Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи — страница 18 из 86


II

1) Воины Рабоче-Крестьянской Красной Армии состоят на полном государственном довольствии и сверх сего получают 50 руб. в месяц.

2) Нетрудоспособные члены семей солдат Красной Армии, находившиеся ранее на их иждивении, обеспечиваются всем необходимым по местным потребительным нормам, согласно постановлениям местных органов Советской власти.

III

Верховным руководящим органом Рабоче-Крестьянской Красной Армии является Совет Народных Комиссаров. Непосредственное руководство и управление армией сосредоточено в Комиссариате по военным делам, в созданной при нем особой Всероссийской коллегии.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).

Верховный главнокомандующий Н. Крыленко.

Народные комиссары по военным и морским делам: Дыбенко и Подвойский.

Народные комиссары: Прошьян, Затонский и Штейнберг.

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Влад. Бонч-Бруевич.

Секретарь Совета Народных Комиссаров Н. Горбунов»72.

30 января издан декрет «О социалистическом Рабоче-Крестьянском Красном Флоте», 8 апреля – «О волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатах по военным делам».

К моменту подписания Брестского мира Красная армия состояла из разрозненных отрядов и частей, которыми управляли различные «советы», чрезвычайные «штабы», комитеты и избранные красноармейцами командиры. Единого органа управления и формирования Красной армии, руководства ее боевыми действиями, обороной страны не существовало. Большевистская Коллегия Наркомвоена, в состав которой еще не входили военные специалисты, с ролью такого органа не справилась. Первоочередной проблемой стала организация централизованного военного управления. 4 марта 1918 года постановлением Совнаркома за подписью Ленина был учрежден Высший военный совет (ВВС) с подчинением ему всех центральных органов военного ведомства. Упразднялась должность Главковерха (Верховного главнокомандующего), распускался Комитет революционной обороны, расформировывались Всероссийская коллегия по организации и управлению РККА, Революционный полевой суд при Ставке. В отличие от Наркомвоена, ВВС составлялся не только из видных военных работников партии, но в большинстве своем из военных специалистов. Ему поручалось руководство строительством армии и флота на основе военной науки и руководство их боевой деятельностью. В Высший военный совет вошли 88 бывших царских офицеров – 10 генералов, 26 штаб-офицеров, 22 капитана и 30 младших офицеров73.

Хотя в первые месяцы после Октябрьского переворота систематического привлечения офицеров большевиками не велось, многие сами предлагали свои услуги. Для настроения этой части офицерства характерна такая, например, телеграмма капитана Ф.Л. Григорьева: «В случае потребности в офицерах Генерального штаба для будущей постоянной армии, предназначенной для борьбы с внешним врагом, прошу о зачислении меня на какую-либо должность Генерального штаба»74. Обычно подчеркивалось, что имеется в виду именно борьба против внешнего врага, а не борьба с врагами большевиков внутри страны. Это вынужденное лицемерие – следствие внутреннего компромисса, на который шло офицерство, не желавшее оставаться сторонними наблюдателями происходившего. Записавшись в армию, невозможно было бы выбирать – каким приказам подчиняться, каким – нет. И это являлось для офицеров, разумеется, правилом непреложным. Записываясь в Генеральный штаб или на какие-то другие армейские должности, они автоматически шли на службу новому режиму.


Генерал императорской армии М.Д. Бонч-Бруевич, начальник штаба Верховного главнокомандующего красными войсками. 1917.

[ГМПИР]


Главную роль в привлечении офицеров на службу большевикам играла группа генералов во главе с М.Д. Бонч-Бруевичем. Как писал сам Бонч-Бруевич, «завеса» – охрана внешних границ – «являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в Гражданской войне, но охотно идущих в “завесу”, работа в которой была как бы продолжением старой военной службы»75.

Таким образом, большевики использовали принцип подмены: они призывали офицерство как бы на борьбу с внешним врагом – интервентами Антанты. Это должно было «усыпить бдительность» тех, кто вовсе не хотел видеть Отечество «социалистическим», но желал защитить его независимость.

