Михаил Суслов. У руля идеологии — страница 75 из 108

Вернувшись в Москву, «охотники» нашли способы посвятить в свои планы министра обороны маршала Малиновского. Военачальник возражать не стал. Ещё раньше заговорщики или их люди нашли подходы к новому номинальному советскому президенту Микояну, который согласился взять на себя во время отпуска Хрущёва в Пицунде миссию по изоляции вождя от внешнего мира (взамен ему пообещали сохранить за ним занимаемый пост и после удаления Хрущёва).

Повторю: до поры до времени главные организаторы готовившегося переворота старались себя сильно не светить. Не случайно в канун решающих событий Брежнев отправился в Берлин на празднование 15‐летия образования ГДР. Суслов тоже маскировался, показывая всем, что он очень занят международными делами и времени на интриги у него нет. В частности, 5 октября 1964 года он делал доклад в Москве по случаю годовщины создания ГДР. Кстати, о самой речи Суслова. Западногерманская печать уловила в ней нотки жёсткости по отношению к ФРГ. Газета «Штутгартер цейтунг» обратила внимание на предупреждение Суслова, что Бонну не следует питать глупых иллюзий по поводу возможности сделки между Советским Союзом и ФРГ за счёт ГДР.

Суетились же совсем другие люди, прежде всего Подгорный, Шелепин, Полянский и Демичев. Всё это потом дало основание некоторым политикам и историкам заявлять, будто Суслов или вообще ничего не знал о готовившемся смещении Хрущёва, или присоединился к заговору в самый последний момент.

Читаем книгу сына Хрущёва Сергея «Реформатор»: «В подготовке заговора против отца <Суслов> не участвовал. Когда ему, примерно за неделю до решающего заседания, сообщили о предстоящем смещении Хрущёва, в панике воскликнул: «Будет гражданская война!» Успокоившись и оценив расстановку сил, присоединился к заговорщикам»[275].

По мнению Сергея Хрущёва, во главе заговора стояли Брежнев и Подгорный и примыкавший к ним Полянский, которые опирались на заведующего отделом административных органов ЦК Николая Миронова, имевшего большое влияние на армию, спецслужбы и руководителей региональных обкомов.

Несколько иной точки зрения придерживался работавший в отделе Андропова будущий главный американист нашей страны Георгий Арбатов: «Но из всего, что я знаю и понимаю (сразу оговорюсь, что знаю и понимаю не всё), следует: очень активную роль играл не Брежнев, а более волевой, более напористый Н.В. Подгорный. Не мог «не участвовать» М.А. Суслов»[276]. В чём именно участвовал Суслов, Арбатов не сказал – видимо, не знал.

Кстати, некую поддержку инициаторам смещения Хрущёва оказал его многолетний старший помощник Григорий Шуйский, за что Брежнев сохранил его в аппарате ЦК, дав должность консультанта отдела пропаганды.

От слов к делу заговорщики перешли 12 октября. В тот день из Берлина досрочно в Москву вернулся Брежнев. На аэродроме его встретил Суслов. Два влиятельных деятеля тут же отправились в Кремль. А уже через несколько часов там собрался Президиум ЦК. Тема была одна: «О возникших вопросах по поводу предстоящего пленума ЦК КПСС и разработке перспективного народно-хозяйственного плана на новый период».

Брежнев сообщил, что ЦК забросали письмами по поводу будущего пленума, а членам Президиума ЦК самим многое было неясно. Верхушка посчитала нужным обсудить все проблемы с участием Хрущёва. И Президиум постановил: «Поручить тт. Брежневу, Косыгину, Суслову и Подгорному связаться с т. Хрущёвым по телефону и передать ему настоящее решение с тем, чтобы заседание Президиума ЦК провести 13 октября 1964 г.»[277].

Непосредственно с Хрущёвым разговаривал Брежнев. Вождь сильно артачиться не стал: утром 13‐го он вылетел в Москву и с аэродрома сразу отправился в Кремль на заседание Президиума ЦК.

Открылось это заседание в половине четвёртого. Хрущёв сидел в кресле председательствующего. Но первым слово взял не он, а Брежнев. Заведующий общим отделом ЦК Малин зафиксировал тезисы краткого сообщения Брежнева:

«1. Ставят вопрос секретари: что означает 8‐летка? (Хрущёв предлагал вместо семилетнего планирования перейти к восьмилетнему. – В.О.);

2. О подготовке к Пленуму;

3. О разделении обкомов <на промышленные и сельскохозяйственные>;

4. О частных структурных изменениях;

5. Т<ов>. Хрущёв, не посоветовавшись, выступил на совещании о 8‐летке;

6. Общение стало через записки;

7. Высказаться о положении в Президиуме ЦК;

8. Обращение с товарищами непартийное»[278].

