуть, что практически вся промышленность, а также энергетическая и транспортная инфраструктура создавались в послевоенной Литве исключительно за счёт средств и ресурсов Центра, выбитых как раз Сусловым.
Некоторое представление об итогах полуторагодовалой работы Суслова в Литве дает беседа с литературоведом Александром Ушаковым, чей отец, как и Суслов, попал туда в числе назначенцев.
«Мне спустя годы показалось, что отношение Суслова к Литве было неоднозначное. Тогда в Литве существовало несколько крупных национальных общин: прежде всего литовская, польская, еврейская… Суслов, имея реальную власть, дал возможность многим полякам перебраться после войны из Литвы в Польшу. При нём часть евреев без каких-либо дополнительных требований и издевательств смогли переехать в создававшееся тогда на Ближнем Востоке новое государство Израиль. Литовские элиты все эти процессы, как я понимаю, одобрили. И к этой части деятельности Суслова они больших претензий не имели.
В то же время в Литве было немало литовцев, которые неприязненно отнеслись к советской власти. Кто-то ушёл в подполье, кто-то – к лесным братьям, кто-то затаился. Понять, кто с кем, не всегда было возможно. Я ещё застал то время, когда на всех собраниях с яркими обличениями националистов выступал один литовец, занимавший пост, кажется, секретаря парткома Вильнюсского университета. А потом выяснилось, что этот человек покрывал лесных братьев. Как говорили, спецслужбы не всегда могли распознать, какие литовцы были лояльны советской власти, а какие ненавидели Москву. Так вот, Суслов, который нёс персональную ответственность перед Центром, в какой-то момент распорядился провести в республике масштабную общевойсковую операцию и прочистил все лесные уголки на предмет выявления и обезоруживания лесных братьев. По одной из версий, именно после этого Сталин распорядился перевести Суслова из Вильнюса в Москву.
– Доверял ли Сталин Суслову?
– Этого в точности, похоже, никто не знает. Суслов вёл себя в Литве, кажется, образцово. Жене не изменял, по бабам не гулял, водку литрами не глушил, к роскоши не стремился. Но я не поверю, что у него совсем не было слабых мест. Иначе вряд ли бы Сталин его высоко возвысил. Сталин всех держал на крючке. Я не думаю, что Суслов был исключением. Вопрос в другом: какого рода Сталин имел на Суслова компромат. Возможно, что-то не устраивало в происхождении Суслова. Как говорили, у него отец происходил из священников»[116].
Похоже, Кремль в целом остался доволен работой Суслова в Литве. Не случайно вскоре его вызвали в Москву и назначили в центральный партийный аппарат. На освободившееся место Центр прислал в Вильнюс Владимира Щербакова, который до этого заведовал у Маленкова отделом парткадров в Управлении кадров ЦК ВКП(б). Однако новый ставленник Москвы в Литве таких полномочий, как Суслов, уже не имел. А 24 марта 1947 года Бюро ЦК по Литве и вовсе за ненадобностью было ликвидировано. Роль первого лица в республике на много лет перешла к Снечкусу.
Глава 7После сталинского кастинга
В середине марта 1946 года Михаил Суслов получил вызов в Москву на пленум ЦК. Он не знал, что Сталин, сильно надорвавший в войну своё здоровье, всерьёз обеспокоился подбором преемников на высшие посты. Вождя тревожила образовавшаяся после войны четвёрка: Молотов – Маленков – Берия – Микоян, которая, по сути, попыталась переключить на себя руководство всей страной. Он задумал переформатирование власти. А для начала хозяин Кремля собрался провести некий кастинг.
Выступая 18 марта на пленуме ЦК, Сталин предложил, во-первых, увеличить состав Политбюро с девяти до одиннадцати человек за счёт Лаврентия Берии и Георгия Маленкова, во-вторых, пополнить число кандидатов в Политбюро – за счёт Николая Булганина и Алексея Косыгина. Третья инициатива касалась Секретариата ЦК. До пленума секретарями ЦК были Сталин, Маленков и Жданов. Теперь их должно было стать пять. «Мы, – сообщил Сталин, – думаем перевести товарища Кузнецова, нынешнего первого секретаря Ленинградской области, сюда в Москву в качестве секретаря ЦК и думаем предложить следующий состав Секретариата ЦК: т.т. Сталин, Маленков, Жданов, Кузнецов (ленинградский), Попов от Москвы, первый Секретарь Московского обкома».
Самые масштабные изменения Сталин предлагал осуществить в оргбюро ЦК. Он хотел существенно расширить этот партийный орган и сделать это прежде всего за счёт партработников, которые достойно проявили себя в регионах. Среди других претендентов в Оргбюро вождь назвал Николая Патоличева из Челябинска, Василия Андрианова из Свердловска, первого секретаря Горьковского обкома Михаила Родионова, а также нашего героя. «…Суслов, – заметил Сталин, – бывший секретарь Ставропольской области, теперь он в Прибалтике подвизается. Мы его думаем тоже в Москву перевести»