Федин пробарствовал в Союзе писателей почти два десятилетия. Но когда он умер, в либеральной среде возникла идея на первую роль в писательском сообществе выдвинуть Константина Симонова. Публично озвучил эту мысль Евгений Евтушенко. У этой инициативы тут же нашлись сторонники в окружении Брежнева и прежде всего помощники генсека Александров-Агентов и Самотейкин. Но всё на корню зарубил Суслов. А почему? Он не забыл, кто в 1948–1949 годах спровоцировал Кремль на кампанию против космополитов. Это был как раз Симонов. Пользовавшийся благосклонностью самого Сталина, он решил подвинуть Фадеева и усесться в кресло генсека Союза советских писателей, сделав ставку на либеральное крыло в этой творческой организации. В ответ консолидировалось другое крыло Союза писателей и началась драчка. А дальше начались поиски и проклятия в адрес космополитов. Суслов считал Симонова повинным и в громких скандалах в 1956–1958 годах с Пастернаком. По его мнению, Симонов как редактор «Нового мира» мог всё уладить в нужном Кремлю духе с романом «Доктор Живаго» без участия ЦК, но писатель крепко подставил партверхушку. И теперь Суслов опасался, что Симонов, возглавив Союз писателей, вновь столкнет разные литературные группировки друг с другом. Поэтому он предпочёл первую роль в Союзе писателей после смерти Федина доверить бесцветному, но очень преданному ему Георгию Маркову, который уже давно работал в тандеме с партийным комиссаром по имени Юрий Верченко.
Суслову также небезразлично было, кто руководил «толстыми» журналами. Он никогда не имел принципиальных возражений ни против Твардовского в «Новом мире», ни против Бориса Полевого в «Юности», ни против Всеволода Кочетова в «Октябре». Ему не нужно было, чтобы все издания выглядели на одно лицо. По его мнению, каждый журнал имел право на свою редакционную политику и на формирование круга авторов. Поэтому где-то преобладала сельская тематика, где-то героика труда, где-то проблемы маленького человека. Суслов не возражал, чтобы журналы спорили друг с другом.
Но что было недопустимо ни при каких обстоятельствах – это расшатывание идейных основ государства, выпады против партии и страны, оплёвывание национальных святынь. И до тех пор пока эти неписаные правила соблюдались, Суслов не позволял партаппарату сильно замахиваться ни на одного из редакторов.
Вспомним, как летом 1968 года Кириленко, воспользовавшись отпуском Суслова, собрался уволить Твардовского и уже даже назначил в «Новый мир» Вадима Кожевникова. Суслов, как только вышел на работу, своей властью отменил уже состоявшееся решение и распорядился оставить Твардовского в покое.
Когда и почему поэта подтолкнули к уходу из журнала? В конце 1969 года после появления на Западе его поэмы «По праву памяти». Твардовский нарушил неписаное правило, неофициально принятое после процесса над Синявским и Даниэлем: ни строчки не передавать за рубеж без санкции Кремля или Главлита. За это он и лишился журнала.
Отставка Твардовского нарушила годами поддерживавшийся баланс в литературных группировках. Получалось, что власть вольно или невольно обезглавила ведущее издание. У народа могло сложиться впечатление, что Кремль сделал выбор в пользу почвенников и другие литературные течения ни приветствоваться, ни поддерживаться больше не будут. А это не отвечало интересам Старой площади. Чтобы уравновесить все группировки, Кремль пошёл на удаление из соперничавшей с «Новым миром» «Молодой гвардии» Анатолия Никонова. А на кого заменили Никонова? На либерала? Нет. В журнал прислали из аппарата ЦК литературного критика почвеннического направления Феликса Овчаренко, а когда тот умер, в кресло главреда молодёжного журнала был посажен патриот Анатолий Иванов. То есть баланс поддерживался.
Это не значило, что главный партийный идеолог сам ничего не запрещал и все готовившиеся к публикациям вещи одобрял. В архивах сохранилось немало журнальных вёрсток с его пометами. В частности, много подчёркиваний Суслова оказалось в свёрстанных редакцией журнала «Дружба народов» главах романа Олеся Гончара «Собор». И кстати, «Собор» в итоге в печать так и не был пропущен. Немало замечаний вызвала у Суслова и поэма «Братская ГЭС» Евгения Евтушенко, которую заверстал в один из номеров журнал «Юность». Другое дело, что Суслов после внесения некоторых правок в текст поэмы не возражал против ее публикации.
Правда, о некоторых важных вещах Суслов узнавал уже после их обнародования. Так было, скажем, с романом Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?». Она появилась в 1969 году в «Октябре». Суслов считал, что писатель перебрал и сгустил краски. Он считал вредным любой радикализм. Однако менять Кочетова на посту редактора журнала не позволил.
Подчеркну: Суслов очень не любил крайности. Именно поэтому он в своё время отвернулся от Ивана Шевцова, проталкивавшего свой скандальный роман «Тля». А позже главный идеолог не поддержал и Михаила Шолохова, который написал в ЦК, что русская культура оказалась в угнетённом состоянии.
