42. Информация была столь нелепой, что Троцкий назвал ее «вредной» и заявил Зиновьеву: лучше «либо вообще не сообщать детали, либо сообщать правду, – тем более что население, особенно моряки, в общем и целом знают о действительном ходе дел, и это подрывает доверие к печати»43.
Руководство партии понимало необходимость уступок, в том числе замены продразверстки продналогом, разрешения торговли – иначе страна впала бы в экономический коллапс. Накануне X съезда были подготовлены соответствующие документы. Но большевистское правительство сочло необходимым «проучить» тех, кто решился открыто критиковать власть. Расправа над кронштадтцами должна была продемонстрировать, что экономические реформы ни при каких обстоятельствах не затронут основ властной монополии, а любой протест против нее будет беспощадно караться. Кронштадт стал для Ленина инструментом, с помощью которого он пытался придать безапелляционную убедительность требованиям устранить всякую внутрипартийную борьбу, обеспечить единство РКП(б) и соблюдение жесткой партийной дисциплины. Именно феномен Кронштадта явился решающим аргументом в пользу «недопустимости какой бы то ни было фракционности» в партии и проекта резолюции «О единстве партии». Этот документ, подменивший единство одномыслием, скреплен пролитой в Кронштадте кровью.
В докладе, открывавшем съезд, Ленин упомянул, что, возможно, к вечеру 8 марта придут новости из Кронштадта. Прения должны были начаться под канонаду и завершиться под победный салют: советское руководство пребывало в уверенности, что с «мятежниками» покончат одним ударом. Не сложилось.
Тухачевский рапортовал главкому С.С. Каменеву 8 марта, после первого, неудачного штурма, оправдываясь: «Матросня обороняется, и артиллерия их отвечает полностью. Поэтому атака встречает серьезные затруднения… В общем артиллерия противника боеспособна, и для серьезного штурма нужно нас усилить бронепоездами с 10-дюймовыми орудиями, и нужна хорошая пехота… В связи с обстановкой буду действовать так: артогонь будет поддерживаться день и ночь, причем, чтобы внести разложение, придется стрелять по казармам в городе и по городу. Если только хлеб у них на исходе, это произведет хорошее впечатление»44. Он умел производить «хорошее впечатление»… А хлеба в крепости уже действительно не было – с 8 марта гражданам вместо хлеба выдавали овес, да и его хватило лишь на неделю. Командарм резюмировал: «Надо ускорить переброску частей и вывести всех матросов из Петрограда… В общем матросы в Кронштадте оказались более стойкими и организованными, чем об этом говорилось»45.
Неудача вызвала явное неудовольствие Троцкого. И глава РВС вызвал командарма-7 к прямому проводу:
«Троцкий. Михаил Николаевич, вы же гарантировали успех, а исход получился паршивый. Как это понимать?
Тухачевский. Товарищ предреввоенсовета, я гарантировал вам не успех, а говорил, что надеюсь на него…»46
Ситуация в войсках крепости была категорически неприемлемой для Тухачевского, с юности воспитанного в духе беспрекословного подчинения приказам: «бунт», затеянный военными – моряками и солдатами, воспринимался им как преступление, нарушение присяги. Отказ красноармейцев наступать на мятежников трактовался как преступление вдвойне.
Оперативное распоряжение командующего 7-й армией М.Н. Тухачевского главкому С. С. Каменеву об артиллерийском обстреле Кронштадта. 8 марта 1921.
Копия. Машинописный текст.
[РГАСПИ]
Понеся после первой попытки штурма большие потери, подразделения РККА отступили на исходные рубежи. Одна из основных причин этой неудачи крылась в настроениях красноармейцев, которых бросали на лед Финского залива для штурма крепости. Дело дошло до их прямого неповиновения. В полосе наступления Южной группы отказался подчиниться приказу штурмовать крепость 561-й полк. На Северном участке с большим трудом удалось заставить наступать отряд петроградских курсантов, считавшийся самой боеспособной частью войск Северной группы.
Красноармейцы отказывались идти на штурм Кронштадта, волнения в воинских частях усиливались. Большевики были вынуждены констатировать: «В таком состоянии Красная Армия не может быть надежным оплотом Советской власти»47. Руководство страны боялось, что восстание перекинется на весь Балтийский флот. «Ненадежных» моряков отправляли подальше от Кронштадта – для прохождения службы в других акваториях страны. Особый отдел ВЧК отчитывался Троцкому: «В настоящее время приходится лечить запущенную болезнь, и лечить ее хирургическими приемами, так как для лечения органического нет уже времени», – необходимо «создание временного особистского органа, который бы, будучи облечен полнотою власти, имел бы возможность заниматься исключительно работой в Балтфлоте». Существовавший в это время в Петрограде аппарат Особого отдела признавался «для данной критической и исключительной эпохи неудовлетворительным»48. Приговоры к высшей мере наказания «за отказ от выполнения боевого задания», «за дезертирство» следовали один за другим. Их приводили в исполнение немедленно – ввиду «особых условий, сложившихся в городе Кронштадте, и для поддержания революционного порядка».
