Берия обвинил Центр и действующее руководство Литвы в массовых репрессиях против литовской интеллигенции и крепких крестьянских хозяйств (по его данным, в республике репрессии затронули 270 тысяч человек). При этом антисоветское подполье в республике, по мнению Берии, так и не было разгромлено. В итоге Берия предложил немедленно отозвать из Вильнюса всех высокопоставленных русских сотрудников, не выучивших литовский язык, а всё делопроизводство перевести в республике с русского на литовский. Конечно же, он собирался разобраться и со всеми бывшими кураторами Литвы, и прежде всего с Сусловым.
Под давлением Берии Президиум ЦК 26 мая 1953 года признал работу ЦК Компартии Литвы и Совета министров Литвы по укреплению советской власти в республике неудовлетворительной. Дальше стоило ждать оргвыводов. Не случайно Суслов срочно запросился в отпуск, чтобы где-то отсидеться в новые смутные времена.
Вообще, в конце мая и начале июня 1953 года всё шло к тому, что власть в стране и партии от Маленкова перетечёт к Берии. Ради этого он активизировался по всем линиям. Помимо «заступничества» за представителей титульных наций, он инициировал вопрос об образовании единого германского государства.
Хрущёв не без оснований боялся, что в случае победы Берии места в новой конфигурации власти ему не найдется. Поэтому он пошёл на опережение и организовал целую операцию с привлечением крупных военачальников по аресту и устранению опасного конкурента. Кстати, едва узнав об аресте Берии, Суслов тут же прервал отпуск и вышел на работу.
Итоги разработанной Хрущёвым спецоперации должен был подвести открывшийся 2 июля 1953 года пленум ЦК. Но что интересно: основной доклад «О преступных антипартийных и государственных действиях Берия» Президиум ЦК поручил сделать не Хрущёву, а Маленкову. Суслов же записался для выступления в прениях. Но очередь до него так и не дошла. Он был включён лишь в комиссию по разработке резолюции. Правда, Суслов по этому поводу сильно не расстроился. У него появились новые заботы.
Дело в том, что большая часть страны не понимала, что всё-таки произошло и какой курс выбрала партия. В растерянности была и творческая интеллигенция. Пантелеймон Пономаренко, возглавивший слитые в одно Министерство культуры кучу занимавшихся ранее пропагандой и искусством ведомств и организаций, объявил нечто вроде идеологического НЭПа. Но до каких пределов распространялись новые свободы?
По логике, разъяснить происходившее хотя бы партактиву должен был секретарь ЦК Пётр Поспелов, ведь это он курировал в партаппарате вопросы пропаганды и культуры. Но он сам не до конца мог уловить последние веяния. Судите сами. Сталин был для него всем. И вдруг Маленков, возглавивший Президиум ЦК, стал на всех давить и требовать отказаться от дальнейшей поддержки культа недавно умершего вождя. Какую взбучку он устроил Поспелову за то, что тот после похорон Сталина проморгал публикацию в «Правде» одной фотографии, где Сталин был запечатлён в компании с Мао Цзэдуном!
Поручение Политбюро М.А. Суслову об упорядочении авторских гонораров. 1950 г. [РГАНИ]
Не случайно часть пропагандистских функций Поспелова летом 1953 года перешла к Суслову. Уже 8 июля он провёл совещание с руководителями ключевых подразделений нового министерства культуры и учёными. А 9 июля состоялась его беседа с ведущими писателями и группой академиков.
Из писателей на встречу к Суслову были приглашены Илья Эренбург, Фёдор Гладков, Константин Федин, Анатолий Софронов, Николай Тихонов, Аркадий Первенцев и Владимир Ермилов. Из академиков позвали Виктора Виноградова, Николая Цицина, Всеволода Авдиева, Аркадия Мордвинова, Евгения Тарле и Александра Опарина.
Но, смотрите, при этом были проигнорированы несколько руководителей Союза писателей, в частности Фадеев, Сурков и Симонов. Случайно ли? Конечно, нет. Часть писательского руководства явно не вписывалась в новый курс Кремля. Не зря первым в списке приглашённых к Суслову значился Эренбург. Видимо, новое руководство страны возлагало на него особые надежды. Имея огромный авторитет и связи в Европе, он должен был стать символом новой политики партии в сфере культуры. Не исключено, что именно ему Кремль собирался поручить составление некоего перестроечного манифеста или даже целой программы по либерализации советского общества. Кстати, вполне возможно, что именно июльская встреча с Сусловым подтолкнула писателя взяться за повесть «Оттепель», которая и должна была провозгласить начало новой эпохи в советской политике.
Письмо М.А. Суслова И.В. Сталину по вопросам Союза советских писателей. 1950 г. [РГАНИ]
Одновременно Суслов как бы давал шансы встроиться в новый курс и некоторым другим художникам, причём как из лагеря охранителей, так и из группы прогрессистов. Однако, как и Поспелов, он не был тогда полностью свободен. Безусловно, его тоже во многом сковывало наличие, скажем так, нескольких хозяев: Хрущёва и Маленкова (а ещё раньше в это число входил и арестованный в июне Берия).
