В хранящемся в РГАНИ фонде Суслова отложились несколько дел с разными материалами о положении дел в послевоенной Венгрии и его рукописными пометами. По ним можно сделать вывод, что первое время главным консультантом Суслова и всего отдела внешней политики ЦК по Венгрии был крупнейший советский экономист еврейско-венгерского происхождения Евгений Варга, руководивший с 1927 года в Москве академическим Институтом мирового хозяйства и мировой политики (напомню: именно этот учёный в своё время предсказал мировой экономический кризис конца 1920‐х годов, чем заслужил уважение Сталина).
Так вот как раз Варга после очередной поездки на родину летом 1946 года согласился встретиться с сотрудниками отдела внешней политики и рассказать о сложившейся в Венгрии ситуации. На его выступлении присутствовали также стенографистки, которые потом свои записи передали Суслову. И что отметил учёный? По его мнению, в Венгрии так и не сформировалась крепкая власть, местная компартия в коалиционном правительстве действовала неэффективно ввиду острой нехватки квалифицированных кадров, зато очень сильные позиции в стране сохранила ориентированная на Запад венгерская буржуазия.
Естественно, наших партаппаратчиков интересовало, с кем следовало бы в Будапеште иметь дело. До этого они привыкли общаться в основном с Матьяшем Ракоши и его людьми. А Варга назвал чуть ли не десяток новых для наших партфункционеров имён, которые оказались в венгерских коридорах власти. Особое место в его списке занимал президент страны Золтан Тилди и премьер-министр Ференц Надь. Один из заместителей Суслова – Баранов, курировавший Восточную Европу, – хотел узнать от Варги, насколько эти руководители разделяли левые идеи. Раньше он опирался лишь на мнение Ракоши, который считал Ференца Надя человеком более близким к левым, нежели Тилди. Но Варга дал понять, что Ракоши вводил советских коллег в заблуждение. По его словам, Надь всегда был более правым и имел много недостатков, в частности, не обладал опытом государственной деятельности, не знал ни одного иностранного языка. Но, как считал Варга, советской стороне очень стоило бы с ним поработать, и это могло бы укрепить советско-венгерские отношения.
Чуть позже очень рекомендовал нашим партаппаратчикам поработать с Ференцем Надем и другой специалист по Венгрии – Р. Санто. Докладывая 2 ноября 1946 года Суслову о прошедшем в Будапеште III съезде Венгерской компартии, он особо отметил, что действующий венгерский премьер-министр настроен на сотрудничество с коммунистами и сохранение коалиционного правительства.
Помимо этого, Р. Санто предупреждал, что пока никто в Венгрии так и не смог существенно ослабить экономические позиции буржуазии. Зато произошло усиление реакции, которая взяла курс на раскол демократических сил. Безусловно, в той ситуации немало зависело от Венгерской компартии. Но, по мнению Р. Санто, большинство ее руководителей ещё не определились даже по главным вопросам, и у многих в головах идеологическая путаница.
Похоже, Суслова многие оценки и выводы как Е. Варги, так и Р. Санто очень удивили. Не случайно он попросил отвечавший за Венгрию сектор отдела внешней политики ЦК найти других – альтернативных – специалистов, которые могли бы дать свои характеристики венгерским коллегам. Выбор наших аппаратчиков пал на одного из учредителей Венгерской компартии – Бела Санто. А тот выделил лишь Ракоши и старого подпольщика Яноша Кадара. Другие ведущие функционеры, его мнению, не годились. Заместитель генсека Михай Фаркаш, к примеру, брался за всё, но ни в чём не разбирался, и поэтому в аппарате его не любили. Руководитель отдела государственной и экономической политики Эрне Герё предпочитал управлять по телефону. На этом фоне выделялся руководитель отдела по работе в деревне Имре Надь, который один из немногих в партии был очень хорошо образован. Но он был с ленцой и вообще считал себя политически оттеснённым и ущемлённым. К тому же Ракоши не считал нужным его популяризировать в венгерских массах, в том числе и в деревнях.
Рассказав о недостатках венгерских руководителей, Бела Санто выделил также два фактора, которые следовало учитывать советским коллегам при выстраивании отношений с венграми. Он обращал внимание на то, что значительная часть рабочего класса Венгрии заражена антисемитизмом в силу старого политического воспитания. И второе. Тот же Ракоши, немало лет проведший в Москве, считал, что многие бывшие венгерские политэмигранты, вернувшиеся после войны на свою историческую родину, мало на что были способны, и противился их выдвижению на руководящие посты. Может быть, он видел в них своих конкурентов. А может, опасался, что они распространят какой-то компромат, связанный с московским периодом его жизни.
Нашим международникам из центрального партаппарата прислушаться бы к мнениям осведомлённых специалистов. Но Москва в 1946–1947 годах сделала ошибочную ставку на Ракоши, который особо не скрывал стремления установить у себя на родине единоличную диктатуру. Кремль приложил немало сил для того, чтобы привести его к власти, и в 1947 году закрыл глаза на фальсификацию итогов прошедших в Венгрии выборов.