Саперы-подрывники, возвращающиеся из Кронштадта после взятия. Ораниенбаум. 20–21 марта 1921.
Фотография бр. Булла. [ГМПИР]
12 марта группа делегатов X съезда под руководством К.Е. Ворошилова прибыла в Петроград. Затем их, так же как коммунистов и комсомольцев, явившихся из разных городов, расписали по частям, готовившимся к новому штурму, большинство – в качестве рядовых бойцов49. Берег Финского залива был оцеплен и полностью контролировался. В Петрограде, Ораниенбауме, Сестрорецке и других ближайших городах и поселках действовал комендантский час. Стягивались войска, сосредоточивались запасы продовольствия, боеприпасов, медикаментов. Выбирались наиболее надежные в политическом отношении части Красной армии, курсанты военных школ и курсов. Подготовка ко второму штурму велась более основательно и серьезно. Артиллерия Красной армии в районе Ораниенбаума и Лисьего Носа насчитывала 116 орудий калибра 76—122 мм, несколько бронепоездов. Авиационная группа состояла из 25 аэропланов. В случае неудачи штурма командование 7-й армии предусматривало использование химического оружия. Войска обеих групп имели более 24 000 штыков, 433 пулемета. Общая численность 7-й армии составляла 45 000 человек и 159 орудий60.
С 10 марта в районе станции Лигово сосредоточивалась 27-я Омская стрелковая дивизия, вызванная с Западного фронта. Она имела хорошую боевую подготовку и успешно сражалась на польском фронте. Но по прибытии в 235-м Невельском, 236-м Оршанском и 237-м Минском полках 79-й бригады началось брожение. Красноармейцы заявили, что не будут штурмовать Кронштадт. Эти части удалось разоружить, начались аресты. Главком Сергей Каменев и командарм-7 Михаил Тухачевский после массовых братаний восставших и карательных войск разговаривали по прямому проводу:
«Тухачевский. Вчера обстановка сложилась скверно… Часть полков осталась верной, а часть добровольно возвратилась по выходе из города. Главным основанием служит трусость, так как провокаторы сеют слухи, что десятки тысяч курсантов погибли подо льдом… очень легки всякие отказы действия… Этот казус заставил отложить сегодняшнюю атаку… Сейчас действует трибунал и особый отдел, чистка и расправа будет очень жесткая. Из Финляндии прибывает до ста белых офицеров, и сегодня ожидают первый транспорт с продовольствием.
Главком. Дело скверно, хотя я считаю, что этот эпизод, конечно, будет изжит в одни сутки… Предполагаете ли использовать ваш резерв из курсантов?
Тухачевский. Из курсантов у меня, собственно, остался один полк, который взять нельзя. Авиации мешает туман. Тяжелая артиллерия не пришла, но подходит…
Главком. Значит, отложил только на завтра?
Тухачевский. Надеюсь, так»51.
Поговорив с главкомом, 15 марта Тухачевский издал приказ в излюбленном чеканно-романтическом стиле. Документ выстроен диалогично – и подчеркнуто от первого лица:
«Тяжелое впечатление произвело на меня вчерашнее преступное митингование Славных и Победоносных Минского и Невельского полков.
Советская Власть разоружением и арестом этих полков показала, что в Красной Армии она не допустит ни отсутствия дисциплины, ни измены. Все провокаторы и шептуны жестоко поплатились за свою контрреволюционную деятельность. Теперь, когда обманутые ими герои просят дать им возможность взятием Кронштадта искупить свою вину перед рабочими и крестьянами Советской России, приказываю:
Возвратить Минскому и Невельскому полкам их оружие и Революционные Знамена.
Я уверен и надеюсь, что вновь увижу героями своих старых боевых друзей, с которыми вместе мы брали Челябинск и Омск и с которыми вместе наступали на Варшаву.
Вперед! На штурм изменников Кронштадта!»52
Ситуация братания произвела на Тухачевского сильное впечатление – он писал Ленину: «Если бы дело сводилось бы к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно не надежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам… По крайней мере, сейчас я не могу взять из Петрограда бригады курсантов, так как иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать… Что же касается до подавления восстаний, то здесь, конечно, для нашей Красной Армии громадная разница, бить ли матросов и кулаков или же рабочих…»53
«На предмет трусости» наступающих готовились заградотряды, которые должны были стрелять в отказавшихся участвовать в штурме. Так «укреплялось мужество сталью и свинцом».
Батарея после взятия Кронкрепости.
Кронштадт. После 18 марта 1921.
Фотография бр. Булла. [ГМПИР]
Вечером 15 марта тела погибших при обстрелах и бомбардировках с воздуха кронштадтцев из морга Морского госпиталя торжественно перенесли в Морской собор. После отпевания 21 гроб вынесли из собора, пронесли между шпалерами построенных частей и под залпы салюта захоро