Кто-то должен был, исходя исключительно из государственных интересов, снять возникшее напряжение и разрешить непростую конфликтную ситуацию. Но одни не имели должного статуса, чтобы предлагать решения генсеку или председателю правительства, а другие предпочли занять выжидательную позицию. Реально в ситуацию могли вмешаться, видимо, Суслов, Кириленко, Подгорный, ну, может быть, ещё два-три человека. Никто этого не сделал.
Нападки на Косыгина наложились на другое событие: через несколько дней наступало 90‐летие со дня рождения Сталина. А Кремль всё никак не мог определиться, отмечать эту дату или замолчать. Партаппарат по этому вопросу внёс предложение ещё 31 октября 1969 года. Завотделом пропаганды ЦК В. Степаков, директор Института марксизма-ленинизма П. Федосеев и зам. завотделом науки и учебных заведений ЦК Е. Чехарин полагали, что игнорирование этой даты газетами могло бы дать повод для различных ненужных инсинуаций, и советовали подготовить взвешенную статью для «Правды». Такое же мнение сложилось у Суслова. Он полагал, что замалчивание юбилея Сталина породило бы множество ненужных слухов. Народ мог расценить это как проявление трусости.
По поручению Суслова люди Поспелова из Института марксизма-ленинизма сочинили о Сталине 12‐страничный текст, который заранее был разослан всем членам партийного руководства. Однако обсудить его у обитателей Кремля всё не хватало времени. Возможность появилась только 17 декабря во время перерыва на сессии Верховного Совета СССР, которая, кстати, должна была утвердить контрольные цифры развития страны на 1970 год.
Брежнев думал, что на всё про всё понадобится 5—10 минут. Но дело затянулось. Возникла бурная дискуссия. Открыл её Суслов:
«Я считаю, что такую статью ждут в нашей стране вообще, не говоря о том, что в Грузии особенно ждут. Нам, очевидно, не нужно широко отмечать 90‐летие и вообще никаких иных мероприятий проводить, кроме статьи, но статью дать надо, тем более что вы помните, что в связи с 80‐летием или вскоре после этого (я не помню) была передовая «Правды», и тогда все успокоились, всё встало на свои места.
Мне кажется, молчать совершенно сейчас нельзя. Будет расценено неправильно, скажут, что ЦК боится высказать открыто своё мнение по этому вопросу.
На мой взгляд, тот вариант статьи, который разослан, в целом подходящий. Он говорит и о положительной работе Сталина, и о его ошибках. Говорится это в соответствии с известным решением ЦК КПСС. Если что-либо нужно привести в соответствие с этим решением, нужно об этом подумать. Я думаю, что нас правильно поймут все, в том числе и интеллигенция, о которой здесь некоторые товарищи упоминали. Неправильно могут понять Солженицын и ему подобные, а здоровая часть интеллигенции (а её большинство) поймёт правильно. Нам не нужно обелять Сталина. Сейчас в этом нет никакой нужды, но объективно, в соответствии с уже известным всем решением ЦК, надо сказать»[293].
Суслову решительно возразил Подгорный. В его понимании Сталин был исчадием ада, поэтому ни о какой статье, даже весьма умеренной, он и слышать не хотел. Категорически против того, чтобы как-либо отметить юбилей Сталина, выступили также Пельше, Кириленко и Пономарёв. За публикацию высказались Косыгин, Устинов, Воронов, Шелест, Кунаев, Рашидов, Андропов, Капитонов, Шелепин, Машеров, Гришин и Мазуров. Одни ограничились одной-двумя короткими фразами, не приводя аргументов (тем самым они как бы давали понять, что лично у них весьма сдержанное отношение к Сталину), другие же отыскивали всё новые и новые доводы в пользу публикации в «Правде» специальной статьи о Сталине. Яростнее других агитировали за материал Шелепин, Машеров и Мазуров. «Я, – заявил Машеров, – совершенно однозначно и без колебаний считаю, что статью, безусловно, нужно дать в том духе, как говорили здесь товарищи. Народ примет <её> хорошо. Отсутствие статьи вызовет много разных недоумённых вопросов». Мазуров пошёл ещё дальше и добавил, что надо обязательно установить бюст на могиле Сталина.
В общем, Политбюро раскололось. Такой разнобой в мнениях сильно встревожил Брежнева. Он стал искать компромисс. Позиция генсека свелась к тому, чтобы найти примиряющее всех начало. «Если мы дадим статью, – заметил Брежнев, – то будет каждому ясно, что мы не боимся прямо и ясно сказать правду о Сталине, указать то место, какое он занимал в истории, чтобы не думали люди, что освещение этого вопроса в мемуарах отдельных маршалов, генералов меняет линию Центрального Комитета партии. Вот эта линия и будет высказана в этой статье».
В итоге Политбюро поручило Суслову, Андропову, Демичеву, Капитонову и Пономарёву доработать текст статьи. Сам материал появился в «Правде» 21 декабря 1969 года. Но из двенадцати первоначальных страниц в нём осталось лишь пять. То есть объём статьи сократился в два с половиной раза. А через год власть пошла и на установление бюста на могиле Сталина.
