Что следовало из беседы Жданова с Шепиловым? Первое. Жданов так и не смог полностью провести своё решение о замене Александрова Шепиловым. Он добился своего лишь отчасти, протолкнув назначение Шепилова в Агитпроп, но вынужден был согласиться с тем, чтобы его фаворита укрепили Сусловым. Значит, Суслова всё-таки Жданову и Агитпропу навязали. А это мог сделать лишь один Сталин. Это второй вывод. Но зачем вождю это понадобилось? На какие ещё дела, помимо Агитпропа, вождь (а вместе с ним и Жданов) собирались отвлечь Суслова? Это третье. И с этим третьим моментом до сих пор полная неясность.
Пока твёрдо известно одно. Суслов, продолжая находиться в статусе секретаря ЦК, получил под своё начало Агитпроп 17 сентября 1947 года. Но выполнил ли он другое решение Политбюро – сдал ли дела как начальник управления по проверке парторганов? И если сдал, то кому? А тут выясняется, что это подразделение ЦК из подчинения Суслова так и не ушло. Никому он не передал и отдел внешней политики ЦК. Будучи секретарём ЦК, Суслов возглавил сразу три отдела. Подтверждение этому можно найти в сохранившемся в РГАНИ его личном деле[165]. Там чётко указано, что вплоть до июля 1948 года Суслов занимал должности секретаря ЦК ВКП(б), заведующего отделом внешней политики ЦК, начальника управления пропаганды и агитации ЦК и начальника управления по проверке партийных органов.
Чем же объяснялось такое усиление Суслова? Уже в начале 1980 года на этот вопрос отчасти ответил известный дипломат Владимир Семёнов, точнее, не сам дипломат, Семёнов только привёл слова другого своего влиятельного коллеги по МИДу Андрея Смирнова, который одно время работал под началом Суслова и много что слышал из уст своего бывшего шефа. 1 марта 1980 года Семёнов записал в свой дневник:
«А.А. Смирнов рассказывал, со слов М.А. Суслова, что Сталин в последние годы жизни, чувствуя близость конца, проявлял беспокойство по поводу выращивания более молодых руководящих кадров партии. С этим был связан приход в ЦК целой группы молодых деятелей (Патоличев, Кузнецов из Ленинграда и др.). Стали считал, что от руководителей КПСС требуется сочетание теоретического взгляда на политику и практического таланта. В теоретическом плане он рассчитывал на потенциал Суслова и <Николая> Вознесенского. Сталин считал, что такое мировое государство, как СССР, должно располагать устойчивыми и многочисленными кадрами, которые должны обладать необходимыми деловыми и политическими качествами и должны быть партийно воспитанными. Он заботился именно о стабильности кадров, хотя и строго взыскивал с них за провинность в партийной этике. Но проверенных людей двигал смело, им доверял и обеспечивал их в материальном отношении»[166].
К слову, в одном только 1947 году Суслов побывал в Кремле у Сталина семь раз. Согласитесь, просто так к вождю даже секретари ЦК не ходили. Это свидетельствовало о высокой востребованности Суслова в высшем политическом руководстве страны.
Кстати, после принятия дел в Агитпропе Суслов первое задание получил не в пропагандистской, а в международной сфере: 19 сентября Секретариат ЦК назначил его руководителем делегации ВКП(б) на предстоявшем II съезде СЕПГ. В ее состав вошел и главный редактор «Правды» Пётр Поспелов.
Второе задание пришло уже по линии Управления по проверке партийных органов, и оно имело отношение к Агитпропу. Это создание суда чести в аппарате ЦК ВКП(б). Материалы по этому вопросу для Секретариата и Политбюро готовили два управления ЦК: кадров и по проверке парторганов. Партфункционеры предполагали сформировать в аппарате ЦК суд чести из семи человек, а выборы этих семи человек провести на общем собрании сотрудников ЦК, на котором кто-то из секретарей ЦК должен был выступить с соответствующим докладом. Дату собрания функционеры хотели назначить на 22 сентября. А вот фамилию докладчика должен был вписать уже Жданов.
В таком виде проект постановления ЦК попал к секретарям ЦК 20 сентября. Кто-то из них, очевидно Жданов, тут же вычеркнул пункт о дате проведения собрания и пункт о докладчике. Но это не помешало А. Кузнецову и А. Жданову расписаться внизу документа с внесёнными исправлениями в графе «Результаты голосования». Другой секретарь – Г. Попов – сам свой автограф не оставил, но кто-то из техсотрудников напротив его фамилии указал: «Т. Попов – за».
Почему отсутствовала на документе фамилия Суслова? А он в этот момент уже летел вместе с Поспеловым в Берлин на II съезд Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Да и сам Жданов уже сидел на чемоданах: он через день должен был вылететь в Польшу на первое совещание представителей коммунистических и рабочих партий стран Восточной Европы, а также Франции и Италии.