Хрущёв пробовал оправдываться. Но его объяснения мало кого интересовали. Все последующие выступающие – а это Шелест, Воронов, Шелепин, Кириленко, Мазуров, Ефремов и другие партийные бонзы – его только ругали. Не остался в стороне и Суслов. Читаем дневниковые записи участника того заседания Президиума ЦК Петра Шелеста:

«Выступление Суслова М.А. Он начал своё выступление с того, что «в Президиуме ЦК КПСС нет здоровой рабочей обстановки, в практическом проведении в жизнь ленинских норм партийной жизни имеются серьёзные нарушения. Н.С. Хрущёв этого не понимает или не хочет понимать. Создаётся такая обстановка, когда унижается достоинство человека, это разрушает все помыслы «творческой деятельности». Вокруг Н.С. Хрущёва выросла группа подхалимов, льстецов, а он это поощряет, ему это нравится. В газетах, средствах массовой информации и пропаганды процветает культ Хрущёва. В средствах массовой информации извращаются истинная обстановка и положение в партии и стране». (Хотя ради справедливости надо заметить, что «организатором» всей шумихи в газетах и средствах массовой информации и пропаганды являлся не кто иной, как сам Суслов.)»[279].

Обвинениями Хрущёва в создании нового культа Суслов не ограничился. Он припомнил ему и вмешательство в дела партии и государства членов его семьи: «Сигналам придаёте больше <значение>, – от семьи. Семейные выезды. Поездки Аджубея неполезны. Талантливый – <но> торопливость есть, шумиха в печати, самореклама, во внешней политике – апломб».

После этого взбунтовавшаяся партверхушка дала Хрущёву ночь, чтобы ещё раз обдумать своё положение и принять нужное решение – без всякой борьбы, добровольно уйти в отставку. Однако у инициаторов до конца не было уверенности в том, что Хрущёв не попытается апеллировать к оставшимся своим сторонникам и не обратится на радио или телевидение. Не поэтому ли они заранее верных Хрущёву председателя Комитета по радио Харламова и редактора «Правды» Сатюкова на всякий случай отправили в заграничные командировки (в частности, Сатюкова 11 сентября неожиданно для него послали во Францию)?

Не дожидаясь наступления утра и возобновления заседания Президиума ЦК, Брежнев распорядился взять под контроль все главные средства массовой информации. В частности, он дал команду вызвать к нему заместителя заведующего отделом по связям с компартиями соцстран Николая Месяцева, с которым уже провёл необходимую работу заотделом административных органов ЦК. Как Месяцев рассказывал в своей книге «Горизонты моей жизни», он явился к Брежневу в ночь на 14 октября. В кабинете сидели Демичев, Ильичёв, Подгорный и Косыгин. У Брежнева был только один вопрос: кто поедет на Пятницкую улицу помогать Месяцеву принимать управление Радиокомитетом. Подгорный напомнил, что вообще-то пропаганда – это прерогатива Ильичёва, а значит, ему и следовало везти на Пятницкую Месяцева. Ильичёв к этому был готов. (Это к вопросу о том, все ли недавние фавориты Хрущёва готовы были биться за своего бывшего шефа.) Единственное, что уточнил Ильичёв у Брежнева, – продолжать ли упоминать в эфире имя Хрущёва. Ему ответил Демичев: нет. Официально же отстранение Харламова и новое назначение Месяцева было оформлено постановлением Президиума ЦК через день – утром 15 октября.

Перед этим решилась судьба Аджубея. Ему об увольнении из «Известий» Ильичёв сообщил сразу после окончания вечернего заседания Президиума ЦК 13 октября. На его место противники Хрущёва прислали Владимира Степакова, который до этого занимал пост заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС по сельскому хозяйству РСФСР.

Не стали заговорщики торопиться с перестановками лишь в «Правде». На время отсутствия Сатюкова там заправлял первый зам главреда Козев, который тут же изъявил желание присягнуть Брежневу.

Избиение Хрущёва продолжилось на Президиуме ЦК 14 октября в одиннадцать часов. По нему сильно прошлись, в частности, Полянский и Косыгин. Последний поставил Хрущёву в вину создание невыносимых условий для работы членов Президиума ЦК и издевательства над Сусловым (Хрущёв Суслова публично то хвалил, то нещадно ругал).

Кстати, Косыгин в своём выступлении поставил вопрос о необходимости создания в партии должности второго секретаря ЦК. Об этом известно по сохранившимся карточками заведующего Общим отделом ЦК Малина. Очевидно, Косыгин полагал, что пост второго секретаря как раз займёт Суслов.

По другой версии, вопрос о посте второго секретаря поднял Подгорный.

В обед 14 октября Хрущёв смысла держаться за свои посты уже не видел. Наконец он согласился на отставку. Но его и тут унизили. Текст первого заявления о добровольном сложении полномочий ему поднёс для подписи не кто-нибудь, а недавний фаворит Ильичёв, который поспешил присягнуть Брежневу.

Покончив с Хрущёвым и выпроводив бывшего лидера из зала заседаний, цекисты перешли к следующему важному вопросу – делению портфелей. Этим они занимались после обеда около часа. Данную часть обсуждения Малин в свои карточки не занёс. Шелест в книге своих мемуаров утверждал, что на заседании Президиума прозвучали три кандидатуры: Брежнев, Подгорный и Косыгин.

Существует также версия, что первым после ухода с заседания Президиума Хрущёва слово взял Брежнев и выдвинул на пост первого секретаря ЦК Подгорного, который тут же отказался, предложив в свою очередь кандидатуру Брежнева. Можно ли полностью ей доверять?