Чем же закончился скандал с правительством и Госпланом? Неожиданно он получил новое продолжение. Одно время ходили слухи, что сразу после состоявшегося в декабре 1969 года пленума ЦК три члена Политбюро встали в оппозицию к Брежневу. Якобы Мазуров, Шелепин и Суслов направили в Кремль записку с осуждением речи генсека и со своим видением того, как развиваться стране. Вроде бы три члена Политбюро высказались за созыв нового пленума ЦК, с тем чтобы поставить вопрос о смене руководства страны, и в этом их якобы поддержали ещё три члена Политбюро. А распространял эти слухи известный на Западе диссидент Рой Медведев, который, как впоследствии выяснилось, имел связи с начальником ведавшего идеологией 5-го управления КГБ генералом Филиппом Бобковым. К слову, в 1991 году Медведев повторил эти слухи уже в письменной форме – в своей книге о Брежневе «Личность и эпоха».
Кстати, в том же 91‐м году эти слухи журналисты попросили прокомментировать бывшего председателя правительства России Геннадия Воронова, а он тоже одно время состоял в Политбюро. И что ответил этот ветеран советской политики? «Лично мне, – признался он, – ничего об этом известно не было. Да и была ли подобная докладная записка? Сомневаюсь. И время было уже упущено. И Суслов не мог стать в таком деле инициатором. И Мазуров навряд ли способен был на такую активность»[294].
Действительно, до сих пор ни в одном архиве записка трёх членов Политбюро с выражением их несогласия по поводу прозвучавших в декабре 1969 года оценок Брежнева не найдена. Но значит ли это, что Медведев или сам был сознательно введён в заблуждение своими кураторами с Лубянки, или всё выдумал? Конечно, такие варианты исключать нельзя. Но вполне возможно и другое. Во-первых, три члена Политбюро могли в какой-то момент отозвать свою записку и уничтожить её. А во-вторых, у нас до сих пор многие материалы, касающиеся Политбюро, не рассекречены и, соответственно, исследователям не доступны.
Важно понять другое. Могли в принципе члены Политбюро открыто возмутиться речью генсека и в письменной форме сообщить в Политбюро свои возражения, то есть решиться на бунт против руководителя партии? Было ли это в конце 1960‐х годов реально, или любое несогласие с позицией нового вождя автоматически вело к выметанию смельчака из коридоров власти? А если некий бунт всё же имел место, то действительно ли инициатива исходила от Мазурова, Шелепина и Суслова? Фигуры слишком разные, не говоря уже о многолетней чрезмерной осторожности Суслова. Допустим, наконец, что три члена Политбюро выступили против Брежнева. Но тогда почему никто из них после победы генсека не был тут же отправлен на пенсию или директором какого-нибудь заводишки в далёкую Читу?
Не исключено, что речь Брежнева на Декабрьском пленуме действительно вызвала в Политбюро некие разногласия, но явно не раскол. Все споры, если они имели место, велись в узком кругу, носили исключительно рабочий характер, не преследовали цели покуситься на авторитет первого лица и уж тем более не ставили задачу подорвать позиции Брежнева в партии и стране. Однако, похоже, кому-то в Кремле очень не терпелось столкнуть генсека с Политбюро и раздуть возможные мелкие разногласия в высшем руководстве до вселенских масштабов. На что делался расчёт? Подозрительный Брежнев не смирился бы с появлением в Политбюро какой-либо оппозиции и попробовал бы всех протестантов из власти убрать, а там уж кто кого: Брежнев выдавит раскольников или те одолеют генсека и приведут в Кремль новую фигуру.
По Рою Медведеву, Брежнев, будучи опытнейшим интриганом, вновь всех переиграл. Якобы, получив записку трёх членов Политбюро, он тут же отправился в Белоруссию на военные учения «Двина», которые проводил недавно назначенный министром обороны СССР маршал Гречко. В отношении военных учений – тут всё верно. Они действительно имели место. А вот просил ли Брежнев у Гречко помощи и, если попросил, пообещал ли маршал ему поддержку армии (как в 1957 году другой маршал – Жуков) – эти вопросы пока остаются без ответов.
К слову, Брежнев, по версии Роя Медведева, после возвращения с военных учений в Москву созывать пленум ЦК для обсуждения каких-либо записок членов Политбюро не стал. В этом никакой надобности не было.
А теперь отодвинем в сторону версии Роя Медведева. Поговорим о конкретных фактах. А они таковы, что начиная с весны 1970 года Запад периодически запускал слухи о грядущих в Москве отставках и эти слухи охотно публиковала иностранная печать. Это уже в наше время подтвердила немецкая исследовательница, профессор Бременского университета Сюзанна Шаттенберг. Читаем выпущенный в 2018 году русский перевод её политической биографии Брежнева: «…в апреле 1970 г. «секретный канал», установленный между Западной Германией и Москвой, сообщал в Бонн, что в недалёком будущем вероятно исключение из Политбюро Суслова, Подгорного, Шелепина и Косыгина. Слухи о кризисе в руководящей тройке распространялись и в Париже»[295]