Впрочем, при любом раскладе Суслов уже вряд ли мог бы полностью заниматься проблемами Агитпропа и Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов. Ему предстояло сосредоточиться на чём-то одном.
Официально новые функции Суслова предполагалось закрепить во второй половине июня 1948 года на втором совещании Информбюро в Бухаресте. Вообще-то главным вопросом в повестке этого совещания значилось положение в Компартии Югославии. Кремль настаивал на единогласном осуждении политики Тито. А уже под занавес совещания делегация ВКП(б) собиралась поставить вопрос о создании постоянного аппарата Информбюро.
Секретариат Информбюро был создан 23 июня 1948 года. От ВКП(б) в него вошёл Суслов. Но пока осталось неясным, будет ли новая структура функционировать на постоянной основе или созываться по мере необходимости. Из-за этого повис в воздухе другой вопрос: имело ли смысл Суслову окончательно перебираться в Бухарест – для более тесной координации компартий Европы?
Точку поставил Сталин. 28 июня 1948 года он на совещании узкого круга в Кремле провёл следующее решение: «Т. Суслову не обязательно постоянно пребывать в Бухаресте (а периодически выезжать)»[177].
Выполняя волю вождя, Суслов в очередной раз отбыл в Бухарест 5 июля. Он провёл заседание Секретариата Информбюро, на котором был одобрен окончательный переезд редакции международной газеты «За прочный мир, за народную демократию!» из Белграда в Бухарест и рассмотрен вопрос о техническом аппарате недавно созданного Секретариата. По его предложению начальником канцелярии бюро все представители европейских компартий утвердили Леонида Баранова. Одновременно он остался заместителем Суслова по отделу внешней политики ЦК. В свою очередь Баранов предложил новые кадровые назначения: завотделом связи канцелярии Информбюро другого подчинённого Суслова – бывшего директора института № 205 Николая Пухлова, заведующим техсекретариатом – бывшего помощника Суслова Александра Антипова, а заведующим хозотделом – бывшего сотрудника Агитпропа Михаила Пашкова. То есть все важные позиции в техническом аппарате Информбюро заняли люди Суслова.
В последний день августа 1948 года стало известно о смерти на Валдае Жданова. Как потом выяснилось, ускорили уход одного из руководителей партии серьёзные ошибки врачей (это к тому, что печально известное письмо кардиолога Тимашук возникло не на пустом месте). По сути, лечившие Жданова доктора проморгали у своего пациента инфаркт и упустили драгоценное время. Но специально умерщвлять партийного деятеля никто не собирался.
После смерти Жданова сразу возник вопрос: кому осуществлять руководство идеологией? Маленков хотел поставить её под свой контроль. Но Сталин, видимо, дал указание некоторые направления идеологической работы передать в ведение Суслова.
Косвенно на желание вождя сделать главным идеологом партии Суслова указывало его назначение 22 октября 1948 года председателем комиссии по рассмотрению личного архива Жданова. Другими словами, Кремль вроде бы признал Суслова его преемником.
К слову, литератор Александр Байгушев в 2006 году в своей книге «Русский орден внутри КПСС» утверждал, что на усилении роли Суслова настоял член Политбюро Берия. Но это была неправда. Берия не забыл записку Суслова, направленную в 1942 году в Москву, с обвинениями органов НКВД и его тогдашнего заместителя Кобулова и только выжидал удобного случая, чтобы отомстить. Он не смог помешать передаче Суслову части функций умершего Жданова, но предотвратил избрание Суслова в Политбюро. А что это значило? Суслов не получил права на равных говорить ни с Маленковым, ни с Берией, ни с Молотовым.
После смерти Жданова Суслов вернулся к разработке новой структуры отдела внешних сношений ЦК. Надо было подготовить новое положение об отделе и определиться с кадрами – от кого избавиться и кого взять на имевшиеся вакансии и взамен проштрафившихся. Тут ему существенно помог Борис Пономарёв, занимавшийся международными делами ещё с коминтерновских времён.
Пономарёв прописал в проекте положения в качестве основных задач отдела улучшение связей с компартиями зарубежных стран, изучение руководящих кадров компартий и политических деятелей зарубежных стран, оказание помощи братским компартиям по созданию материально-технической базы для нелегальной партийной работы (типографии, радио, документы) и тщательное всестороннее изучение командируемых за границу лиц и подбор кадров по внешним сношениям[178].
Сложнее оказалось с кадрами. Кто-то рекомендовал Суслову закрепить румынское направление за бывшим офицером-пограничником Владимиром Лесаковым. Ещё весной 1948 года на него поступил компромат. Обнаружилось, что жена Лесакова происходила из семьи кулаков, а её отец был спецпереселенцем. Пономарёв предложил подыскать Лесакову замену. Но Суслов внял совету другого своего заместителя, Баранова, и дал команду не трогать этого сотрудника.
Потом возникли проблемы с завсектором Америки Борисом Вронским. Тот во время отпуска в Гаграх завязал курортный роман с дамой, которую чекисты заподозрили в шпионаже на американцев. Суслов и этого сотрудника в обиду не дал.
