Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи — страница 26 из 86

62. Тухачевский впервые использовал не железнодорожный транспорт, а автомобили для быстрой переброски войск на фланг во взаимодействии с кавалерийским дивизионом, что позволило обеспечить внезапность удара в обход фланга в глубину обороны противника, отрезав пути отступления на Казань и прервав с ней телеграфное сообщение войск противника, обороняющих Симбирск. Несколько лет спустя сам командарм вспоминал: «Приказом по армии за № 7 начало наступления было назначено на утро 9 сентября, и взятие Симбирска было рассчитано на третий день наступления… В основу этих расчетов было положено: во-первых, превосходство наших сил, во-вторых, выгодность обхода при намеченном концентрическом движении и, в-третьих, быстрота движения и внезапность. На линии расположения противника наши части уже достигали полного взаимодействия, широко обходили расположение противника и тем предрешали быстрое его поражение. Все эти расчеты полностью оправдались на деле»63. Разумеется, не утомленные долгим пешим переходом части оказались более боеспособны. Н.И. Корицкий, бывший начальник штаба 1-й Красной армии, позже советский генерал-майор, вспоминая о событиях 1918 года, отмечал: «Первой крупной операцией, разработанной Михаилом Николаевичем, была операция по освобождению Симбирска. Это был его экзамен на зрелость военачальника… Положив в основу идею концентрического наступления и окружения Симбирской группировки противника, М.Н. Тухачевский впервые применил переброску пехотного полка на автомашинах во фланг противника. Это был прообраз применения мотопехоты»64. За одержанную победу на первом чрезвычайном заседании Симбирского губисполкома 15 сентября 1918 года Тухачевскому объявлена благодарность65.

11 сентября 1918 года Тухачевский издал приказ, где, в частности, говорилось:

1. При взятии г. Симбирска мы можем встретиться с уличным боем. Такой вид боя требует стойких и дисциплинированных войск, с твердым начальником во главе.

2. Поэтому командиры всех полков обязаны принять меры, чтобы их полки не ворвались в город в беспорядке. […] 5. При входе в город командир полка выставляет сильную заставу с пулеметами… Это единственный способ – не допускать в город мародеров и грабителей66.


Потом были взяты Мелекесс, Сызрань, Самара… Давая 15 октября 1918 года интервью корреспонденту РОСТА, Михаил Николаевич отмечал: «Когда в конце июня я стал командующим 1-й армией, она была в разложенном состоянии. Теперь это дисциплинированная армия, которая может делать какие угодно переходы и маневры. Я убежден, что при хорошем управлении, хороших штабах и хороших политических силах мы сможем создать большую армию, способную на великие подвиги»67.

Большую часть времени Тухачевский проводил не в Симбирске, а в Инзе. С этого крупного железнодорожного узла удобнее было осуществлять руководство Симбирской, Инзенской и Пензенской дивизиями. К тому же оттуда недалеко и до его родной Пензенской губернии. Младшая сестра Ольга вспоминала: «…Начались наши поездки к Михаилу. Мама ездила к нему в Инзу. Вернувшись, она рассказала нам об опасности расстрела, которая нависла над ним в момент измены Муравьева. Гордилась мужеством сына, восхищалась уважением, каким он пользуется у своих товарищей по службе. Мы слушали мать с замиранием сердца. Ведь это же был наш родной Миша. Потом Михаил Николаевич вызывал к себе по очереди и нас – сестер»68.

Муравьевское восстание спровоцировало и очередной всплеск недоверия к «золотопогонникам». Комиссары и многие солдаты стали подозревать в предательстве чуть ли не всех бывших царских офицеров – своих нынешних командиров. Естественно, не избежал подозрений и Тухачевский. Подозрения вылились в директиву Реввоенсовета Восточного фронта о его аресте. К счастью, этому воспротивились Варейкис и Куйбышев69.


Музей Гражданской войны в Свияжске расположен в доме, где в 1918 г. находился Штаб фронта. Фотограф Ю.З. Кантор. [Архив Ю.З. Кантор]


По предложению Троцкого в Красной армии начали освобождать арестованных белогвардейских офицеров, согласных служить Советам, – в обмен на подписку, что их семьи станут заложниками в случае их измены. Тухачевский действовал в том же духе – он издал приказ по 1-й армии, запрещавший насилие и репрессии по отношению к перебежчикам и пленным:


Приказ Реввоенсовета I армии Восточного фронта о запрещении расстрела перебежчиков из насильственно мобилизованных в белую армию рабочих и крестьян

24 августа 1918 г.

У меня имеются сведения о том, что наблюдались случаи расстрела перебежчиков из насильственно мобилизованных частей неприятеля.

Социалистическая революционная армия беспощадно сметает с лица земли контрреволюционеров, белогвардейцев, продавшихся буржуазии офицеров и т. д., но она должна щадить рабочих и крестьян, насильно втянутых в преступную авантюру.

