А так главным увлечением Суслова всю жизнь были книги. Читая, обязательно делал пометки. Выделял ли Суслов кого-то из современных писателей? Да. Сужу об этом по той почте, которая ему приходила и отложилась в архивах. В 70‐х и в начале 80‐х годов Суслову чаще других писали Валентин Катаев и Мариэтта Шагинян. И далеко не всегда письма этих писателей носили деловой характер. Тот же Катаев очень часто касался личных тем. «Как Ваше здоровье? – писал он Суслову 9 июня 1978 года из Переделкина. – Надеюсь, что хорошо. На своё я не жалуюсь: работаю как молодой, только что вышел 6 номер «Нового мира» с моей новой вещью. Жду отзывов читателей, а на критиков не надеюсь, они меня не жалуют за самыми редкими исключениями.
Записка председателя КГБ Ю.В. Андропова относительно повести В. Катаева «Уже написан Вертер» с указаниями М.А. Суслова. 1980 г. [РГАНИ]
Крепко жму Вашу руку и надеюсь ещё когда-нибудь встретиться лично»[348].
По сохранившимся в архивах письмам видно, что Катаев и Суслов, безусловно, друг другу симпатизировали.
Не чурался Суслов и общения с художниками. Точно известно, что в 70‐х годах он несколько раз позировал Илье Глазунову, а также помогал живописцу в организации его персональных выставок, получении званий и в выпусках альбомов. И художник был ему за всё это очень благодарен. 19 июня 1980 года он телеграфировал: «Глубокоуважаемый дорогой Михаил Андреевич! От всего сердца благодарю Вас за участие в моей судьбе русского советского художника. Благодарю Вас за высокую оценку моего скромного труда. Эта высокая награда окрыляет меня как художника и гражданина и обязывает ещё активнее работать на благо нашей великой родины. Спасибо Вам за всё доброе. Ваш искренне Илья Глазунов, народный художник СССР»[349].
Очень благодарен был Суслову и Александр Шилов. Осенью 1980 года он подарил ему свой альбом. В ответ Суслов написал: «Впечатление – прекрасное. Радует яркая, тёплая, сочная жизненность Ваших произведений»[350].
Впрочем, связи Суслова с деятелями искусства никогда не афишировались.
Глава 22Между ЦК и ЦКБ
Когда стал сдавать Суслов? Видимо, тревожные симптомы проявились летом 1975 года. Начальник Четвёртого Главного управления Минздрава Чазов 12 сентября доложил в ЦК, что у Суслова плохо со зрением. Он предлагал пригласить из Западной Германии для участия в расширенном консилиуме профессора Г. Макензена.
Проведя заседание Секретариата ЦК КПСС, Суслов 15 октября 1975 года проинформировал коллег, что собрался на лечение. Позже Чазов направил в ЦК две записки о состоянии здоровья Суслова. В первой он доложил о его госпитализации в Центральную клиническую больницу и предстоящей операции на правом глазе (пересадке роговицы). После консультации с мировыми светилами Макензеном и Вессингом (ФРГ) оперативное вмешательство решили отложить на 2–3 недели, прописав пациенту «тренировки, в том числе с использованием специальных контактных линз»[351].
Однако полностью проблема не решилась. Помогли же Суслову не кремлёвские эскулапы, а безвестный кандидат наук доктор Киваев, которого отыскала в простой городской больнице дочь Суслова Майя Михайловна. «Помню, – рассказывал Сумароков, – на дачу к Суслову вместе с этим доктором приехал паренёк – техник с небольшим токарным станком. Меня поразили его тонкие, удивительно длинные, как у музыканта, пальцы. Тогда же он и выточил свои образцы, сыгравшие такую важную роль. Суслов проявил огромную настойчивость и мужество. Несмотря на боль и огромный риск, он сумел довести дело до того, чтобы пользоваться линзами в течение практически всего рабочего дня».
Через год с небольшим у Суслова обострились другие болезни. В конце декабря 1976 года у него случился инфаркт. Однако врачи это констатировали только 3 января. Чазов обратился непосредственно к Брежневу: «Михаил Андреевич длительное время страдает сахарным диабетом, на фоне которого активно развивается атеросклероз сосудов сердца и мозга. В последние две недели отмечается значительное ухудшение состояния, вызванное обострением хронической коронарной недостаточности. Михаила Андреевича часто беспокоят тяжёлые боли в левой руке и горле (стенокардия) при ходьбе, на морозном воздухе, при волнении. Эти боли сопровождаются изменениями электрокардиограммы, указывающими на ухудшение кровообращения по сосудам, питающим мышцу сердца. Эти изменения могут привести к тяжёлым осложнениям. К сожалению, Михаил Андреевич не прислушивается к советам и убеждениям медицинских работников – он не соблюдает режима и не лечится. В то же время ему категорически, в течение минимум двух недель, нельзя работать и необходимо лечиться, хотя бы в домашних условиях»[352].