С другой стороны, образовались вакансии по итальянскому направлению. И тут вновь очень выручил Пономарёв. Он вспомнил про юриста Дмитрия Шевлягина, который вёл итальянскую тему ещё до войны в Наркомате внешней торговли, а после Победы занимался итальянскими военнопленными в институте № 99. Суслов оценил этот выбор. К слову, позднее Шевлягин стал многолетним неоценимым специалистом в цэковском окружении Суслова.
Все новые документы об отделе внешних сношений ЦК утверждал Маленков. После смерти Жданова он стал, по сути, вторым в партии человеком.
Сталин после похорон Жданова начал сильно сдавать и засобирался в длительный отпуск. В его отсутствие между другими членами Политбюро резко обострилась подковёрная борьба. Сразу появилось немало желающих стать преемником вождя. Кто-то в качестве трамплина для своего выдвижения попытался использовать начавшуюся в 1949 году кампанию по борьбе с космополитами.
Среди историков до сих пор нет единого мнения в вопросах о том, что спровоцировало эту кампанию, кто её возглавил в Кремле и кто был главным исполнителем.
На основании множества хранящихся в РГАСПИ, РГАНИ и РГАЛИ за 1948–1950 годы документов можно сделать вывод, что во многом данную кампанию спровоцировало острое столкновение разных группировок в Союзе советских писателей.
Напомним: к концу 1947 – началу 1948 года в этой творческой организации сформировались две мощные силы. За одной стоял Константин Симонов. Он замкнул на себя часть аппарата Союза писателей и целый ряд критиков, которые пытались определять литературную политику в большинстве печатных изданий, специализировавшихся на вопросах культуры и искусства. В аппарате Агитпропа ЦК эту группу поддерживал сектор искусств, которым руководил Борис Рюриков.
Лидерами другой силы были Анатолий Софронов и Николай Грибачёв. Правда, опыта участия в интригах они имели поменьше. И в литературной печати поддержки у них оказалось не вполне достаточно.
Генеральный секретарь Союза советских писателей Александр Фадеев до поры до времени находился как бы над схваткой. Но постоянно держать всё под своим контролем он из-за частых загулов не мог. Этим в конце 1948 года и воспользовались сторонники Симонова. Заручившись поддержкой в секторе искусств ЦК, они, пустив в ход слухи, объявили крестовый поход против Софронова и Грибачёва, в реальности метя в самого Фадеева. Цель этой группы была очевидна: посадить в кресло генсека Союза писателей Симонова.
Когда до Фадеева наконец дошёл смысл затеянной игры, он просто ужаснулся. Но кто мог бы за него заступиться в верхах? Суслов. Да, они были знакомы с начала 20‐х годов, вместе учились на рабфаке и состояли в одной парторганизации. Весной 1947 года оба оказались в одной делегации и несколько недель вместе путешествовали по Англии. Однако в какой-то момент Фадеев решил, что он сам ближе к Сталину и в присутствии вождя стал позволять себе пускать в адрес Суслова различные колкости. Простил Суслов ему те выпады или нет? В общем, в конце 1948 года Фадеев бросился совсем к другим людям. Он понадеялся найти поддержку у руководителя Московской парторганизации Георгия Попова, которому очень нравились пьесы Софронова и Сурова. И чутьё его не подвело. Когда Сталин вернулся из затянувшегося отпуска, Попов доложил вождю, что космополиты при попустительстве Агитпропа ЦК чуть не затравили Фадеева. После этого Сталин и дал команду: «Фас!»
Потом про это прослышал Шепилов. Он понял, что по полной программе вляпался в весьма некрасивую историю. Чтобы спастись от гнева кремлёвского начальства, он в спешном порядке инициировал записку о бедственном положении театральной критики, возложив вину за все беды на группу эстетствующих литераторов. Правда, в этой записке он забыл указать, а кто покровительствовал этой группе – разве не сектор искусств возглавляемого им отдела ЦК?
Из записей М.А. Суслова о театральных делах. 1949 г. [РГАНИ]
То, что упустил Шепилов, заметил главный редактор газеты «Правда» Пётр Поспелов. Он доложил в ЦК, что работники Агитпропа, «видимо, прозевали так называемую «творческую конференцию»» 29–30 ноября 1948 г., где Борщаговский раскритиковал современные пьесы и позволил себе «грубый, издевательский выпад в заключительном слове по адресу Малого театра». Указал Поспелов и на «недостойную позицию «Литературной газеты», присоединившейся к шельмованию и оплёвыванию Борщаговским К.А. Зубова, выступившего с правильными, патриотическими установками». Прокофьева, занимающегося вопросами театра в Агитпропе, он со слов Фадеева уличил в следовании линии Борщаговского. Тому «в конце сентября 1948 г. была представлена трибуна в газете «Культура и жизнь». Та же газета, «как бы «поправляя» «Правду», предоставила трибуну Г. Бояджиеву, которого С. Дурылин 2 декабря 1948 года в главной газете страны уличил в «клеветнических обвинениях» в адрес Малого театра