75. (Впоследствии было уточнено, что тремя.)
Справка о неприведении в исполнение приговора в отношении Б.В. Энгельгардта. 27 февраля 1942.
[Архив УФСБ по СПб и ЛО]
2 сентября 1918 года в Москве прошло заседание ЦИК. Впоследствии многие газеты опубликовали речь председателя Реввоенсовета Республики, народного комиссара по военным и морским делам Л.Д. Троцкого, в которой он ясно обозначил приоритеты: «…наряду с фронтами, которые у нас
имеются, у нас создался еще один фронт – в грудной клетке Владимира Ильича, где сейчас жизнь борется со смертью и где, как мы надеемся, борьба будет закончена победой жизни. На наших военных фронтах победа чередуется с поражениями; есть много опасностей, но все товарищи, несомненно, признают, что этот фронт – кремлевский фронт – сейчас является самым тревожным»76. Речь Троцкого на заседании встретили овациями.
В городах вовсю шли стихийные митинги. Председатели местных Советов и рабочих комитетов успокаивали граждан как могли: Ильич будет жить. Эта новость, согласно публикациям77, вызывала у трудящихся неизменную радость.
Высшие политические деятели старались смягчить сухие медицинские сводки. Например, 6 сентября по газетам разошлось сообщение тогдашнего управляющего делами Совета народных комиссаров В.Д. Бонч-Бруевича: «Самочувствие прекрасное. Сегодня утром Владимир Ильич попросил: “Давайте костюм, хочу вставать”»78. Также 6 сентября газеты пишут о Ленине: «Первый раз поднялся с постели. Воспользовавшись отсутствием врачей, он попросил дежурного санитара помочь ему встать. Владимир Ильич встал и прошелся по коридору. Температура от этого поднялась, но Владимир Ильич чувствует себя победителем»79.
Заняв Симбирск, Тухачевский отослал Ленину телеграмму, занесенную в скрижали партийной истории: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие вашего родного города – это ответ на одну вашу рану, за вторую будет Самара»80. И получил от Ленина не менее пафосный ответ: «Взятие Симбирска – моего родного города – есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы»81.
Падение Симбирска имело важные стратегические результаты. Оно означало, что противник оттеснен с рубежа Средней Волги. «Уже 13 сентября противник очистил Вольск. В дальнейшем 1 красная армия перенесла центр тяжести приложения своих усилий на Самарское направление. В войсках противника… началось сильное разложение, ее части быстро очищали фронт»82. Впереди у армии Тухачевского – Самара.
14 сентября 1918 года главнокомандующий Восточным фронтом Вацетис телеграфирует командармам 1-й и 4-й армий:
«Ввиду взятия нашими войсками Симбирска и направления активных действий на Сызрань и Самару все части, действующие на правом и левом берегах Волги против Хвалынска, а также всю флотилию, действующую в этом районе, подчиняю командарму I Тухачевскому, под руководством которого приказываю в ближайшие дни взять Хвалынск и энергично двигаться далее на Сызрань. Командарму IV приказываю немедленно выделить достаточное количество войск для действия против Хвалынска и Сызрани по левому берегу Волги и передать их в распоряжение командарма первой, а остальными войсками организовать решительное наступление на Самару. Прошу помнить, что враг потрясен нашим могучим ударом и только быстрые и согласованные действия всех частей дадут нам окончательную победу. Надеюсь, что оба командарма найдут общий язык и в ближайшие же дни наша страна услышит о новых блестящих победах этих двух доблестных армий»83.
Командующие двух армий нашли общий язык: 17 сентября Хвалынск был освобожден.
26 сентября войска 1-й и 4-й армий получили новый боевой приказ, где говорилось о необходимости перейти к скорейшему овладению Сызранью общими силами двух армий, а затем всеми соединенными силами тех же армий атаковать Самару. 3 октября части 1-й армии вступили в Сызрань. 8 октября красные войска заняли Самару.
Последние дни пребывания Тухачевского в 1-й армии Восточного фронта омрачились конфликтом с ее комиссарами. Он, как и подавляющее большинство военспецов, не слишком жаловал комиссаров, считая, что в армии недопустимо двуначалие. Командующий полагал, что члены Реввоенсовета не должны вмешиваться в конкретные стратегические решения и в повседневную жизнь боевых и тыловых частей. А при наличии командира-коммуниста армии не нужен укрепляющий ее комиссар-большевик. Комиссары, разумеется, придерживались противоположной точки зрения, борясь за умы и штыки.
