В конце 1946 года эта комиссия подготовила записку на имя Сталина. Тюльпанов был обвинён в плохой работе и прежде всего в поражении новой немецкой партии СЕПГ на осенних выборах в Берлине. Встал вопрос, чтобы Москва на месяц для исправления ошибок командировала в Германию Суслова и Шикина. Также предлагалось в дополнение к Военному совету СВАГ создать ещё одну структуру – Военно-политический совет СВАГ.
Главный вывод созданной Кузнецовым комиссии сводился к тому, что реализовать советскую политику в Германии должен был прежде всего Секретариат ЦК ВКП(б), а непосредственными исполнителями назначались Агитпроп ЦК и Главполитуправление Советской армии. Другими словами, роль первой скрипки отводилась центральному партаппарату, но уже не отделу внешней политики ЦК, а совсем другим подразделениям ЦК, которыми управляли Александров и Шикин.
Совсем другую позицию занял МИД, и, в частности, политический советник Владимир Семёнов. Молотов и его люди настаивали на том, чтобы общее руководство СВАГ возложить на МИД, предлагая создать должность ещё одного замминистра иностранных дел исключительно по вопросам Германии. Судя по всему, этим замом и должен был стать Семёнов. В конце 1946 года разные подходы породили конфликт между ним и Сусловым, который со временем только углубится.
Вопрос о работе управления СВАГ был рассмотрен 29 января 1947 года на Секретариате ЦК. Перед этим командование СВАГ внесло предложение назначить нового начальника управления пропаганды СВАГ Дмитрия Шепилова, а Тюльпанова переместить на должность заместителя. Но до оргвыводов дело так и не дошло. Сталин в те дни думал о другом – о встрече с немецкими лидерами.
Беседа вождя с ними состоялась поздно вечером 31 января 1947 года и продолжалась почти три часа – фактически до полуночи. С нашей стороны присутствовали Молотов, Суслов и политсоветник Семёнов, а также переводчик Волков. Немцев представляли Вильгельм Пик, Отто Гротеволь, Вальтер Ульбрихт, Макс Фехнер и Фред Эльснер. В РГАНИ в фонде Суслова сохранилась краткая вольная запись той встречи.
Сначала немцы поприветствовали Сталина. Гротеволь рассказал об обстановке у себя на родине и о позиции и задачах СЕПГ. Немецкие гости Кремля утверждали, что СЕПГ за мирный договор, но против плебисцита по этому договору, поскольку опасались усиления в стране шовинистических настроений. По их мнению, мирный договор от немцев должно было подписать Центральное германское правительство, а не какие-то отдельные группы. При этом СЕПГ возражала против федерализма и создания центрального правительства из представителей федеральных земель. Что касается ситуации в СЕПГ, немцы признавали: народу вступило много (более полутора миллиона человек), а настоящих социалистов наперечёт, опытных кадров – недостаток.
Дальше слово взял Сталин. Его позиция сводилась к тому, чтобы Германия с её 70‐миллионным населением побыстрей встала на ноги и вышла на международный рынок. Советский вождь выступал за подъём Германии. Иначе, предупреждал он, Германия будет почвой для реваншистских настроений.
Отдельно в Кремле был обсуждён вопрос о немецких военнопленных. Немцы сообщили, что женщины в Германии требуют ускорения их возвращения в страну. На тот момент в Германию уехали уже 120 тысяч, и Сталин был готов отправить в Германию ещё несколько больших партий. Но, конечно, он хотел, чтобы люди вернулись с мирным настроем и сразу включились у себя на родине в строительство новой жизни. По его мнению, следовало бы усилить политическую работу в лагерях для военнопленных.
Немцы с этим были согласны. Они сообщили, что в лагерях содержится немало демократически настроенных пленных. Но, по их мнению, администрации наших лагерей плохо использовали этих людей. Немцы просили, чтобы этим более пристально занялся ЦК ВКП(б). Другими словами, расчёт делался на отдел внешней политики ЦК. Сталин заметил немецким товарищам, что наш ЦК и без того сильно перегружен, но тем не менее пообещал всем поднятым вопросам уделять больше внимания. Присутствовавший на встрече Суслов расценил это пояснение вождя как указание немедленно заняться реализацией просьб немцев.
Буквально через несколько дней после приёма у Сталина Суслов лично встретился с Пиком, Гротеволем и Ульбрихтом. В течение двух часов он подробно рассказывал немцам о том, как выстроен наш партаппарат. Немцев интересовало всё: оргструктура, штаты, планирование в Центре и в регионах.
Позже немцы – и прежде всего Ульбрихт – попытались реформировать СЕПГ по образу и подобию ВКП(б). Но тот же Ульбрихт не учёл, что у нас и у немцев разные культуры, традиции, а главное – разные экономики. Поэтому слепое копирование советского опыта ничего хорошего дать не могло.
Легко ли Суслову было работать с новыми немецкими лидерами? Сам он записей на этот счёт не оставил. Вместо него это сделал уже в 60‐х годах в своих дневниках наш политсоветник Семёнов.
Вальтера Ульбрихта Семёнов называл человеком действий. По его мнению, он сильно левачил, был чересчур прямолинеен и очень не доверял интеллигенции. Вильгельм Пик, наоборот, часто выступал за союзы с самыми разными политическими силами, лишь бы добиться единой Германии. Подозрения вызывал Гротеволь. После войны он надумал развестись и жениться на своей секретарше, которая одно время была замужем за одним из аппаратчиков нацистской партии.
