<…> Краснодарского крайкома (т. Медунов), а также т. Золотухину, так как он долго там работал и проводил основную работу»[335].
Чуть позже Брежнев отправился в Новороссийск вручать городу звезду Героя. Медунов не отходил от генсека ни на шаг. Брежнев был очень впечатлён и, как говорили, решил приблизить хозяина Кубани. В итоге у Медунова появился дополнительный мощный ресурс для решения экономических проблем Краснодарского края – и своих собственных.
М.А. Суслов зачитывает текст о награждении Л.И. Брежнева орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда». 1981 г. [РИА «Новости»]
Бурная активность краснодарского руководителя сильно раздражала соседей-ставропольцев и их покровителей в Москве. Опасаясь усиления позиций Медунова, 4 апреля 1978 года на Секретариате ЦК КПСС о нем заговорил Кулаков, руководивший Ставропольской парторганизацией прежде, чем стать секретарём ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Он сообщил, что на Медунова поступило очень много жалоб. Однако ведущиий заседание Секретариата ЦК Суслов обсуждать проблему не захотел под весьма странным предлогом: «Я плохо знаю т. Медунова, хотя был на отдыхе в Сочи, но встретился с ним только на аэродроме. Он приезжал провожать меня. Надо с ним, очевидно, серьёзно поговорить»[336].
При вручении знака «50 лет в рядах КПСС» Л.И. Брежневу. 29 октября 1981 г. [РГАНИ]
На это Капитонов заметил, что с Медуновым уже беседовал, «но он пока что плохо воспринимает те замечания». Соломенцев подтвердил, что Медунов «неправильно ведёт». И все же Суслов настоял на том, чтобы секретари ЦК с Медуновым ещё раз поговорили. Можно предположить, что Суслов занял выжидательную позицию не только из-за того, что к Медунову благоволил Брежнев, но из нежелания усилить ставропольский клан.
Стоит добавить, что ни Кулаков, ни кто-либо другой не смог на Секретариате ЦК предъявить Медунову обвинения в каких-либо злоупотреблениях и тем более в коррупции. Всё упиралось в основном в сложный характер Медунова. Кстати, кто из руководства Кубани жаловался в Москву на Медунова, потом, как правило, покидал Кубань с повышением в должности.
А через несколько месяцев после Секретариата ЦК Кулаков вдруг умер. Его смерть до сих пор вызывает много вопросов. Новым секретарём ЦК по сельскому хозяйству стал руководитель Ставрополья Михаил Горбачёв. Похоже, он и его покровители оказались очень мстительными людьми и решили Медунова всё-таки проучить. Нужен был только повод.
На Медунова стали усиленно искать компромат, но во взяточничестве его никто уличить не смог. И тогда началась плотная работа по районным руководителям Кубани. Особенно много компромата правоохранители накопали на секретаря Сочинского горкома партии Мёрзлого. Медунов сразу догадался, что кто-то в верхах решил использовать дело Мёрзлого исключительно против него. Защищаясь, он обвинил прокуратуру в незаконных действиях с Мёрзлым. И эта тактика сработала. Летом 1981 года отдел оргпартработы, отдел административных органов ЦК и Комитет партконтроля при ЦК внесли записку «о результатах проверки компрометирующих материалов на секретаря Сочинского горкома партии т. Мёрзлого А.Т.». Эта записка 16 июня 1981 года была рассмотрена на заседании Секретариата ЦК.
Открывая на Секретариате обсуждение этого вопроса, Суслов отметил: «Прокуратура должна довести следствие до конца, виновных нужно наказать. При проверке выявились факты неправильных действий отдельных работников прокуратуры. Надо поправить. Что касается т. Мёрзлого, то им были допущены ошибки и Краснодарский крайком рассмотрел этот вопрос»[337].
Медунов, видимо, воспринял вступительное слово Суслова как поддержку и перешёл на секретариате ЦК в наступление, попытавшись вывести Мёрзлого из-под удара и сделать главными обвиняемыми прокуроров. Впрочем, ветер со Ставрополья оказался сильнее. Уже через год его всё-таки из Краснодара убрали на пост заместителя в одном из третьеразрядных союзных министерств.
Проблемы с законом во многих районах Ставрополья имелись ничуть не меньшие, чем на Кубани. И там находилось немало взяточников. Но Москва о них не шумела и слухам о них ходу не давала. Не ставила она районных взяточников в вину и краевому руководству. А вот на Медунова Центр хотел повесить всех собак.
Чем же можно было объяснить эти двойные стандарты? Только одним – борьбой за власть и конкуренцией. Андропову, который уже тогда исподволь примеривался к креслу генсека, был более удобен Горбачёв. Медунов же представлял серьёзную угрозу, помешав на каком-то этапе реализации амбициозных планов Андропова. Случись что, руководители многих регионов могли бы пойти за Медуновым, а не за людьми из команды Андропова.
