Репрессированных только в 1994 году реабилитировал указ президента: «Признать незаконными, противоречащими основным гражданским правам человека репрессии, проводившиеся в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта на основании обвинений в вооруженном мятеже»91. А пункт указа «установить в г. Кронштадте памятник жертвам кронштадтских событий весной 1921 года» не выполнен до сих пор… Памятники на Якорной площади в Кронштадте и на кладбище в Александро-Невской лавре в Петербурге, установленные в советское время, посвящены лишь погибшим с «красной» стороны.
Закончив кронштадтскую «гастроль», Тухачевский вернулся в Смоленск, где располагался штаб Западного фронта. В Смоленске он женился на Нине Евгеньевне Гриневич. Дочери полковника царской армии Е.К. Гриневича, добровольно перешедшего в 1917 году на сторону большевиков, в то время было 20 лет. В Смоленск она приехала к отцу, весной 1920 года переведенному в штаб Западного фронта из Ростова-на-Дону92. Там и познакомилась с будущим мужем.
Записка В.И. Ленина Э.М. Склянскому с предложением послать М.Н. Тухачевского в Тамбовскую губернию для подавления кулацкого восстания, написанная на записке Э. Склянского В.И. Ленину по этому вопросу.
Май 1921.
Подлинник. Автографы В.И. Ленина,
Э.М. Склянского.
[РГАСПИ]
«Михаил Николаевич с Ниной Евгеньевной собирались ехать на прощальный обед к Иерониму Петровичу и взяли меня с собой… Все мы поехали на вечер в штаб, где устраивали проводы Иерониму Петровичу. Зал был большой, играл духовой оркестр. Потом начались танцы, и Иероним Петрович танцевал с Ниной Евгеньевной. Танцевали они мазурку – очень хорошо, все… любовались ими»93, – писала уже в 1950-е годы сестра Тухачевского Мария Николаевна дочери И.П. Уборевича. Милая картинка, нарисованная ею, рассыпается от одного упоминания – о месте действия: Тамбов, 1921 год.
Тухачевский, касаясь ближайших перспектив строительства советского государства, прагматично резюмировал: «Мы все время будем строить в военной обстановке. Из этого положения мы должны исходить… нам никакого дела нет до того, какая армия выгоднее в мирное время, так как такого времени у нас не будет»94. Этот тезис полностью соответствовал идеологическим установкам ЦК РКП(б) на изменение функций армии: «Изменившееся положение в республике коренным образом изменяет и самый характер военных задач на ближайшее время (вместо борьбы с белогвардейщиной, организованной в военном отношении, – борьба с крестьянскими восстаниями)»95. И после Кронштадта Тухачевского направили решать «военные задачи нового характера» – усмирять крестьянское восстание в Тамбовской губернии.
Деятельность М.Н. Тухачевского в Тамбове лишена каких-либо полутонов и совершенно однонаправленна. Как сам он писал в особой инструкции по борьбе с бандитизмом, на события, подобные крестьянскому восстанию на Тамбовщине (а «подобных» по всей стране наблюдалось угрожающее множество), необходимо смотреть как на войну. А импульсом к развязыванию этой войны стал, как ни парадоксально на первый взгляд, Декрет о земле, принятый II съездом Советов. Он разрешил крестьянам работать на земле, но не дал права распоряжаться ею. Крестьяне протестовали против революции, которая затевалась якобы ради них, а на деле довела их до полного обнищания. Вооруженные восстания против коммунистического режима, как и попытки крестьян распоряжаться результатами своего труда, этим режимом безжалостно подавлялись. В октябре 1920 года главком Красной армии С.С. Каменев в докладе правительству сообщал, что тысячи голодных крестьян в Воронежской, Тамбовской и Саратовской губерниях просят у местных властей выдачи хотя бы части зерна со ссыпных пунктов. Зачастую, уточнял он, «эти толпы расстреливались из пулеметов»96.
В 1920 году население Советской России составляло 131,5 млн человек, из них 110,8 млн проживало в деревне97. Поэтому крестьянская война закономерно вызывала тревогу большевистского руководства.