Политбюро приказало Суслову перейти хотя бы на домашний режим. Слухи о новой болезни Суслова очень скоро дошли и до Старой площади. «На днях, – записал 5 января 1977 года в свой дневник Анатолий Черняев, – был разговор с Б.Н. (Пономарёвым – секретарём ЦК по международным делам. – В.О.). По какому-то случаю он вдруг спохватился, что Суслов болен. И произнёс примерно следующее: «Болен вот опять… Не только с глазами. Что-то, видимо, с сердцем. Потому что рука не действует. Вообще он после поездки во Вьетнам резко сдал. Говорили ему – отлежись, не ходи хотя бы на заседания. Но он явился на последний перед Новым годом Секретариат, говорит, неудобно, важные вопросы, итоги надо подбить… Теперь вот опять свалился. Брежнев вне себя. Он, скажу вам доверительно, вызывал вчера Чазова (начальник 4‐го Управления Минздрава) и заявил ему: «Смотри, если ты мне не убережёшь Михаила Андреевича, я не знаю, что сделаю. В отставку уйду!»
Пономарёв не зря нервничал. Его беспокоило не столько сильно ухудшившееся состояние здоровья Суслова, сколько своё политическое будущее. К 1977 году расклад на партийном Олимпе существенно изменился. На самом верху образовались новые альянсы. Тот же Черняев в своём дневнике писал, что кого и когда примет дряхлевший Брежнев, тогда определяла очень узкая группа людей, в которую входили Суслов, Устинов, Андропов, Громыко и несколько помощников (Черняев особо выделял Александрова-Агентова, но почему-то очень долго молчал о роли заведующего общим отделом ЦК Черненко). И Пономарёв опасался, что, выпади из этой обоймы Суслов, ему укажут на дверь.
Б.Н. Пономарёв, Л.И. Брежнев, генеральный секретарь Итальянской компарии Э. Берлингуэр и М.А. Суслов на XXV съезде КПСС. [РИА «Новости»]
В последний январский день 1977 года Чазов вновь пожаловался на несговорчивого пациента, хотя уже в более примирительной форме: «Тов. Суслов М.А. настаивает на выписке его на работу. Консилиум профессоров считает, что в настоящее время т. Суслов М.А. нуждается ещё в течение 7—10 дней в пребывании в больнице, а после этого в отпуске на один месяц для восстановительной терапии в условиях санатория. Лишь после этого т. Суслов М.А. может постепенно возвращаться к трудовой деятельности с ограничением в первое время длительности рабочего дня»[353]. Брежнев на записке Чазова оставил помету: «Считаю, что тов. Суслов М.А. должен полностью и беспрекословно выполнять все указания и советы врачей».
Однако долго обходиться без работы Суслов не смог. Уже очень скоро он вновь стал ежедневно появляться на Старой площади. И, необходимо подчеркнуть, сохранял при этом прежнюю ясность ума и цепкость. Это ведь он весной 1977 года помог осуществить молниеносную операцию по удалению из Кремля потерявшего нюх Подгорного. В рассказах историков смещение председателя Президиума Верховного Совета СССР подавалось как некая импровизация. Мол, во время пленума ЦК с места выступил первый секретарь Донецкого обкома партии Борис Качура и предложил наделить Брежнева новыми полномочиями, а Подгорного отправить на почётную пенсию. Выглядит весьма наивно. Во-первых, региональным руководителям не по чину было выступать с важными инициативами без предварительного их обсуждения с обитателями Кремля. А во-вторых, согласованная реплика Качуры прозвучала как вопрос уже решённый. В реальности всё быстро провернул непосредственно Суслов. Когда все вопросы, стоявшие в повестке пленума, были решены, он, прежде чем закрыть работу пленума, сообщил, что есть ещё одна идея – избрать Брежнева советским президентом, а Подгорного отправить на отдых. Суслов сознательно объединил два вопроса в один и начал с Брежнева. Кто ж из партноменклатуры в здравом уме проголосует против генсека?! Подгорный к такому развитию событий оказался не готов. Для него выступление Суслова оказалось большой неожиданностью. И пока он пытался подобрать слова, пленум закончился. Махать руками смысла уже не имело.
Но вообще-то Суслова на тот момент куда больше беспокоили другие фигуры, нежели Подгорный. Что Подгорный? В 1977 году многие в Политбюро рассматривали его как отработанный материал. Так что в Кремле проводы его на пенсию были вполне ожидаемы. Но существенно окрепли другие альянсы (прежде всего Андропов – Громыко – Устинов). На авансцену стал рваться также Черненко, которого в правительстве готов был поддержать Тихонов.
Суслов нутром чувствовал, что в ближайшее время следовало ожидать обострения подковёрной борьбы за право стать преемником при ещё живом Брежневе. Сам он, напомню, на лидерство не претендовал. Но и укреплять позиции абы кого в его планы не входило.
Судя по всему, у Суслова к 1978 году так и не появился свой кандидат на первую роль, который в перспективе мог бы занять место Брежнева. А кто в Политбюро тогда обладал лидерскими качествами? Всего-то два-три человека. Это, конечно, Кулаков. Он, правда, не всегда прислушивался к Суслову. Но, по мнению Суслова, даже не этот фактор был главным его недостатком. В последние годы он сильно пил и в состоянии подпития много лишнего выбалтывал. Романов? Суслов сам в 1971 году провёл его в первые секретари Ленинградского обкома КПСС, а потом помог ему избраться в Политбюро. Но Романов не имел опыта руководящей работы на уровне Центра. И, кроме того, успел поссориться в Ленинграде с либеральной частью интеллигенции, что очень встревожило Андропова. Оставался ещё Долгих. Но его попридерживали Кириленко и Устинов. В общем, надо было поторопиться с поиском и выдвижением в высшие эшелоны власти новых умных и энергичных людей, но при этом не вспугнуть ни Громыко, ни Черненко.