Анализ причин, приведших к трагедии, Москва сделала уже позже. Кое-что она потом озвучила зарубежным коллегам. Сошлюсь здесь на состоявшуюся 22 января 1957 года встречу в Москве Хрущёва и Суслова с представителями Итальянской компартии. Два наших руководителя подчеркнули, что Ракоши и Герё за годы своего правления наломали немало дров, допустив серьёзные ошибки в экономике и политике, и их ошибками воспользовались местная реакция и соседняя Югославия. Так, Суслов указал итальянцам, что контрреволюция в Венгрии использовала лозунг борьбы «против 200 еврейских семей»[228]. Хрущёв заявил, что протесты венгров были вызваны репрессиями, которые организовали в стране Ракоши и Герё, и снова подчеркнул интриги югославов, мечтавших свалить Ракоши и Герё и создать проюгославское государство во главе с Надем. Суслов же добавил: «Сказались и особенности чисто венгерского происхождения: многие годы фашизма, участие <Венгрии> в войне на стороне гитлеровской Германии»[229].
Этот анализ Кремль сделал, повторю, в начале 1957 года. А что последовало после выхода венгров 23 октября 1956 года на улицы Будапешта? СССР применил силу. Сразу после заседания Президиума ЦК, в 23 часа, начальник советского Генштаба маршал Соколовский приказал генералу Лащенко двинуть Особый корпус из Секешфехервара на Будапешт. В венгерскую столицу вступили почти 6 тысяч наших солдат, 120 БТРов и 156 орудий. Но их появление на улицах Будапешта мало кого из протестантов умиротворило. Наоборот, часть мятежников взялась за оружие.
Утром 24 октября на аэродром Секешфехервара приземлились два борта из Москвы. На первом находились А. Микоян, председатель Комитета госбезопасности И. Серов со своим первым заместителем С. Бельченко и первый заместитель начальника Генштаба М. Малинин. Главным пассажиром второго борта был Суслов.
Из штаба Особого корпуса московские эмиссары в сопровождении танков и БТР направились в Будапешт. «А.И. Микоян и М.А. Суслов, – рассказывал позднее сын тогдашнего советского посла в Венгрии Ю.В. Андропова Игорь, – остановились на том же проспекте Сталина, где предыдущим днём бунтовали демонстранты, в правительственной резиденции, названной с давних послевоенных времён «домом Ворошилова».
В эту резиденцию тут же прибыл Юрий Андропов. Микоян встретил его очень холодно. По рассказу сына Андропова, он с порога заявил послу, что тот сгущал тучи и явно преувеличивал силы повстанцев. Парадокс заключался в том, что заявление Микояна происходило под аккомпанемент пулемётной стрельбы на улице. Затем Микоян и Суслов отправились на встречу с Надем. Андропова они с собой не взяли.
Вечером 24 октября Микоян и Суслов отправили в Москву первую шифровку, повторив, что посольство, по их мнению, преувеличивало опасность. Как полагали московские эмиссары, достаточно было подавить очаг восстания на радиостанции, где собралось около четырёх тысяч протестантов, чтобы ситуация в Будапеште нормализовалась.
Неужели ни Микоян, ни Суслов не видели, что творилось на улицах Будапешта, не слышали пулемётные очереди? У меня есть только одно объяснение. Видимо, они рассчитывали быстро найти разумный компромисс с Надем без дальнейшей активизации советских войск. Генерал Лащенко тоже полагал, что все наши части следовало вывести из Будапешта.
Однако Андропов стоял на своём: в Венгрии произошел настоящий мятеж, венгерским коммунистам надо помочь защитить демократию. Выводить наши войска нельзя, иначе завтра их место займут американцы.
Новая ошибка с советской стороны была допущена 25 октября. Наши войска разогнали демонстрацию на площади Кошута. Погибли 60 человек. Это резко усилило антисоветские настроения во всей Венгрии.
Знал ли об этом Суслов? Безусловно, да. Сотрудники нашего посольства Владимир Крючков и Владимир Казимиров по нескольку раз в день приносили ему переводы статей из венгерской периодики и сводки сообщений будапештского радио. Эти переводы, кстати, до сих пор хранятся в РГАНИ в фонде Суслова[230].
Вечером 25 октября Микоян и Суслов отбили в Москву телеграмму. Они доложили: «Сегодня, 25 октября, после успокоения положения к утру, в середине дня вновь положение в Будапеште осложнилось. На парламентской площади собралась огромная толпа, которая на требования советских военных отказывалась расходиться. К тому же по нашим войскам было сделано несколько выстрелов с крыш прилегающих домов и был зажигательной бутылкой зажжён наш танк. В результате всего этого был открыт огонь и, как сообщают, было убито 60 человек венгров, не считая раненых.
Кроме того, у здания самого ЦК ВПТ на глазах у т. Серова разгорелась перестрелка между нашими танкистами и венгерской ротой, прибывшей для усиления охраны здания ЦК. Танкисты заподозрили в прибывших повстанцев. В перестрелке убито 10 человек из венгерской роты и 1 тяжело ранен. Это произошло, когда мы заседали с венгерскими товарищами в ЦК, причём пулемётчик из нашего танка дал очередь из крупнокалиберного спаренного пулемёта по окнам зала заседания»[231].
Надо было что-то предпринимать. Но что? По мнению московских эмиссаров, поменять настрой венгров мог только Надь. Но тот Суслову заявлял одно, а сам втайне договаривался мятежниками о другом.