Поручение ЦК КПСС М.А. Суслову и другим о подготовке 2‐го съезда писателей. 1954 г. [РГАНИ]
Очередной шаг к устранению двоевластия в партии был сделан сразу после Июльского пленума. Уже 11 июля 1953 года Хрущёв, по сути, потребовал у Маленкова в награду за отстранение Берии поделиться с ним частью полномочий. А тот проявил мягкотелость, что в политике вообще-то недопустимо. В итоге было принято постановление: «Выработку повестки заседания и подготовку вопросов к рассмотрению на заседаниях Президиума ЦК возложить на тт. Маленкова и Хрущёва, в адрес которых и направлять материалы, подлежащие рассмотрению в Президиуме ЦК КПСС»[210].
Изменился и порядок проведения заседаний высших партийных органов. Президиум ЦК теперь должен был собираться не раз в две недели, а еженедельно по четвергам, Секретариат же решили созывать каждый понедельник.
Добившись от Маленкова одной уступки, Хрущёв попытался развить успех. На одном из заседаний Президиума ЦК он раскритиковал подготовленный Маленковым доклад для предстоящего пленума ЦК о сельском хозяйстве и взял инициативу в свои руки. Вариант его доклада включал несколько революционных положений, в частности уменьшение сельхозналога, списание части недоимок и увеличение размеров приусадебных участков для колхозов. А подсказал ему внести столь важные решения не кто иной, как Суслов. Это к тому, что Суслов умел не только агитацией заниматься. Он и в хозяйстве знал толк.
Маленков не ожидал от Хрущёва такого напора и на какое-то время растерялся. Потом попробовал было взять реванш и выступил на пленуме с речью об опасности перерождения партийного аппарата. Хрущёв тут же одёрнул его, но затем предложил новую сделку: учредить пост первого секретаря ЦК, взамен пообещав оставить за Маленковым полный контроль над правительством.
Сделка была оформлена 7 сентября. Хрущёв прямо перед самым закрытием работы пленума как бы мимоходом предложил ввести в партии новый пост – первого секретаря ЦК, а кандидата на этот пост тут же внёс сломленный Маленков. Кстати, в советской печати сообщений об избрании Хрущёва первым секретарём ЦК появилось лишь через шесть дней – 13 сентября.
Получив новый статус, Хрущёв вскоре засобирался в отпуск, а ведение заседаний Секретариата ЦК возложил на Суслова. Шаталину он не особо доверял, поскольку тот считался человеком, много лет заточенным в первую очередь на Маленкова. Поспелов был хорош для составления документов, но не всегда оказывался силён при рассмотрении вопросов экономики.
К слову, в правительстве не сразу уловили, что роль ЦК вновь стала усиливаться. В частности, происшедшим в сентябре переменам на пленуме ЦК не придал большого значения министр угольной промышленности СССР А.Ф. Засядько. Приглашенный 3 ноября 1953 года на заседание Секретариата ЦК, он без уважительной причины не явился. А рассматривать собирались вопрос об ошибках с подбором руководящих кадров для шахт. Засядько, видимо, решил, что назначенный председательствовать в отсутствие Хрущёва Суслов никаких полномочий не имеет. Суслов ему этого не простил и добился для строптивого министра серьёзного наказания.
Из обращения главного редактора альманаха «Дружба народов» к секретарю ЦК КПСС М.А. Суслову. 1954 г. [РГАНИ]
Вообще, вес Суслова в партии и прежде всего в центральном аппарате к началу 1954 года существенно возрос. Его уже нельзя было считать лишь куратором международного отдела или техническим председателем во время отсутствия Хрущёва Секретариата ЦК. Нет, Суслов получил полномочия вмешиваться практически во все сферы партийной деятельности и осуществлять контроль практически за всеми отраслями и регионами. Если ситуация требовала, он мог возразить и Хрущёву.
Здесь стоило бы рассказать, как решался вопрос о создании Комитета государственной безопасности. Поднял эту тему Хрущёв. В начале 1954 года он решил выделить из Министерства внутренних дел структуры, занимавшиеся государственной безопасностью и внешней разведкой. По его предложению возглавить новый комитет должен был генерал Иван Серов. Но это вызвало возражения у Суслова.
Присутствовавший 8 февраля 1954 года на заседании Президиума ЦК заведующий общим отделом ЦК В. Малин отметил, что в ходе обсуждения вопроса о создании КГБ Суслов выступил несколько раз. Первый раз напомнил, что Серов слишком ретиво выполнял в войну указания Берии и, не имея на то полномочий, вызывал к себе секретарей обкомов партии. Прежде всего имелись в виду события осени 1943 года, когда Серов, не очень-то интересуясь мнением Ставропольского крайкома и конкретно Суслова, организовывал выселение с родных мест карачаевцев. Во второй раз Суслов, поняв, что Хрущёв всё равно продавит кандидатуру Серова, уточнил: «Не всё хорошо у Серова. Предупредить его. Свысока к парторг<анам>»[211].
Кстати, с Сусловым в тот раз был солидарен много лет курировавший в ЦК кадры Шаталин: «Я не голосовал бы за Серова. В аппарате отзыв плохой. Малопартийный, карьеристичный. Нос по ветру. Из Германии – натаскал».