Уже имея на руках предписание вступить в должность помощника командующего Южным фронтом, в конце декабря 1918 года Тухачевский добился отзыва из армии комиссара С.П. Медведева. На сторону комиссара немедленно встали политработники, направившие командованию череду рапортов-доносов. В них говорилось о том, что Тухачевский ездит «в салон-вагоне с женой и многочисленной прислугой», что «с развитием армии сильно разбухает штаб и все ее управление, но по количеству, а не по качеству». Комиссары информировали ВЦИК: «Из высших должностных лиц вокруг командарма образовалась китайская стена, отгородившая его от контроля и влияния политических командиров». Командарм-1, телеграфировал в Реввоенсовет Республики комиссар 1-й армии О.Ю. Калнин, не может мириться с тем, что к нему на равных приставлены политкомы. Калнин же не мог мириться с комиссарским «неравноправием», рассматривая вышеупомянутый шаг Тухачевского как дискредитацию власти политкомов и попытку установить единоличное управление армией. Калнин даже намеревался арестовать командарма, но «из Москвы пришла телеграмма, охладившая его»84.
Кстати, о салон-вагоне командарма, так возмутившем комиссара. Вагон командующего принадлежал до революции какому-то крупному железнодорожному чиновнику: соответствующие интерьеры, письменный стол, кресла красного дерева, кожаный диван и круглый чайный столик. На письменном столе, как вспоминал Н.И. Корицкий, рядом с картами и планами лежали «Походы Густава-Адольфа», «Прикладная тактика» Безрукова, «Стратегия» Михневича и раскрытый на истории Пугачевского бунта томик Пушкина.
На Южный фронт Тухачевский прибыл в начале января 1919 года. Короткое время оставался помощником командующего фронтом В.М. Гиттиса, затем возглавил 8-ю армию. Ему предстояло закончить разгром атамана Краснова, уже отступавшего после знаменитой неудачи под Царицыном. Казачьи полки, поверив большевистским обещаниям, что Советы их трогать не будут, расходились по домам. Однако занимавшие территорию Донской области войска Красной армии и отряды ЧК немедленно начали выполнять санкционированную Лениным 24 января 1919 года жесточайшую директиву о расказачивании. Этот бесчеловечный документ предусматривал физическое истребление всего казачьего сословия. Троцкий писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море…»85
Член Реввоенсовета 8-й армии И.Э. Якир в развитие ленинской директивы издал приказ, предусматривающий расстрел на месте всех имеющих оружие, – большевики знали, что практически каждый казак вооружен. Тухачевский, как и в бытность свою на Восточном фронте, смягчил репрессивные меры, мотивируя это прагматическими соображениями. Осложняющие и без того непростую ситуацию массовые восстания казаков, с детства умеющих воевать и протестующих против легализованных коммунистических грабежей, победоносной Красной армии были не нужны. В частности, Тухачевский своею властью разрешил не конфисковывать у казаков лошадей и повозки, уменьшил объем хлебных реквизиций и – главное – ограничил расстрелы. Чем немедленно заслужил от вышестоящего командования упрек в «мягкотелости». Естественно, власти Тухачевского как командующего армией для существенного изменения большевистской политики на Дону недоставало.
До прихода большевиков казаки обращались с населением, тем более с той его частью, которая не признала их власти, не менее жестоко. «Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит – ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести, без одной копейки (оплаты), если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза»86.
8-я армия Тухачевского наступала вдоль Дона, части Краснова уже оказывали лишь слабое сопротивление. Казаки тысячами сдавались в плен. С конца января 1919 года в Донецкий бассейн прорвались войска деникинской Добровольческой армии, и победоносное шествие красных по Южному фронту несколько замедлилось. В середине февраля Краснов ушел в отставку, и атаманом стал деникинец генерал А.П. Богаевский – приток частей Добровольческой армии на Дон резко возрос. (Год спустя Тухачевский, уже командующий Кавказским фронтом, вновь столкнулся с армией Деникина – и одержал красивую победу под Новороссийском, после чего эта армия фактически перестала существовать.) Гиттис направил 8-ю армию на юго-восток вглубь Донской области. Но командарм, не подчинившись приказу, повернул войска на Ростов – чтобы по кратчайшему пути, через Донбасс, нанести удар по добровольческим дивизиям. Он небезосновательно полагал, что пролетарское шахтерское население угольного бассейна больше сочувствует Красной армии, чем казаки, и оказался прав.
Тухачевский снова пошел на субординационный конфликт. Как, впрочем, и сам Гиттис, до того нарушивший директиву главкома Вацетиса, приказавшего перегруппировать силы в направлении Донбасса. Его армия к марту смогла оттеснить добровольческие войска к Ростову. Но тем временем начался ледоход, и дальнейшее наступление оказалось невозможным. Кроме того, больших усилий красных потребовало подавление крупного казачьего восстания на Верхнем Дону. Таким образом, к концу марта 1919 года полностью занять Область Войска Донского и Донбасс большевикам не удалось. Возмущенный неудачей и считая комфронта Гиттиса главным ее виновником, Тухачевский апеллировал к главкому Вацетису. И нашел понимание: снова получил назначение на Восточный фронт, где опять сложилась критическая обстановка.