Здесь стоило бы признать. Вообще-то писатели в своих обращениях в ЦК очень редко поднимали темы общенационального звучания. Многих занимали куда более приземлённые вопросы – гонораров, жилья, дач, зарубежных командировок. А они, эти вопросы имущественного и финансового характеров, как правило, входили в зону ответственности прежде всего правительства и местных органов власти. Однако без указаний Кремля хозяйственники не торопились идти писателям навстречу. Так что и здесь Суслову приходилось вмешиваться.
Показательна в этом плане следующая история. Летом 1970 года бессменный министр финансов СССР Гарбузов, готовя бюджет 1971 года, дал министерствам указания сократить многие расходные статьи. В частности, он покусился на гонорары писателей. Первым забил тревогу новый председатель Союза писателей России Сергей Михалков. Он тут же попросил у Суслова личного приёма. «Дядя Стёпа» напомнил матёрому партийному деятелю, какую роль в воспитании молодёжи играло художественное слово. А тут финансисты собрались экономить на писателях.
Суслов запросил у профильных отделов ЦК справки. 12 ноября 1970 года ему доложили, что Министерство финансов запланировало снижение в 1971 году выплат гонораров на четыре с половиной миллиона рублей. При этом Комитет по печати ежегодно давал в бюджет 400 миллионов прибыли. Поражённый этими цифрами, Суслов дал указание писателей больше не обижать.
Два слова о льготах. Немало писателей хотели, чтобы после достижения ими определённого возраста власти увеличили бы в разы назначенные им пенсии. В принципе, Суслов был не против, чтобы государство заслуженным авторам ежемесячно приплачивало некие суммы. Однако некоторые литературные генералы не знали меры. В частности, в конце 60‐х годов Николай Тихонов, Леонид Соболев, Леонид Леонов, Алексей Сурков забросали инстанции просьбами установить им персональные пенсии в триста и более рублей (тогда как максимальный размер пенсии в нашей стране составлял 120 рублей).
Суслов был готов пойти навстречу тем художникам, которые после достижения пенсионного возраста оставили все административные посты. Но он был возмущён, когда узнал, что на персоналки в триста и более рублей стали претендовать действующие литературные функционеры. Скажем, Соболев как председатель Союза писателей России ежемесячно получал оклад в размере 500 рублей. И за что ему надо было доплачивать ещё 300 рублей? Неудивительно, что Суслов 13 мая 1969 года необоснованные просьбы Соболева и Тихонова на заседании Секретариата ЦК отклонил.
Очень чувствительными для многих писателей были также вопросы награждения орденами и присуждения правительственных премий. Летом 1974 года до них дошли слухи, что власть в честь 40‐летия создания Союза советских писателей собралась большой группе литераторов присвоить звания Героев Социалистического Труда. Что тут началось! Каждый стал искать подходы к тем или иным членам Политбюро, чтобы через них пробить включение в готовившийся указ своего имени и исключить фамилии недругов.
Вопрос о награждениях был вынесен на рассмотрение Секретариата ЦК 17 сентября 1974 года. Демичев сразу отвёл кандидатуру Анатолия Софронова. Он сказал: «Писатели просят не предлагать т. Софронова, ему предъявляются серьёзные обвинения в стяжательстве»[338]. В свою очередь, Суслов предложил включить в указ Мариэтту Шагинян.
В тот раз Секретариат ЦК не пропустил ни Софронова, ни Шагинян. Суслов решил тогда уступить Демичеву. Своё он взял через несколько лет, когда мнение Демичева уже ничего в Кремле не значило.
Сам же он оставался в гуще событий. Ему писали Валентин Катаев, Сергей Михалков, Борис Полевой, Галина Серебрякова, Мариэтта Шагинян, Илья Эренбург, другие известные деятели культуры. В начале января 1970 года Сергей Смирнов, много лет занимавшийся поисками героев Брестской крепости, поставил перед ЦК вопрос о пересмотре отношения к 2-й ударной армии. Из-за предательства генерала Власова органы власти много лет замалчивали подвиги, совершённые нашими солдатами в районе Мясного Бора. Смирнов писал Суслову:
«Вопрос о том, что в ГлавПУ считают совершенно невозможным упоминание Второй ударной армии мне кажется политически важным. Власов перешёл к врагу практически один, а десятки тысяч воинов – Вторая ударная армия – сражались поистине героически и либо пали в боях в Долине Смерти, либо вырвались частью своих сил из окружения. Мне кажется, что с политической точки зрения, очень важно подчеркнуть героизм воинов Второй ударной – предатель был презренной одиночкой, а советский воин остался советским воином и до конца выполнил долг перед Родиной. Именно так поставлен вопрос в моём рассказе, хотя в нём речь идёт не столько о Второй ударной, сколько о подвиге рабочего Николая Орлова. Получается, что тень одного предателя как бы заслонила в глазах некоторых военных товарищей удивительный героизм и верность присяге со стороны десятков тысяч честных советских людей. И чёрное слово «власовцы» как бы витает над Второй ударной. Хотя не имеет к ней никакого отношения»