Больше половины офицеров, добровольно пошедших на службу новой власти, попали в Красную армию именно в 1918 году. В этот период в РККА оказалось и значительное количество генералов и офицеров-генштабистов, при этом многие из них относились к большевикам в лучшем случае нейтрально, а часто и прямо негативно. Такие настроения были присущи многим офицерам и генералам. В Красной армии служили 775 генералов и 1 726 штаб-офицеров (980 полковников и 746 подполковников)76, то есть всего 2,5 тысячи человек. Генерал А.А. Свечин позднее писал: «До марта 1918 года я был враждебно настроен к Октябрьской революции. Наступление немцев заставило меня остановить свой выбор на советской стороне. В марте 1918 года я участвовал в совещании в Смольном, затем поступил на советскую службу – сначала начальником штаба Западной Завесы, а через два дня – руководителем Смоленского района (Смоленск, Орша, Витебск), где начал формировать три дивизии». Ему вторил полковник Генштаба К.И. Бесядовский, так озвучивший свои мысли при принятии решения: «Надо сказать, что поступление в Высший Военный Совет на службу “к большевикам” было сделано не без трудных внутренних переживаний: большинство офицеров, которые тогда на службу призваны не были и не считали возможным служить, отворачивались от нас – добровольцев. Я же считаю, что в создавшейся обстановке, когда немцы хозяйничали в наших пределах, нельзя оставаться посторонним зрителем, и потому стал на работу. Период гражданской войны внутренне я переживал нелегко: с одной стороны, я понимал необходимость этой серии “претендентов” из белогвардейских главарей, а с другой – тягостно было сознавать, что врагами нашими являются люди, которые еще недавно были нашей, близкой нам средой. Но я ломал себя и работал»77. Бонч-Бруевич излагал похожие мысли одного из первых царских генералов – добровольцев РККА, генерал-лейтенанта Д.Д. Парского: «Михаил Дмитриевич, – начал он, едва оказавшись на пороге, – я мучительно и долго размышлял о том, вправе или не вправе сидеть сложа руки, когда немцы угрожают Питеру. Вы знаете, я далек от социализма, который проповедуют ваши большевики. Но я готов честно работать не только с ними, но с кем угодно, хоть с чертом и дьяволом, лишь бы спасти Россию от немецкого закабаления…»78 При этом большая часть офицеров считала, что их задача – создание армии для обороны от внешнего врага, и зачастую под теми или иными предлогами отказывалась служить в действующей армии на внутренних фронтах. Так, например, генерал А.Е. Снесарев перед отъездом из Москвы в Царицын, 19 мая 1918 года, направил в Высший военный совет письмо, где для отражения германского вторжения предложил создать, безразлично на какой политической платформе, но под руководством генштабистов, особую регулярную армию для защиты от внешнего врага, которая не участвовала бы в Гражданской войне79.

Генерал-лейтенант Генштаба Е.А. Искрицкий, добровольно вступивший в РККА в 1918 году и создавший осенью того же года 7-ю армию, поняв, что использоваться она будет против внутреннего противника, предпочел уйти на преподавательскую работу: «Октябрьскую революцию я встретил не сочувственно, так как я ее не понимал и считал ее не отвечающей интересам русского народа… Вместе с тем для меня было очевидно, что процесс большевизации России будет неотвратимым и что мы, представители старого режима, будем страдающей стороной, со всеми вытекающими из этого последствиями… Когда я поступил работать в Красную Армию, еще не был ликвидирован германский фронт, и поэтому считал возможным продолжать борьбу с немцами далее в рядах Красной Армии. Только после того, когда война приняла гражданский характер и на участке мной сформированной армии моими противниками с белой стороны оказались люди, с которыми я рос, воспитывался и служил при старом режиме и которых я не мог считать своими врагами, я понял, что не могу, как командующий, быть водителем Красных войск, и предпочел уйти со строевой работы на чисто академическую – науку»80. О том же говорил и однофамилец известного генерала полковник старой армии Н.В. Свечин: «В начале Советской власти я не разделял ни симпатий к ней, ни уверенности в прочности ее существования. Гражданская война, хотя я в ней и принимал участие, была мне не по душе. Я охотнее воевал тогда, когда война приняла характер внешней войны (Кавказский фронт). Я воевал за целостность и сохранение России, хотя бы она и называлась РСФСР». И генерал-майор Н.П. Сапожников, отказавшийся от назначения на Северный фронт: «Гражданской войне, как войне братоубийственной, вызывавшей разруху, я не сочувствовал и с нетерпением ждал ее конца. Поэтому фронтовую службу до начала белопольской войны я нес без внутреннего удовлетворения (был случай, когда я просил не назначать меня на Северный фронт, где белыми командовал Миллер, к которому я относился с уважением в бытность его моим начальником)»81.

22 апреля 1918 года ВЦИК принял декрет «Об обязательном обучении военному искусству», вводя всеобщее военное обучение. Одновременно большевики, осознавшие бесперспективность института выборности командиров, отменили предписывавший его декрет. И, наконец, 8 мая по приказу народного комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого был создан центральный военно-административный орган – Всероссийский главный штаб, на который возлагались организационные вопросы военного строительства: мобилизация, формирование, устройство, обучение войск, разработка уставов, наставлений, руководство органами местного военного управления. Он перенял функции Всероссийской коллегии по организации и управлению Красной армии (с созданием Всеросглавштаба ее расформировали), а также военных органов старой армии – Главного управления Генерального штаба, Главного штаба, Главного управления военно-учебных заведений и Управления по ремонтированию армии. Во главе Всеросглавштаба стоял совет в составе начальника штаба и двух политических комиссаров. Совет объединял деятельность всех управлений Всеросглавштаба, непосредственно подчинялся Наркомвоену, а с сентября 1918 года – Реввоенсовету Республики.