И Суслов, и Семёнов вынуждены были к каждому из немецких лидеров искать свои подходы. Зато Тюльпанов, в отличие от них, мог довольно-таки быстро со всеми обсудить практически любой вопрос.
Повторю: мало кому из московских начальников нравилась самостоятельность Тюльпанова. Но Суслов одно время это терпел. И не только потому, что ценил его профессионализм. Он понимал, что без него многие германские вопросы будет очень сложно решить.
Надо отметить, что первое время Суслов руководил отделом внешней политики ЦК, не всегда представляя себе реалии зарубежного мира. О многих странах Европы и Америки он судил в основном по справкам. Но вот весной 1947 года Кремль включил его в состав делегации Верховного Совета СССР из двадцати человек, которая отправилась в Англию.
Два слова о делегации. Возглавил её руководитель советских профсоюзов Василий Кузнецов. Но англичанам он был представлен прежде всего как председатель Совета национальностей Верховного Совета СССР. В делегацию вошли также пять писателей: Александр Фадеев, Вилис Лацис, Николай Бажан, Константин Симонов и Самед Вургун. Ещё в ней состояли геолог Каныш Сатпаев и лётчик Михаил Громов. А из крупных партработников в делегацию входил близкий к Берии секретарь ЦК Компартии Грузии Пётр Шария.
Суслов всю поездку вёл дневник (он теперь хранится в РГАНИ). Приведу фрагменты из него:
«10/III—47 г. Вылет самолётом из Москвы.
11. Ненорм. погода. Отправл<ение> поездом из Берлина через Ганновер, Кале.
12/III. Остановка в Баден … на 7 час., в связи с прицепл. вагона к поезду, едущему из Кале.
Завтрак у команд<ующего> англ<ийской> зоной бриг<адного> генерала в Зальцуфлене. Приветствие и отв<етное слово> т. Кузнецова.
13/III. Прибытие в Кале в 8 ч. утра. Приём в клубе брит<анских> офицеров.
Пароходом в Дувр. Из Дувра в Лондон поездом. В Дувре были встречены личным представителем Лорда-Канцлера <…> Вечером в честь делегации предс<едатель> К-та по встрече Элкарт устроил ужин.
14/III. Утром посещение Совета Лонд<онского> графства. Завтрак в Лон. Совете. Вечером приём в честь делегации в <…> у Лорда-Канцлера <…> и спикера <…>. Присутствовали г. Этли [премьер-министр Великобритании] <…>
15/III. <…> Вечером правит<ельственный> приём в Дорчестере. Присутств<овали> Лорд-Канцлер и спикер…
16/III. <…> Посещение Королев. карт. галереи…
17/III. Посещение рабочего района Финсбери <…> Делегация встречена очень тепло. Летучий митинг <…б>
19/III. Утром осмотрели музей <…>. Грустная картина…
21/III. В 3 часа дня внезапно получил приглашение на визит к г. Этли, назначенный им на 5 чел<овек>. Неожиданное приглашение делегации, которое предполагалось в конце пребывания в Англии, вызвано, возможно, стремлением г. Этли не опоздать со встречей с делегацией и не оказаться позже Черчилля, который 20/III прислал приглашение делегации на 25/III.
В беседе, продолжавшейся 50 минут, г. Этли <…> отвечал на 4 вопроса, поставленные делегацией: о ходе и дальн. шагах национ<нализации> пром<ышленно>сти Великобритании, о мерах по укреплению сотрудничества между Вел<икобританией> и Сов<етским> Союзом в Европе, о репарациях с Германии в пользу СССР <…> и обозначении Англ<ийского> Пр<авительства> и проблеме разоружения. Ответы г. Этли носили неопределённый <…> характер и не выходили за рамки уже десятки раз публиковавшихся стандартных заявлений правит<ельств>ва внешнеполит<ического> характера.
Общее впечатление о полит<ике> Этли – правее многих представ. деловых кругов. Ни грана социализма. Как госуд. деятель <…> мелкотравчатый. Как человек – иезуит. <…>
Вечером посетили Королев<ский> опер<ный> театр Ковент-Гарден. Было показано «Лебединое озеро». Впечатления: оркестр довольно <нрзб> сыграл и бессмертная музыка Чайковского звучала очаровательно. Ведущие роли в балете исполнены хорошо. С большим темпераментом танцевала Берил Грей<…> Кордебалет явно плох. Народные танца <…> исполнялись более чем посредственно. Во время танца 4‐х лебедей одна танцовщица <нрзб> Декорации мрачны, неизобретательны <…> Постановка в целом несравненно беднее, чем в Большом театре.
22/III. Утром осмотр Лондона на автомашине <…>
В 7 ч. обед. Тосты <…> Наш тост за официантов взволновал последних <…> Один из официантов взволнованно приветствовал делегацию, заявив, что он служил офицером брит<анской> армии, а теперь официант. Один из англичан громко заявил, что в истории гостиницы это первый такой тост и о нём будут знать все служащие гостиницы.
Вечер провели в клубе сов. пос<ольст>ва, смотрели старый наш фильм «Парень из нашего города». Гордость за советских людей, особенно остро ощущается нами здесь в Лондоне – таковы впечатления от картины.