И вот здесь возникает вопрос о влиянии Суслова во второй половине 70‐х – начале 80‐х годов. Факты говорят о том, что после XXV партсъезда в высших эшелонах власти резко усилилась подковёрная борьба, связанная с ухудшением состояния Брежнева. В новом раунде резко возросла роль давнего и очень преданного соратника Брежнева – Константина Черненко, в чьих руках находился общий отдел ЦК. К нему сходились все нити управления партией, и не зря он в 1976–1978 годах получил два новых статуса: секретаря ЦК и члена Политбюро. С одной стороны, Черненко по-прежнему оставался глазами и ушами стремительно дряхлеющего Брежнева в аппарате ЦК – и не только (на него во многих вопросах замыкались и все региональные обкомы). А с другой – он был весьма здравомыслящим человеком и понимал, что надо исподволь искать смену старикам хотя бы в ближайшем окружении генсека.
А.Н. Косыгин, Л.И. Брежнев и М.А. Суслов на трибуне Мавзолея. 1978 г. [РИА «Новости»]
Всё шло к формированию в Кремле новых альянсов, а Суслову места в них уже не находилось. В конце 70‐х годов образовался триумвират Андропов – Устинов – Громыко, который очень быстро стал теснить Кириленко. А с другой стороны, активизировался Черненко. По сути, он приступил к формированию собственного центра силы. Черненко ещё не мог совсем отодвинуть Суслова в сторону, но он уже брал на себя смелость решать, какие важные документы Суслову показывать, а в какие не посвящать. Он же навязал Старой площади сначала нового завотделом пропаганды ЦК Евгения Тяжельникова, а потом очень поддержал и перевод из Ставрополя в Москву на пост секретаря ЦК Михаила Горбачёва.
Видел ли всё это Суслов и понимал ли, что в Кремле окрепли силы, заинтересованные в его ослаблении? Безусловно, да. Летом 1978 года его очень встревожила неожиданная смерть одного из членов Политбюро – Фёдора Кулакова, который в начале 60‐х годов руководил Ставропольем (а этот край ещё с 40‐х годов входил в зону интересов Суслова).
Кстати, именно в Ставрополье в 1964 году часть недовольной Хрущёвым партэлиты обсуждала детали готовившегося процесса по его смещению, а готовил базу для этих обсуждений как раз Кулаков. После же прихода к власти Брежнева он был переведён в Москву в центральный партаппарат и стал курировать сельское хозяйство. К этому направлению работы ещё с конца 30‐х годов проявлял интерес Суслов. Оказавшись в столице, Кулаков сразу повёл себя чересчур самостоятельно, чем быстро нажил себе немало влиятельных врагов. Ему бы следовало в чём-то поумерить свой пыл. Но куда там!
У многих в партаппарате сложилось впечатление, что Кулаков некогда получил у кого-то карт-бланш. Возникло даже мнение, что его положение в верхах сильно упрочил могущественный заведующий общим отделом ЦК Черненко, с которым Кулаков вместе в середине войны работал в Пензе. Так это или нет, но после XXV партсъезда у Кулакова всё чаще стали проявляться вождистские амбиции. Это заметили на Западе. Выходившая в Югославии газета «Борба» дала статью, в которой указывала на Кулакова как на возможного преемника дряхлеющего Брежнева (кстати, если бы Кулаков в середине 70‐х годов действительно заменил Брежнева, это был бы не худший для страны и партии вариант, а может, и лучший). После этого Кулакову мгновенно была устроена обструкция в верхах. Сначала его легонечко пропесочили на пленуме ЦК за нехватку в стране зерна. Часть партверхушки попыталась сформировать мнение, будто именно Кулаков окончательно добил сельское хозяйство. Хотя добивали это хозяйство совсем другие командиры, а он-то как раз всё делал, чтобы вытащить отрасль из трясины. А потом Кулакова вызвал к себе больной Брежнев и закатил ему истерику: мол, правда ли это, что тот метит на место генсека.
После приёма у Брежнева Кулаков, по официальной версии, уехал на дачу, поссорился с семьёй, выпил, а потом у него случился паралич сердца. По неофициальной версии, Кулакову кто-то все же помог уйти на небеса.
Кстати, на похороны Кулакова не явились ни Брежнев, ни Суслов, ни многие другие кремлёвские старцы. От Политбюро присутствовал один лишь Кириленко, чей политический вес к тому времени стал стремительно снижаться. Но на похоронах засветился прилетевший из Ставрополя Горбачёв. Случайно ли?
Не будем сейчас выстраивать конспирологические версии. Тут очевидно другое. Внезапная смерть Кулакова означала переход подковёрной в Кремле борьбы за высшую власть на новую стадию. Страна и партия лишились одного из главных конкурентов на место дряхлеющего генсека.
А что Суслов? Помогать усаживать кого попало в кресло генсека он не желал. Достойного преемника, как и достойных людей, которые были бы в состоянии привести в Кремль нового полезного обществу лидера, ещё только предстояло выбрать и подготовить. Суслов, видимо, рассчитывал, что ему удастся присмотреть потенциального лидера в новом поколении, чтобы сделать на него ставку. Ему казалось, что на этом поле он сможет переиграть и новый триумвират, и того же Черненко. Но чтобы его самого раньше времени кто-то не вышиб из седла, Суслов продолжил действовать с большой оглядкой и чрезвычайной осторожностью. Возможно, в этом и заключался один из его просчётов.