Тактика, которая годилась после смерти Сталина, во многом исчерпала себя в эпоху позднего Брежнева. Надо было, видимо, переходить к решительному натиску. Но Суслов боялся повторить участь Кулакова, смелости ему не хватило. Этим воспользовались новые группировки в Политбюро, которые исподволь стали отодвигать его в сторону и не подпускать к принятию ключевых решений. Хотя формально Суслов продолжал считаться вторым в партии человеком.
Глава 20Самый читающий член Политбюро
Брежневское Политбюро было последним в истории высшим органом, в котором все без исключения много читали, хорошо знали русскую классику и внимательно следили за текущим литературным процессом. Подчеркну: читала вся верхушка, а не только главные идеологи и пропагандисты. Литературой интересовались и Брежнев, и Косыгин, и Кириленко, и много кто ещё. Ну а Суслову быть в курсе всего, происходившего в писательском сообществе, как говорится, сам бог велел.
Однако в историографии сложилось устойчивое мнение, будто Суслов много лет только закручивал в культуре гайки и не допускал никакого свободомыслия. Ему до сих пор припоминают контроль над делом Синявского и Даниэля, участие в травле «Нового мира» времён Твардовского, преследования Войновича, Максимова и других диссидентов…
Нет спора: Суслов ангелом никогда не был. Он отстаивал в искусстве идеологическую чистку, боролся с крамолой, кого-то зажимал и даже запрещал. Но и всех собак вешать на него не стоит. Суслов умел быть гибким, учитывать интересы всех элитных групп и чувствовать эпоху. А уж для писательского сообщества он сделал очень и очень много.
Вот факты. Осенью 1965 года руководство Союза писателей СССР, готовясь к четвёртому писательскому съезду, сообщило в Кремль, что одна из ведущих в стране творческих организаций и практически все редакции «толстых» журналов не имели нормальных условий для работы, сидели друг у друга чуть ли не на головах, и, кроме того, большинство литераторов годами не могли добиться жилья, а за свои публикации в периодике получали крохи. Суслов, до этого решивший вопрос о восстановлении дневного отделения в Литературном институте, распорядился создать комиссию, которая бы изучила положение дел в писательском сообществе. Возглавил эту комиссию по его указанию новый первый заместитель председателя советского правительства Мазуров. Под давлением Суслова комиссия подготовила ряд предложений. Первое. Она дала команду взять все литературные издания союзных республик на местные бюджеты. Второе. Она закрепила за издательством «Советский писатель» построенную в Туле типографию. Третье. Было рекомендовано изменить порядок начисления и выплаты пенсий неработающим в советских учреждениях писателям. И четвёртое: правительство перестало возражать против строительства в центре Москвы комплекса зданий Союза писателей площадью 16 тысяч квадратных метров, а также больницы и нового жилого дома для писателей. 8 февраля 1966 года всё это было по инициативе Суслова закреплено в постановлении Секретариата ЦК. Другое дело, что позже руководство Моссовета и правительственные финансисты убедили Косыгина и Мазурова исполнение части поручений перенести на неопределённое время, из-за чего писатели так и не получили современного комплекса административных зданий и собственной больницы.
Другой факт. В середине 60‐х годов Суслов взял под свой контроль вопрос о создании на Лубянском проезде музея Маяковского.
Третья история связана с реформированием «Литературной газеты». Многие до сих пор убеждены, что проект превращения писательской газеты в «толстый» общественно-политический еженедельник – дело рук Александра Чаковского. Это и так, и не совсем так. Конкретный план действительно был составлен Чаковским, которого, к слову, ещё с конца 40‐х годов везде и всюду продвигал прежде всего Суслов. Но кто вбросил идеи и кто соответствующим образом подготовил к принятию этого проекта Кремль? Разве не Суслов?
Суслов хорошо усвоил уроки одного из своих предшественников – Андрея Жданова, который ещё в 1947 году разрабатывал по поручению Сталина план превращения ведомственной газеты Союза писателей в трибуну для дискуссий по проблемам развития общества. Он понял, что время изменилось. Запад для продвижения своих идей придумал новые формы печати и создал сеть газет большого объёма широкого культурно-политического профиля. И почему что-то из опыта англичан или французов и нам бы не позаимствовать?
В 1965 году Суслов своими мыслями на этот счёт поделился с Александром Чаковским. Почему он выделил именно этого писателя? Только потому, что тот уже третий год редактировал «Литературную газету» (а все перемены затевались как раз на базе «Литературки»)? А что – не подходил прозаик Даниил Краминов, создавший, по сути, с нуля пропагандистский еженедельник «За рубежом»? Или не годился бывший дипломат Савва Дангулов? К тому же Чаковский по большому счёту никаким художником не являлся (писал он на средненьком уровне).
Но у Суслова имелись свои расчёты. Чаковский ещё с конца 40‐х годов не раз выполнял деликатные поручения ЦК. Он много ездил по Западу и устанавливал контакты с прогрессивными деятелями культуры. Благодаря наработанным связям Чаковский стал в Европе заметной фигурой. Это первое. И второе. Чаковский уже успел показать себя умелым организатором. Созданный в 1955 году при его участии журнал «Иностранная литература» довольно-таки быстро превратился, как говорится, в очень вкусную конфетку, спрос на которую порой превышал спрос на «Новый мир».