Настоящим приказываю под личную ответственность командиров и политических комиссаров при них: никаких насилий и распоряжений над перебежчиками и пленными из мобилизованных белогвардейцами крестьян и рабочих не чинить, а доставлять в штаб дивизии. Политические комиссары сумеют расправиться с явными врагами революции и сохранить жизнь тем рабочим и крестьянам, которые, будучи мобилизованы чехословаками, не захотели идти против своих братьев-красноармейцев.

Командующий I армией Тухачевский.

Военно-политический комиссар I армии Куйбышев70


Тухачевский из насущного рационализма мобилизовал в свою армию и захваченных в плен белых солдат и офицеров. Тогда же, по инициативе Троцкого, были введены заградительные отряды. В Свияжске осуществлена и первая в Красной армии децимация – расстрел каждого десятого. (Заметим, что децимации к тому моменту уже практиковались и в белой армии.)

Тухачевскому было чем гордиться: помимо общего успеха его армия продемонстрировала редкостную пунктуальность – уходя в наступление, командарм телеграфировал командованию фронтом: «К утру город будет взят». Впрочем, победу еще следовало закрепить. И 13 сентября 1-ю армию начали активно теснить белые. Командарм решил предпринять «психическую атаку», констатировав то ли для самого себя, то ли для подчиненных: «В таких условиях приходится действовать смело». Он форсировал Волгу на глазах противника, по мосту, находившемуся под непрерывным пулеметным и артиллерийским огнем белых. Убитых не считают – для красивой и убедительной победы людской массы не жалко. На войне как на войне…

Командарм рассчитывал этой атакой сломить дух противника и воодушевить красные войска. «В первую голову был пропущен паровоз без машиниста, на полных парах, с открытым регулятором для испытания пути и разрушения бронепоезда противника, если бы таковой встретился, за этим паровозом двигался броневой поезд… За бронепоездом двигалась вторая бригада Симбирской дивизии… В голове шел второй Симбирский полк. Артиллерийской подготовкой руководил инспектор артиллерии тов. Гардер. Переправой руководил тов. Энгельгардт. Артиллерия пристрелялась еще днем и с начала наступления наших войск переносила постепенно огонь на тылы противника. Бешено несущийся паровоз и убийственный артиллерийский огонь сразу же произвели на белых сильное моральное впечатление. За паровозом выступил бронепоезд, и завязалась перестрелка»71.

Упомянутый Тухачевским в процитированном отрывке «тов. Энгельгардт» позже перешел в стан белых. Уже осенью 1918 года бывший капитан лейб-гвардии Семеновского полка Б.В. Энгельгардт, близкий приятель-однополчанин и земляк командарма, информировал генерала Деникина о настроениях командования 1-й Революционной армии. Н.И. Корицкий, в свою очередь, вспоминал:

«Перед самым началом этой (Сызрано-Самарской) операции Тухачевский представил мне в своем салон-вагоне человека средних лет, небритого, в каком-то поношенном френче, небрежно развалившегося в кожаном кресле.

– Энгельгардт.

…Энгельгардт прибыл с предписанием Всеросглавштаба.

Свои клятвенные заверения честно служить Советской власти Энгельгардт подкреплял ссылкой на былые дружеские связи с командармом:

– Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!

И, однако же, подвел, оказался истинным подлецом. Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк. В ходе операции он часто терял связь со штабом, его донесения противоречили донесениям из частей, и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и штаб перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина»72.

Сам он, арестованный в 1940 году в Таллине, так рассказывал об этом: «По прибытии в штаб белой армии я составил подробный отчет о своей деятельности в Москве и Петрограде, а также о штабе армии Тухачевского. Кроме того, я передал в штаб взятые с собой из штаба Красной Армии бланки с печатями и топографические карты»73. Собственно, и к красным Энгельгардт пришел, «желая уяснить обстановку и что из себя представляет Красная армия»74.



Собственноручные показания Б.В. Энгельгардта. 21 ноября 1940. [Архив УФСБ по СПб и ЛО]


30 августа 1918 года в редакциях московских и петроградских газет царила нервная обстановка. Утром в вестибюле Комиссариата внутренних дел Петроградской трудовой коммуны на Дворцовой набережной был застрелен председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий. Номера срочно переверстывались, из передовиц убирали заранее подготовленные тексты. А в 22.40, когда многие газеты уже ушли в печать, поступила радиограмма председателя ЦИК Я.М. Свердлова о выстрелах на заводе Михельсона: неизвестная стреляла в Ленина… «Вечерняя заря», выпускаемая самарской организацией меньшевиков, в последнем августовском номере 1918 года успела дать молнию: «Перехваченное только что в Самаре радио гласит, что на Ленина совершено покушение, он ранен двумя пулями»