После этого вторую и третью позиции в руководстве партии стали делить между собой Суслов и Кириленко. Они поочерёдно начали вести заседания Секретариата ЦК, а иногда даже и Политбюро. Однако Брежнев вновь приоритет никому отдавал не стал.
Безусловно, партия, да и вся страна многое бы выиграла, если бы два секретаря ЦК в середине 60‐х годов объединились и образовали крепкий тандем. Но слишком разными оказались эти люди. Жизнь давно уже научила Суслова умерять свои амбиции и публично не лезть на рожон. У него хватало ума в каких-то случаях уходить в тень. А вот Кириленко был совсем другим. Ему очень часто хотелось подчеркнуть свою значимость.
В постсоветское время многие бывшие влиятельные партаппаратчики, а вслед за ними и иные историки стали выставлять Кириленко в роли этакого дурачка, ни черта не смыслившего в политике и экономике и приведшего нашу промышленность к пропасти. Но Кириленко таковым отнюдь не был. Пусть ему не хватало теоретических знаний, в экономике и в особенностях управления промышленностью он неплохо разбирался. У него имелся авторитет в оборонке. Он не был чужаком для армии и, в частности, для влиятельных генеральских кругов. Ему в плюс ставилось также знание специфики разных регионов страны. Он успел поработать на Украине и Урале, а с 1962 года курировал в партии многие вопросы развития России. И кроме того, человек не чурался искусства и литературы и пользовался поддержкой в некоторых художественных кругах.
Вкалывал он – дай бог всем так пахать! Это подчеркнул в беседе с историком Геннадием Марченко много лет проработавший в партаппарате Ричард Косолапов. По его словам, Кириленко был грубоват и не очень образован, но – трудяга. Другое дело, очень сильно его подводила невоспитанность, о чем не преминул упомянуть партаппаратчик Александр Яковлев, который считал Кириленко человеком «полуграмотного, бульдозерного типа». Оставим эту оценку на совести усопшего.
Так вот об амбициях Кириленко. Он, конечно же, стремился к тому, чтобы стать главным заместителем Брежнева в партии. И его претензии касались не только экономики и промышленности, но и идеологии, которая вообще-то считалась зоной влияния Суслова. А как можно было подорвать авторитет Суслова в его вотчине? Видимо, следовало придумать что-то такое, чтобы обнаружилась его никчёмность.
Кириленко действовал разными методами и способами. Он пытался продвинуть в идеологические и международные отделы ЦК своих людей, передавал через голову аппарата Суслова указания партийной прессе, ловил пропагандистов на ошибках. Но успехи были мизерными. Большая часть партаппарата продолжала ориентироваться на Суслова. Значит, сделал Кириленко вывод, следовало реорганизовать аппарат. «Стремясь подорвать позиции второго секретаря М.А. Суслова, – рассказывал в 2020 году Ричард Косолапов, – Кириленко решил реформировать идеологический аппарат ЦК. Летом 1968 г. он внёс в Политбюро записку об улучшении идеологической работы ЦК, которая была разработана специальной комиссией»[292].
Чуть позже Кириленко внёс предложения о реорганизации и экономических отделов ЦК. Ряд новаций Кириленко поддержал секретарь ЦК по кадрам Капитонов. Но главный кадровик партии исходил из того, что в ходе всех реорганизаций существенно бы сократился аппарат, а значит, и уменьшились бы расходы на его содержание. Возможно, повысилась бы и эффективность партийных управленцев.
Однако Суслов сумел убедить Брежнева в несвоевременности предложенных Кириленко новаций. Его главный аргумент сводился к тому, что реорганизация партподразделений с последующими массовыми увольнениями в преддверии готовившегося XXIV партсъезда настроила бы аппарат против верхушки и прежде всего против Брежнева, а это значило, что на съезде к власти могли прийти уже совсем другие люди.
В ходе подковёрной борьбы вскрылся главный недостаток Кириленко – отсутствие стратегического мышления. Неудивительно, что в конце 1968 – начале 1969 года Брежнев всё чаще в делах партии стал опираться на Суслова. Это заметили как в Кремле, так и в регионах. Многие руководители республик и областей, когда приезжали в Москву, старались попасть для решения своих вопросов именно к нему. Хотя нередко испытывали разочарование. Побывавший у него на приеме первый секретарь ЦК Компартии Украины Пётр Шелест записал 31 января 1969 года в своем дневнике: «Ещё раз убедился, что Суслов – человек в футляре: как будто всё понимает, поддакивает, поддерживает, но ничего не решает… Трудно с такими «руководителями» работать, от них всегда можно ждать чего угодно. Неизвестно, когда, но будет предано гласности, чего больше принёс партии такой «деятель», как Суслов, – пользы или вреда. Скорее второго».
Да, Суслов, в отличие от других секретарей ЦК, никого в своём рабочем кабинете с объятиями не встречал. Он действительно часто помалкивал и больше слушал. Но это ничего не значило. Важно, какие Сусловым принимались решения и насколько эти решения были стране и партии полезны. А в этом плане Суслов сильно отличался от многих других обитателей Кремля и Старой площади. «Суслова по сравнению с коллегами по Политбюро и Секретариату, – утверждал Ричард Косолапов, – отличали ум, лаконичность, жестокость, начитанность и интеллигентность, но вовсе не мелочность и суетность» (Свободная мысль. 2020. № 1). Не потому ли Суслов для части ближайшего окружения Брежнева оказался очень и очень неудобен?
