Позже отдел внешней политики ЦК подключился к организации встречи Сталина с главным румынским коммунистом Георге Георгиу-Дежем. Такая встреча состоялась в феврале 1947 года. Что ожидал от неё Георгиу-Деж? С одной стороны, он хотел, чтобы советские советники сильно не влезали во внутреннюю политику Румынии, с другой – отменить все репарации и перестать даже частично оплачивать содержание находившихся в Румынии советских войск, а с третьей – получить от Москвы средства для Румынской компартии. Но Сталин практически все претензии румынского гостя отвёл. И в этом ему очень помогла заранее предоставленная отделом внешней политики ЦК информация о распрях в руководящих кругах Румынской компартии. К удивлению Георгиу-Дежа, Сталин оказался отлично осведомлён о том, кто чем дышал в румынском руководстве, кто хотел отсечь от румынских коммунистов венгров и евреев и кто в Бухаресте успел впитать в себя антисоветский душок. И эта информация во многом позволила советскому лидеру вчистую обыграть гостя из Бухареста.
Очень непросто Суслову и его коллегам по отделу было выстраивать отношения с множеством левых партий и течений и в других странах, которые в одночасье примкнули к так называемым народным демократиям. В Венгрии оказались одни нюансы, в Болгарии – другие, в Польше – третьи, четвёртые – в Чехословакии.
Осенью 1946 года венгерские коммунисты провели первый за всё время существования своей партии легальный съезд. Их весьма обрадовала позиция премьер-министра страны Надя Ференца, который выступил за сохранение коалиции и сотрудничества с ними. Но на фоне достигнутого они не придали значения усилению в стране реакции. А та разработала целую систему мер по расколу демократических сил. Не стали на своём съезде венгерские коммунисты рассматривать и другую нависшую над страной опасность – укрепление экономических позиций монополистического капитала. Больше того, часть руководства Венгерской компартии запуталась в идеологических вопросах. Поэтому отделу внешней политики ЦК Кремль вменил в обязанность провести с венгерскими коллегами соответствующую работу. Другой вопрос, насколько справился этот отдел с возложенной на него миссией.
Однако самым сложным вопросом для нашей страны на внешнеполитическом фронте после Победы оказался немецкий. Надо было определить судьбу оккупированных территорий Германии.
Многие вещи должен был на месте решать заменивший весной 1946 года в Берлине маршала Жукова главноначальствующий Советской военной администрацией в Германии (СВАГ) Василий Соколовский. Большинство политических вопросов этот военачальник переложил на своего заместителя по политической части генерала Фёдора Бокова. Но, как утверждал в своём дневнике известный дипломат Владимир Семёнов, тот не имел «практически никакого влияния на политические дела в советской зоне». Иное дело – сам Семёнов. Он был политическим советником СВАГ и слыл человеком очень жёстким. Его считали креатурой Молотова. Говорили, что он имел прямые выходы на самого Сталина.
К слову, Семёнов в качестве политсоветника был у вождя раз десять. За всеми происходившими в Германии процессами Москва наблюдала очень пристально. Скажем, по партийной линии вопросами Германии занимались прежде всего секретарь ЦК Жданов и завотделом внешней политики ЦК Суслов. В ведении того же Суслова находилось, к примеру, управление пропаганды и информации СВАГ, которое с 5 октября 1945 года возглавлял Сергей Тюльпанов.
Какие вопросы по Германии и СВАГ конкретно приходилось решать Суслову? Начнем со СВАГ.
В какой-то момент к Суслову стали стекаться потоки информации о морально-психологическом состоянии наших войск в побеждённой Германии. Факты свидетельствовали о том, что немалая часть офицеров Советской военной администрации, оставшихся в Германии после войны, оказалась неподготовленной к работе по государственно-политическим преобразованиям на территории недавнего врага. Они не понимали, что война уже окончилась и пора переходить на другие рельсы. Это непонимание зачастую приводило, как отмечал в своём донесении Суслову заместитель начальника управления Советской военной администрации в земле Тюрингия Г.Т. Захаров, к «ряду неправильных действий, компрометировавших советскую оккупационную политику и наших людей»[139]. Какой вывод из этого напрашивался? Надо было в СВАГ массово менять кадры, особенно на низовом и среднем уровнях.
Другая проблема касалась плохого обеспечения советских офицеров в Германии. «…снабжение было поставлено плохо, – сообщал Захаров Суслову. – Самых простых вещей для домашнего хозяйства приобрести в торговой сети было невозможно».
Как выкручивались наши офицеры? Они шли на улицу, где за продовольствие и сигареты приобретали у предприимчивых немцев одежду, обувь, мебель и многое другое, то есть сами способствовали росту на оккупированных территориях спекуляции.
А какой вывод из этого напрашивался? Что в СВАГ плохо функционировали тыловые службы. Возможно, и там следовало обновить кадры руководящего состава.