Уже в декабре 1965 года Чаковский представил новую концепцию «Литературной газеты». Однако в аппарате ЦК мнения разделились. Дебаты растянулись на полгода. Против существенного увеличения объёма газеты и расширения её тематики выступили новый председатель Комитета партконтроля Пельше и секретарь ЦК по международным делам Пономарёв. Суслов вынужден был надавить на плохо поддававшихся уговорам коллег.
Стартовал новый проект в январе 1967 года. Через обновлённую «Литературку» тут же начали пропускаться материалы по самым острым темам: коррупции, провалам в промышленности, адаптации отбывших тюремные сроки преступников… И Суслов взял за правило самые злободневные статьи выносить на рассмотрение в Секретариате ЦК.
В последующем Суслов поддержал планы по созданию нового издательства для писателей России и журналов «Аврора» и «Литературное обозрение», а также по возобновлению «Литературной учёбы». Хотя это оказалось не так-то просто. И не только из-за идеологических споров. Страна тогда испытывала острую нехватку бумаги и не имела свободных полиграфических мощностей.
Как главный идеолог страны Суслов где-то лично инициировал принятие серьёзных постановлений партии, которые впрямую затрагивали интересы писательского сообщества. Где-то готовил часть документов по поручению Брежнева. В частности, при его участии в конце 60‐х годов было утверждено постановление о распределении зон ответственности органов печати за публикуемые произведения, запрещавшие редакторам ссылаться на мнение цензуры. Потом появились постановления о развитии детской литературы и о литературно-художественной критике. А затем вышел документ о работе с творческой молодёжью.
Правда, не все перечисленные документы готовились и принимались беспроблемно, чуть ли не с ходу. Сколько возни было с постановлением о критике. То, что серьёзная критика почти исчезла, видели все. У нас не принято было писать в газетах и журналах о недостатках в книгах литературных генералов. С другой стороны, замалчивались лучшие вещи Бондарева и Солоухина. Очень невнятно рассказывала наша печать и о диссидентах. Осенью 1969 года Отдел культуры ЦК предложил воссоздать существовавший до войны журнал «Литературная критика», усилить критико-библиографические отделы в газетах и расширить функции Института истории искусств. Но подготовленный проект постановления ЦК по разным причинам не понравился члену Политбюро ЦК Кириленко и секретарю ЦК Пономарёву. Это потом стали известны мотивы Кириленко. Воспользовавшись отпуском Суслова, он захотел главного партийного идеологи в его отсутствие уколоть. И постановление о критике было принято лишь через несколько лет (кстати, во исполнение его потом был учреждён и новый журнал «Литературное обозрение»).
В начале 70‐х годов Суслов инициировал создание ВААП. Это агентство в том числе должно было заняться пропагандой книг советских писателей за рубежом. Любопытная история вышла с выбором первого руководителя для этой организации. Кадровики предложили назначить председателем правления ВААП Фомичёва. Суслов знал этого аппаратчика. Он одно время работал в курируемом Сусловым Агитпропе ЦК, потом его заметил и взял к себе помощником другой секретарь ЦК – Фрол Козлов. После смерти Козлова ему подыскали работу сначала в Комитете по печати, а затем в Главлите. Серьёзных претензий к Фомичёву не было. Правда, людей из окружения Суслова смущало, что Фомичёв приятельствовал с первым заместителем заведующего общим отделом ЦК Боголюбовым и пользовался поддержкой Черненко. Но Суслов отвёл внесённую на пост руководителя ВААП кандидатуру Фомичёва по другим мотивам. Он сказал, что Запад может поднять шум: мол, советские цензоры совсем обнаглели и захватили в сфере пропаганды все ключевые позиции. По его настоянию на новое агентство по авторским правам был переброшен из газеты «Комсомольская правда» Борис Панкин, позиционировавший себя как ведущий литературный критик страны.
Кстати, о кадрах. Суслов придавал огромнейшее значение расстановке кадров в идеологических учреждениях и творческих союзов. Писательское сообщество не было исключением. Это он в 1959 году способствовал возвышению Константина Федина. К слову, сам Федин не очень-то стремился к тому, чтобы возглавить Союз писателей СССР вместо комсомольского поэта Алексея Суркова. У него уже всё имелось: слава, деньги, звание академика. К чему лишние хлопоты? Это больше нужно было Кремлю. Во-первых, Федин оставался популярен в Европе (имена других литгенералов типа Георгия Маркова или Сергея Сартакова Запад даже не слышал, а Сергея Михалкова знал, но не читал). Во-вторых, он был беспартиен, что позволяло нашим властям утверждать, что у нас и не члены партии играли в жизни общества немаленькую роль. Короче, Федин предполагался на роль вывески. А всей текучкой могли бы заниматься разные функционеры (скажем, в помощь тому же Федину Кремль потом отрядил опытного партийного комиссара Воронкова).