Одна из попыток бросить тень на Суслова была сделана в начале 1969 года. Страна праздновала нашу очередную космическую победу. В Кремле готовились встречать возвратившихся из космоса героев. И вдруг при въезде в Боровицкие ворота кто-то обстрелял кортеж машин. Водитель одной из машин погиб, а космонавт Георгий Береговой получил ранение. Стрелком оказался 21‐летний младший лейтенант Виктор Ильин.
Расследованием дела занялся лично новый председатель Комитета госбезопасности Юрий Андропов. Выяснилось, что главной целью стрелка был вовсе не космонавт, а Брежнев. Но наши спецслужбы поменяли порядок прохождения машин, а Ильин этого не знал. Во время допроса Андропов поинтересовался у стрелка, чем ему не угодил Брежнев и кого бы он хотел видеть руководителем страны. «На данный момент, – сообщил Ильин, – люди считают наиболее выдающейся личностью в партии Суслова».
Очень маловероятно, чтобы в столь юном возрасте (ему был всего двадцать один год) самый младший офицер Советской армии был в курсе сложных раскладов «в верхах». А в широких массах Суслов никогда особых симпатий не вызывал. Вся страна знала Брежнева, Подгорного и Косыгина – и только потому, что они были первыми лицами. Значит, кто-то руками Ильина сознательно хотел столкнуть Брежнева и Суслова, посеять у Брежнева недоверие к Суслову и попытаться на этой волне организовать смещение Суслова. А кому это могло быть выгодно? Одни указывали на Андропова, который вел допрос. Однако тогда глава КГБ был очень заинтересован в сохранении Суслова у власти. Ему не хотелось надолго застрять в предбаннике Политбюро. Так что остается предположить, что еще до встречи с Андроповым кто-то нашептал Ильину «правильный» ответ. Кто и в чьих интересах мог запустить подобную версию – тайна сия велика есть.
На беду, застопорились экономические реформы. Кстати, до сих пор не выяснено, инициировал ли их исключительно Косыгин после свержения Хрущёва, или толчок дал Брежнев (не надо думать, что новый генсек был в экономике полным профаном). Экстенсивные способы роста экономики себя почти полностью исчерпали. Надо было быстрей переходить к интенсификации. Но как? У правительства Косыгина имелся соответствующий план. Но люди Косыгина, похоже, не готовы были присягнуть днепропетровским варягам из окружения Брежнева. Возможно, это обстоятельство усилило внутриэлитные конфликты.
Личный секретариат Брежнева и, видимо, прежде всего Георгий Цуканов стали давить на шефа и внушать ему, будто Косыгин себя исчерпал, Суслов – тоже никто и что Брежневу пора всё брать в свои крепкие руки и менять команду. По просьбе Цуканова бывший сотрудник Андропова Александр Бовин осенью 1969 года набросал Брежневу речь для выступления на Декабрьском пленуме ЦК.
Обычно декабрьские пленумы носили во многом формальный характер. На них рассматривались контрольные цифры по экономике на следующий год. Поэтому и основные доклады на этих пленумах делали, как правило, председатель Госплана Николай Байбаков и министр финансов Василий Гарбузов. А потом эти цифры подтверждала сессия Верховного Совета СССР.
Но 15 декабря 1969 года привычный сценарий изменился. После докладов и прений неожиданно для большинства участников пленума слово для заключительной речи взял генсек. Но говорить он стал не о докладах Байбакова и Гарбузова. Акцент был сделан на проблемах в области внешней и внутренней политики. При этом Брежнев вопреки существовавшим неписаным правилам предварительно не стал свою речь согласовывать на Политбюро. А дальше понеслось.
Брежнев бросил много упрёков Госплану. Главное обвинение заключалось в том, будто этот орган работал по старинке и не сумел устранить межотраслевые диспропорции. По мнению генсека, правительство не овладело наукой управления и не научилось пользоваться индустрией информации. А кто в Совете министров курировал эти направления? Первый заместитель Косыгина Кирилл Мазуров, переведённый из Минска в Москву в 1965 году. Отдельно Брежнев остановился на вопиющих провалах в сельском хозяйстве. В Совете Министров за этот участок отвечал член Политбюро Полянский, тот самый, который осенью 1964 года очень активно помогал Кремлю сваливать Хрущёва.
Выступление Брежнева произвело эффект разорвавшейся бомбы. После этого следовало ожидать как минимум громкого увольнения председателя Госплана Байбакова, за которым маячили фигуры Косыгина, Мазурова и Полянского.
Парадокс заключался в том, что Брежнев (а точнее, те, кто готовил ему эту речь) во многом был прав. Но ведь и Косыгин с Мазуровым и Байбаковым тоже считали, что надо быстрей осуществлять экономическую реформу и менять подходы к управлению экономикой. Разница была в методах и способах достижения поставленных целей. Тут следовало не громить Госплан, а совместными усилиями искать приемлемые компромиссы. А Брежнев под давлением своего личного секретариата, похоже, решил поиграть мускулами. Уловив это, Косыгин тоже закусил удила. Но пошло ли это на пользу общему делу?