Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи — страница 32 из 86

116.

15 января чехи выдали адмирала Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, захватившему Иркутск117. Узнав об этом, Каппель вызвал на дуэль командующего чехами и словаками в Сибири Яна Сырового, однако не получил ответа на вызов. В ходе отступления под Красноярском в начале января 1920 года армия Каппеля была окружена в результате мятежа генерала Зиневича, потребовавшего от Каппеля сдачи в плен. После ожесточенных боев каппелевцы смогли обойти город и вырваться из окружения.

Дальнейший путь армии Каппеля проходил по руслу реки Кан. Этот участок пути оказался одним из самых тяжелых: во многих местах лед подтаивал из-за незамерзающих горячих источников. Во время перехода Каппель, который, как и все остальные всадники армии, вел коня в поводу, провалился в одну из таких полыней, однако никому об этом не сказал. Только через день в деревне Барга генерала осмотрел врач. Он констатировал обморожение ступней обеих ног и начавшуюся на почве обморожения гангрену. Несмотря на перенесенную операцию (ампутацию части правой ступни и пальцев левой ноги), Каппель продолжал руководить войсками. Отказался он и от предложенного чехами места в санитарном поезде. 26 января 1920 года на разъезде Утай, около станции Тулун близ города Нижнеудинска, Каппель умер от двустороннего воспаления легких.

Чехословацкий национальный комитет Сибири (орган руководства чехословацкими формированиями) выпустил меморандум, обращенный ко всем союзным правительствам, в котором заявил, что вследствие реакционности правительства адмирала Колчака чехословацкое войско прекращает оказывать ему поддержку и принимает меры к выезду из Сибири118.

Чехи захватили весь подвижной состав, все паровозы и вагоны от Ново-Николаевска до Иркутска и таким образом лишили отступавших сибирских белогвардейцев единственной линии сообщения с тылом. Они также помешали Колчаку быстро продвигаться на восток, потребовав, чтобы его поезда не обгоняли чехословацкие эшелоны. Колчаковцы перемещались в пяти поездах – в одном верховный правитель и его штаб, в других охранная команда и золотой запас, который адмирал не хотел доверить никому, кроме своего конвоя: в общей сумятице он мог либо исчезнуть, либо стать причиной «междоусобиц». (После ареста Колчака золотой запас, как уже говорилось, бесследно пропал.)

Меморандум чехов, отказавшихся от союзничества с верховным правителем, напечатанный в газетах Сибири, явился ударом в спину колчаковцев. Когда отступавшие сибирские армии стали подходить к Ново-Николаевску, чехам следовало или принять участие в борьбе с большевиками, или уходить, они предпочли последнее. Им нужно было беспрепятственно проследовать на восток. В обмен на это красные потребовали выдачи Колчака, который формально находился под охраной белочехов и Антанты.

Положение Колчака стало безвыходным: он фактически являлся заложником. Лояльный союзник, английский генерал Альфред Нокс, уже покинул Сибирь, получив приказ своего правительства вернуться в Англию. Колчака доставили в вокзальную комендатуру. Здесь ему «предложили» сдать оружие. Фактически передача Верховного правителя эсероменьшевистскому Политцентру означала арест. На следующий день было опубликовано сообщение: «Уполномоченные Политического центра: член Центра М.С. Фельдман, помощник командующего Народно-революционной армии капитан Нестеров и Уполномоченный политического центра при штабе Народно-революционной армии В.Н. Мерхалев приняли от Чешского командования бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и бывшего председателя Совета министров Пепеляева. По соблюдении необходимых формальностей они под усиленным конвоем доставлены в Иркутскую губернскую тюрьму, где и помещены в одиночные камеры. Охрана Колчака и Пепеляева поручена надежным частям Народно-революционной армии»119.

После ареста «верховного правителя России» по красноармейским штабам и ревкомам была разослана телеграмма Сибирского ревкома и Реввоенсовета: «Именем революционной Советской России Сибирский революционный комитет и Реввоенсовет 5-й армии объявляют изменника и предателя рабоче-крестьянской России врагом народа и вне закона»120.

20 января началось следствие. Собственно, формирование «следственного дела Колчака» началось еще 7 января 1920 года, когда Политцентр учредил Чрезвычайную следственную комиссию (ЧСК) для сбора обвинительных данных против арестованных членов колчаковского правительства121. А после передачи чехами Колчака и его премьер-министра В.Н. Пепеляева Политцентру он поручил ЧСК в недельный срок провести судебное расследование дел арестованных. В состав ЧСК входили меньшевики и эсеры. Адмирал на допросах держался спокойно, довольно уверенно, «как военнопленный командир проигравшей кампанию армии»122. Колчак подробно рассказал о своей жизни, научной и военной деятельности вплоть до 18 ноября 1918 года, когда был провозглашен Верховным правителем.