Но мог ли на тот момент Суслов самостоятельно решить все выявившиеся проблемы? Нет. Высшее военное руководство страны считало, что в состоянии само всё урегулировать, и поэтому всячески противилось вмешательству московских партаппаратчиков. Одёрнуть военных мог бы непосредственно куратор Суслов в ЦК Жданов. Но Жданов то ли очень был занят другими вопросами, то ли тогда не хотел сильно обострять свои отношения с военными (он и без того с трудом переносил маршала Жукова).
В июне 1946 года в ситуацию вмешался другой секретарь ЦК – Алексей Кузнецов, к которому от Маленкова перешли все кадровые дела. На одном из совещаний он поинтересовался, кто творил политику в СВАГ. Ответ дал заместитель заведующего отделом внешней политики ЦК Борис Пономарёв. Он указал на нескольких генералов, в том числе политработников очень высокого ранга. Кузнецов уточнил: изучал ли в ЦК кто-либо их работу? Выяснилось, что никто. Кузнецова это очень удивило. Он тут же дал Суслову соответствующее поручение и указание поставить генералов-политработников под контроль.
Сразу после проведённого у Кузнецова совещания проснулся и Жданов. Он тоже обязал Суслову активизироваться на германском участке.
Первые рапорты Суслова последовали через месяц. Уже 8 августа 1946 года он проинформировал Жданова о проблемах, которые сильно задевали находившихся в наших лагерях немецких военнопленных и соответственно настраивали против нас часть немецкого народа[140]. Вопрос касался переписки военнопленных со своими семьями. Им разрешалось посылать в Германию родным лишь одну открытку в месяц. Руководители германской партии СЕПГ и нашей администрации СВАГ считали это неправильным. По их мнению, вполне можно было бы пойти на расширение контактов пленных с семьями. Суслов с этим был согласен. Он вообще считал, что главное управление по делам военнопленных нашего МВД нуждалось в коренной перестройке.
В другом обращении к Жданову – от 22 августа 1946 года – Суслов напомнил о предстоявших в советской оккупационной зоне Германии местных выборах. Он боялся, что наши немецкие соратники на них проиграют. Нужно было усиливать пропагандистскую работу среди немецкого населения. Но вместо этого член Военного совета СВАГ Боков и начальник управления информации СВАГ Тюльпанов погрязли в склоках. Суслов просил у Жданова разрешения направить в Германию на две-три недели своего заместителя Панюшкина, а также заместителя начальника Агитпропа ЦК Михаила Иовчука и представителя Главполитуправления нашей армии Михаила Бурцева. В итоге Секретариат ЦК 5 сентября 1946 года направил в СВАГ комиссию из Панюшкина, Бурцева и Кузакова вместо Иовчука в качестве представителя Агитпропа. Те по возвращении в Москву предложили отозвать из Берлина Бокова и Тюльпанова и назначить в СВАГ новых начальников отделов пропаганды, цензуры, радио, профсоюзов и руководителей по работе среди женщин и молодёжи.
Ещё одно обращение Суслов направил Жданову вместе с руководителем Агитпропа Александровым 28 октября. Два партфункционера поддержали вторичную просьбу СВАГ открыть наконец в Берлине Дом культуры Советского Союза.
Однако некоторые немцы в советской зоне оккупации считали, что всеми политическими процессами в послевоенной Германии управляла не столько далёкая Москва, сколько начальник управления пропаганды СВАГ Тюльпанов, и предпочитали через него обсуждать вопросы будущего устройства своей страны. Видимо, это очень злило многих наших искушённых в интригах аппаратчиков и прежде всего мидовцев, которые не желали усиления отдела внешней политики ЦК. Только этим можно было объяснить обилие поступавших на Тюльпанова доносов в Кремль.
И тут вновь не выдержал главный партийный кадровик Алексей Кузнецов, который хорошо помнил Тюльпанова ещё по довоенному Ленинграду. На заседании Секретариата ЦК ВКП(б) 9 декабря 1946 года он устроил Тюльпанову форменный разнос. И если бы за работу. Кузнецова возмутило, как смел начальник управления СВАГ брать в Германии на себя решение вопросов политического характера: «Чересчур смело это. Если бы вы, т. Тюльпанов, имели партийную скромность, вы бы сказали, когда не можете разрешить какой-нибудь вопрос, я должен в ЦК посоветоваться. Мы, секретари ЦК, очень многих вопросов не решаем самостоятельно, в этих случаях мы или между собой советуемся, а очень часто ставим выше, перед тов. Сталиным, и по каждому вопросу получаем совет, по каждому вопросу получаем указания, а вы чересчур самостоятельно решаете»[141].
На Секретариате Кузнецов создал комиссию по проверке управления пропаганды СВАГ. В неё вошли начальник Агитпропа ЦК Г. Александров, завотделом внешней политики ЦК М. Суслов, начальник Главпура Вооружённых сил И. Шикин, начальник Совинформбюро С. Лозовский, а также Я. Малик из МИДа, зам Суслова А. Панюшкин, член Военного совета СВАГ генерал В. Макаров, К. Кузаков из Агитпропа, главный контрпропагандист Главпура М. Бурцев и завотделом дипломатических кадров Управления кадров ЦК П. Струнников.