Кто-то посоветовал шантажировать Надя компроматом. Суслов знал о старых связях Надя с нашими спецслужбами ещё с коминтерновских времён. Но Надь вновь всех обхитрил и вскоре сделал опасные заявления по радио.
Московские эмиссары были шокированы. Сохранились сделанные в Будапеште председателем нашего КГБ Иваном Серовым записи: «28 октября. В 7 часов 15 минут утра меня разбудил посол товарищ Андропов. Я немедленно разбудил Анастаса Ивановича и всё рассказал. Он стал будить товарища Суслова, одеваться, и поехали в президентский дворец говорить с Надем.
Товарищей Микояна и Суслова я оставил в броневиках, а сам пошёл во дворец. В этой громадине я еле нашёл радиокомнату. Дворец был пуст. Кроме радиста я никого не видел. Спросил, где премьер, он ответил, что приехал с кем-то, выступил по радио и уехал.
От дворца мы поехали в ЦК. Там был уже военный табор».
От встреч с русскими Надь предпочёл уклониться. Серов смог его разыскать и вытащить лишь ближе к вечеру. Надь снова понадавал много обещаний, но взамен попросил вывести из Будапешта войска. Микоян и Суслов сказали, что передадут эту информацию в Кремль.
Вечером 28 октября Серов записал: «Анастас Иванович сказал, что Никита <Хрущёв> посоветовал принять предложение венгров и вывести войска наши из Будапешта, а нам всем вернуться в Москву». Однако стоило начать отвод войск, как разъярённая толпа учинила самосуд над венгерскими чекистами, которые охраняли Будапештский горком партии.
В развитие венгерских событий неожиданно вмешались известия с Ближнего Востока: 30 октября Израиль атаковал Египет. Франция и Англия сразу полностью поддержали агрессию Израиля, и Хрущёв сильно занервничал. Он испугался, как бы пример Израиля не вдохновил Запад с оружием в руках выступить в поддержку венгерских мятежников. Поэтому он отказался от ранее принятого решения вывести из Будапешта наш Особый корпус. Более того, он стал склоняться к тому, чтобы ввести в Венгрию дополнительные войска, за что сильно ратовал всё последнее время посол Андропов. Перемены в настроении советского лидера очень огорчили Микояна. Он даже пригрозил Хрущёву своей отставкой, если Кремль его не послушает.
Окончательно вопрос был решён 2 ноября на заседании Президиума ЦК КПСС. На нём присутствовали Булганин, Ворошилов, Каганович, Микоян, Молотов, Сабуров, Суслов и Брежнев, а также венгерский гость Кадар. Министр обороны Георгий Жуков заявил: «…уходить нам оттуда нечего». Он предложил направить в Будапешт для подавления мятежа маршала Ивана Конева. Хрущёв добавил, что по линии ЦК в Венгрию следовало бы вернуться главному советскому чекисту Серову. Потом советский лидер пообещал, что, когда всё поутихнет, в Будапешт слетают Микоян, Суслов и Аристов.
Ещё одно заседание Президиума ЦК Хрущёв собрал 3 ноября. Оно также прошло с участием Кадара. Но когда заседание открылось, Хрущёв обнаружил, что «документы плохо подготовлены», и поручил доработать их Суслову, Микояну и Шепилову. Дальше началось обсуждение состава нового венгерского правительства. И тут настойчивость проявил Микоян, в этот раз в пользу Кадара. А затем партверхушка уточнила план новой военной операции под названием «Вихрь». Она началась 4 ноября и закончилась приходом к власти Яноша Кадара. Надя окончательно записали во враги.
Не дожидаясь окончания операции «Вихрь», Хрущёв дал Суслову новое задание – выступить во Дворце спорта перед партийным активом Москвы и представителями трудящихся с докладом в честь 39‐й годовщины Великого Октября. Главный в партии международник, воспользовавшись моментом, решил подвести итоги своей миссии в Будапеште. Он заявил, что все советские люди «радуются победе, одержанной венгерскими трудящимися над контрреволюцией». Правда, поверили ему не все.
Сразу после праздника Хрущёв вновь направил Суслова в Будапешт, но уже в компании Маленкова и Аристова. И что теперь увидели московские эмиссары? Бои в Будапеште прекратились. Но это не означало, что сопротивление было окончательно сломлено. Не принявшие Кадара политики призвали народ к забастовкам. Было очевидно, что забастовочное движение носило организованный характер. Но откуда оно управлялось, ни люди Кадара, ни наши чекисты сразу выявить не могли.
«Центром контрреволюции, – сообщали 14 ноября Суслов и Аристов в Москву, – остаётся Будапешт, где влияние мятежников среди населения продолжает быть ещё довольно сильным. Не исключена возможность того, что повстанцы попытаются ещё раз поднять население на демонстрацию или спровоцируют где-нибудь вооружённое выступление. В этих условиях особое значение приобретает вопрос усиления влияния наших друзей среди трудящихся Будапешта. Мы советовали тов. Кадару торопиться с оформлением Венгерской социалистической рабочей партии. Вчера был проведён партийный актив гор. Будапешта, показавший, что активисты поддерживают правительство Кадара и его программу. В беседе с т. Андроповым т. Кадар дал понять, что в ближайшее время друзья намереваются расширить состав правительства, введя в него наряду с коммунистами представителей других партий и беспартийных».