Допросы проводились с чрезвычайной корректностью: следствие вели дипломированные еще в царское время юристы. Но к концу января тон допросов ужесточился. К этому времени в Иркутске и вокруг него изменилась военно-политическая ситуация. Кроме того, председателем комиссии вместо меньшевика К.А. Попова стал большевик С.Г. Чудновский. Собственно, смена председателя комиссии и явилась следствием изменения обстановки. К Иркутску подходило несколько красных партизанских отрядов общей численностью 6 тысяч штыков и 800 сабель. 21 января Политцентр передал власть «временному совету Сибирского народного управления», а от него через несколько дней она перешла к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Войска чешского гарнизона по предложению коменданта были выведены из центральной части города. Одновременно все командные посты в Иркутске заняли большевики.

В начале февраля остатки сибирских армий Колчака под командой генерала С.Н. Войцеховского подходили к Иркутску. Войти в город им не дали чехи и красноармейские формирования. 5 февраля, во время боев за Иркутск, начались переговоры командования частей РККА с представителями Чехословацкого корпуса, результатом которых стало перемирие. Соглашение о перемирии содержало следующие ключевые пункты: «Советские власти содействуют продвижению чехословацких войск. Чехословацкие войска оставляют адмирала Колчака и его сторонников, арестованных Иркутским ревкомом, в распоряжении Советской власти, под охраной советских войск и не вмешиваются в распоряжения Советской власти в отношении арестованных». Теперь у красных оказались развязаны руки. Реввоенсовет большевистской 5-й армии выразился вполне конкретно: «Желательно Колчака сохранить и доставить в наше распоряжение, но, если обстановка сложится такая, что о сохранении Колчака нечего и думать, Реввоенсовет против расстрела не возражает». Намек был понят. Иркутский ревком решил, что «обстановка» именно такая, какая требуется для расстрела (но 6 февраля, вынося постановление о расстреле, все же сослался на цитированное выше распоряжение СНК, объявлявшего Колчака и его правительство вне закона). Колчака вместе с премьер-министром его правительства В.Н. Пепеляевым расстреляли здесь под обрывом 7 февраля 1920 года. Тела после расстрела погрузили на сани, увезли на Ушаковку и сбросили в прорубь. На берегу извилистой речки Ушаковки стоит деревянный поклонный крест – это памятник на месте расстрела Колчака и Пепеляева. Неподалеку – иркутская городская тюрьма, где адмирал провел последние дни. (Камере, где он содержался, в начале 2000-х вернули прежний номер – пятый – и поместили туда восковую фигуру верховного правителя, сделав ее таким образом мемориальной.)

После этого расстрела белое движение прошло точку невозврата, как и сама идея вырвать власть в России у большевиков.

В газете «Советская Сибирь» напечатаны воспоминания председателя Чрезвычайной следственной комиссии Самуила Чудновского: «В начале февраля 1920 года, когда Иркутску грозило наступление белогвардейцев… Рано утром 5-го февраля я поехал в тюрьму, чтобы привести в исполнение волю революционного комитета. Удостоверившись, что караул состоит из верных и надежных товарищей, я вошел в тюрьму и был проведен в камеру Колчака. Адмирал не спал и был одет в меховое пальто и шапку. Я прочитал ему решение революционного комитета и приказал моим людям надеть ему ручные кандалы»123. Когда за адмиралом пришли и объявили, что расстреляют, он спросил, кажется, вовсе не удивившись: «Вот так? Без суда?»

Суда не было, как не существовало и приговора. «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска [это произошло 5 марта 1920 года. – Ю.К.] пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием… опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин»124 – такую телеграмму получили в ВРК 5-й армии. Она датирована 24 февраля, то есть написана 17-ю днями позже расстрела.


Мемориальная доска на здании Центра изучения истории Гражданской войны в Сибири (дом купца КА. Батюшкова), где в 1919 г. размещалась резиденция А.В. Колчака.

Фотограф Ю.З. Кантор. [Архив Ю.З. Кантор]


Перед расстрелом Колчак молиться отказался, стоял спокойно, скрестив руки на груди. Попросил передать благословение законной жене, Софье Федоровне, и сыну Ростиславу, за два года до того эмигрировавшим во Францию.

Постановление Военно-революционного комитета от 6 февраля 1920 года за № 27 приведено в исполнение 7 февраля в 5 часов утра в присутствии председателя Чрезвычайной следственной комиссии, коменданта города Иркутска и коменданта иркутской губернской тюрьмы, что и свидетельствуется нижеподписавшимися:

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии

С. Чудновский

Комендант города Иркутска И. Бурсак


Официальное сообщение о расстреле Колчака срочной телеграммой было передано в Москву, а 8 февраля опубликовано в «Известиях Иркутского военно-революционного комитета».