С чего же начал этот князёк? С арестов оппозиционных лидеров. И Москва его не остановила. Своего апогея репрессивная политика Ракоши достигла весной 1949 года. Удар обрушился на Ласло Райка. Сначала в коммунистическом правительстве Венгрии он занимал пост министра внутренних дел. Ракоши был очень недоволен тем, что Райк стремился в своём ведомстве проводить самостоятельную политику и многие свои шаги с ним не согласовывал. Но ещё больше он боялся, как бы Райк не докопался до тёмных страниц в его прошлом. Он резонно полагал, что Райк имел для этого очень много возможностей, ведь к нему перешли секретные архивы и часть сохранившейся агентуры бывших спецслужб. Однако убрать с политической арены сильного функционера оказалось непросто. И только в 1948 году ему удалось переместить Райка на другую позицию – министра иностранных дел. Но в новом качестве Райк стал представлять опасность уже не только для Ракоши, но и для Москвы. Дело в том, что Райк не раз высказывался за укрепление связей с Югославией, где бал правил личный враг Сталина маршал Иосип Броз Тито. Возникли подозрения в нелояльности нового министра иностранных дел Венгрии Кремлю. Эти подозрения оказались на руку Ракоши. Он обвинил своего бывшего соратника в шпионаже в пользу Америки, в насаждении в Венгрии титовского курса и в заговоре и бросил его в тюрьму.
Довольна ли была Москва? Не совсем. Наш посол в Венгрии Георгий Пушкин, который давно подозревал Райка в антисоветских настроениях, все же считал, что и Ракоши сильно доверять не стоило бы. Он видел, что венгерский лидер вёл свою игру, далеко не во всём отвечавшую советским интересам. Ему, в частности, очень не нравилось, что Ракоши попытался создать в Венгрии ручную политическую оппозицию, никак не связанную с Москвой. Пушкин не исключал, что Ракоши в перспективе отвернется от нашей стороны.
В свою очередь Ракоши видел в Георгии Пушкине угрозу своему курсу на установление безраздельной власти. И начал с Москвой торг. Он хотел, чтобы Кремль отозвал советского посла из Будапешта. Взамен Ракоши пообещал выставить Райка в роли организатора международного заговора и превратить суд над ним в громкую кампанию по осуждению политики Тито. И Сталин пошёл венгерскому лидеру навстречу.
Информационное сопровождение затеянного процесса с советской стороны должен был обеспечить Суслов. 9 сентября 1949 года Ракоши телеграфировал ему: «По делу Райка завтра 10‐го опубликуем обвинительный акт. Прошу сообщить об этом ТАСС, чтобы редакция могла подготовить соответствующие места. Процесс начнётся 16‐го сентября. Приглашаем советских специальных корреспондентов».
Как отреагировал Суслов? Он командировал в Будапешт в качестве специального корреспондента газеты «Правда» Бориса Полевого. А всего процесс над Райком освещали 47 журналистов из левых изданий четырнадцати стран. Конечно же, окончательно судьбу Райка решал отнюдь не Суслов. Позицию озвучил Сталин 22 сентября. В письме к венграм он сообщил: «Считаю, что Л. Райка надо казнить». Приговор был приведён в исполнение 15 октября.
Был ли Суслов убеждён в справедливости занятой Кремлём позиции? Не думаю. Всё говорит о том, что Ракоши никогда не внушал Суслову полного доверия. Но далеко не всё было в его силах. Суслов вынужден был осторожничать и зачастую своё мнение держать при себе. Один из главных его консультантов по Венгрии – Варга – в 1947 году был заподозрен в низкопоклонстве перед Западом и оказался в опале. Политбюро даже пошло на реорганизацию института Варги, который до этого поддерживал отношения со многими бывшими немецкими и венгерскими политэмигрантами. И Суслов знал, что за всем происходившим маячила фигура непосредственно Сталина.
А летом 1949 года не повезло уже Георгию Пушкину, которого Суслов помнил ещё по временам учёбы в Институте народного хозяйства имени Плеханова. Суслов, когда возглавил в аппарате ЦК отдел внешних сношений, сразу доверился давнему товарищу. Однако Кремль, как мы знаем, под давлением Ракоши убрал его из Венгрии.
Понятно, что Суслов не хотел стать следующим в очереди на удаление из коридоров власти. Поэтому он постоянно лавировал и часто исходил из политической целесообразности, а то и вовсе руководствовался лишь текущей конъюнктурой.
Ровно через месяц после расправы над Райком в Будапеште открылось третье совещание Коминформа, ставшее для этой организации последним. Из Москвы на него прибыл Суслов, объявивший в своей речи США поджигателями войны. А главное, он привёз утверждённую Сталиным резолюцию. Документ назывался: «Компартия Югославии во власти убийц и шпионов». Следующая поездка Суслова в Венгрию состоялась в апреле 1950 года. Он был включён в состав делегации, приглашённой на празднование пятилетия освобождения Венгрии от немецких войск. Саму делегацию возглавил заместитель председателя советского правительства маршал Ворошилов.
Сразу возник вопрос: зачем Москве понадобилось направлять в Будапешт сразу несколько высоких фигур? Неужели недостаточно было одного Ворошилова (или, наоборот, одного Суслова)?