В итоге собрание сотрудников аппарата ЦК прошло только 29 сентября. Председательствовал на нём вернувшийся из Берлина Суслов, а основной доклад сделал другой секретарь ЦК – Кузнецов. В избранный суд чести вошли, как и обговаривалось, семь человек: заместители начальника Управления кадров В. Никитин и Е. Андреев, заместитель начальника Управления по проверке парторганов ЦК Н. Пегов, заместитель председателя Комиссии партконтроля при ЦК И. Ягодкин, инспектор ЦК С. Задионченко, работник Особого сектора ЦК В. Чернуха и завсектором Управления кадров ЦК А. Рюмина. Из своего состава семёрка на роль председателя выдвинула Никитина.
Как доложили 1 октября 1947 года Сталину Кузнецов и Суслов, суд чести приступил к следствию по делу бывшего заместителя начальника Агитпропа Кузакова, на тот момент занимавшего должность замминистра кинематографии, и заведующего отделом кадров печати Управления кадров Михаила Щербакова. Оба функционера обвинялись в покровительстве Борису Сучкову.
В аппарате ЦК его знали прежде всего как знатока литератур Запада. Он имел опыт работы в редакции журнала «Интернациональная литература» и в парткоме Союза советских писателей. После войны начальник Агитпропа Александров предложил ему перейти в свой аппарат. А весной 1947 года Сучков был выдвинут на пост директора только что созданного Издательства иностранной литературы.
К слову, все документы на очередное выдвижение бывшего сотрудника Агитпропа ЦК проходили через Суслова и Жданова. В РГАСПИ в фонде Жданова сохранился проект подготовленной от имени Суслова записки на имя Сталина с правкой Жданова. В проекте говорилось:
«Директором Государственного издательства иностранной литературы предлагаем утвердить т. Сучкова Б.Л., ныне работающего заместителем заведующего отделом Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Тов. Сучков – теоретически подготовленный, опытный работник, окончил Институт истории, философии и литературы и аспирантуру при нём. До работы в аппарате ЦК ВКП(б) тов. Сучков руководил Издательством литературы на иностранных языках. Последние месяцы он занимался в Управлении пропаганды изучением постановки перевода и издания иностранной литературы в СССР. Тов. Сучков знает немецкий, английский и французский языки»[167].
Летом 1947 года чекисты объявили Сучкова американским шпионом. Соответственно встал вопрос: кто же в своё время принимал этого знатока западных литератур на работу в ЦК? В Агитпропе все сразу стали кивать в основном на Кузакова и Щербакова. Однако в ходе начатого судом чести следствия всплыло также имя и бывшего начальника Управления пропаганды и агитации ЦК Александрова.
Испугавшись из-за дела Сучкова лишиться партбилета, Александров бросился каяться. «И вот теперь, – пожаловался он 10 октября 1947 года Сталину, – меня собираются ещё раз наказать в суде чести за мою крупнейшую ошибку, когда я не успел распознать в Сучкове врага».
Покаяние, похоже, сработало. Суд чести состоялся 23–24 октября 1947 года. Александрова никто не задел, а вот Щербаков и Кузаков получили по общественному выговору. Спустя полторы недели, 3 ноября, Секретариат ЦК исключил из партии обоих и за антигосударственные поступки, и как не оправдавших доверия. После этого Щербаков с трудом устроился заместителем директора в Издательство медицинской литературы. А Кузакова уже через полгода простили. Он ведь, как шептались в партаппарате, был побочным сыном самого Сталина.
Позже выяснилось, что главный виновник этого дела – Сучков – никаким шпионом не был. Он стал жертвой интриг руководства Министерства госбезопасности. По одной из версий, от него рассчитывали получить показания если не на Жданова, то как минимум на Суслова. Когда Сучков это понял, то сразу на допросах замолчал и никакие имена не назвал, что в общем-то и спасло ему жизнь. Если б какие-то имена из его уст прозвучали, он бы после этого сразу был устранён как отработанный материал и нежелательный свидетель.
К слову, Суслов не забыл этого молчания Сучкова. Когда настали другие времена, он помог ему выйти из лагеря и устроиться сначала на одну из руководящих должностей в журнал «Знамя», а потом возглавить Институт мировой литературы и стать членом-корреспондентом Академии наук СССР.
Одновременно с подготовкой суда чести над бывшими функционерами Агитпропа Суслов занялся укреплением аппарата Управления пропаганды и агитации. Первым делом он избавился от всех одиозных заместителей своего предшественника, сохранив на короткое время лишь Еголина и Птушкина. На руководящие должности были приглашены новые люди. В частности, Суслов забрал в аппарат Агитпропа из Ставрополя своего бывшего подчинённого Владимира Воронцова и взял из «Известий» Леонида Ильичёва, а из «Правды» Лазаря Слепцова. Насколько удачными оказались новые назначения – особый вопрос.
Кроме суда чести, у Суслова, естественно, было и много других дел. Напомню, он должен был выстроить работу сразу трёх подразделений ЦК: Управления по проверке парторганов, Агитпропа и Отдела внешней политики.
Что известно по первому управлению? Там в конце 1947 года Геннадий Борков составил план работы на ближайший квартал. В первые месяцы 1948 года ставились следующие вопро