Крестьянская война распространилась практически на всю страну. По подсчетам ВЧК, в феврале 1921 года восстаниями было охвачено 118 уездов98. Советское правительство приняло специальное постановление, предписывающее главкому достичь «решительных и быстрых успехов в подавлении бандитизма и местных восстаний»99.
Для расследования причин и характера повстанческого движения в Тамбовской губернии была создана специальная комиссия. «Неумелые, жестокие приемы губЧК… нетактичные меры по отношению к колеблющемуся крестьянству всколыхнули массу и дали противоположные отрицательные результаты… Продовольственная кампания Тамбовской губернии, проводимая как в 1919 г., так и в текущем 1920 г., не носила нормального характера… тяжелое продовольственное положение Республики заставляло агентов продорганов не церемониться с целесообразностью методов по выкачке хлеба»100, – констатировали ее члены.
Квалифицируя крестьянские выступления как контрреволюционные («кулацкие элементы… составляли из себя главную и самую серьезную опору контрреволюционного движения в России»101), В.И. Ленин дал право беспощадно их подавлять. С восставшими не церемонились. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть фрагмент из приказа командующего войсками Тамбовской губернии С.Н. Шикунова, изданного в начале сентября 1920 года: «Наша задача – окончательное уничтожение банд противника, конфискация всего скота и имущества у крестьян, замешанных в пособничестве бандам… Отряду, действующему против с. Коптева, энергичным наступлением через Кензарь овладеть с. Коптево, конфисковать весь скот, отобрать инвентарь, хлебные припасы и вообще продовольствие… зажечь с. Коптево с четырех сторон, самим же отойти в Кензарь… Уничтожить банду в Новосильске, конфисковать скот, хлеб и все продовольствие. Хлеб и все продовольствие отправить на подводах в Тамбов»102.
На смену проддиктатуре, проводившейся с июля 1918 года, пришла продразверстка, согласно которой производящие регионы должны были сдавать 100 % хлебных излишков. (Напомним, тема продразверстки как одна из главных звучала и в Кронштадте.) При этом понятие «излишки» толковалось властями столь вольно, что их изъятие, по сути, превратилось в тотальную конфискацию хлеба. Лица, не сдавшие излишки, подлежали суду с последующим тюремным заключением.
Анкеты на лиц, заключенных в концентрационный лагерь за невыполнение разверстки в начале 1920 года в одной из Тамбовских губерний, свидетельствуют: «24 человека из 32 были мужчины в возрасте от 20 до 50 лет, они подверглись тюремному заключению… Половина семей осужденных осталась без кормильца, с детьми – от 2 до 8 человек»103.
«Тамбовщина – это старо-эсэровское предприятие. Тамбовская губерния – это старинное гнездо эсэровских организаций. Крестьянское повстанчество, как и всюду происшедшее от недовольства крестьян советской продовольственной политикой, начало сорганизовываться эсэрами в государственный организм еще с осени 1920 г. и даже еще раньше»104, – позиция Тухачевского совпадала с официальной, правительственной точкой зрения, предназначенной для не посвященных в истинное положение вещей как внутри страны, так и за рубежом.
Рост численности повстанческих отрядов на Тамбовщине казался фантастическим: от первых формирований, насчитывавших 60–80 человек, к концу августа 1920 года их стало уже 600 человек. Когда 24 августа руководство восстанием принял на себя А.С. Антонов, количество восставших увеличилось многократно. А к сентябрю в губернии было около 15 тысяч вооруженных винтовками, копьями и вилами крестьян.
А.С. Антонов, выходец из мещанской семьи, окончивший три класса уездного училища, семнадцатилетним юношей вступил в группу «независимых социал-революционеров». Несколько лет спустя он был сослан на каторжные работы за нанесение ранений должностному лицу. Несколько попыток сбежать на волю закончились заключением в Шлиссельбургскую крепость. Амнистирован в феврале 1917-го, год спустя возглавил первые антисоветские отряды в Тамбовской губернии, некоторое время руководя при этом советской милицией одного из уездов. Служба в милиции давала Антонову возможность конфисковывать оружие и переправлять его в крестьянские партизанские отряды. Антонов отлично понимал, что без армии повстанческое движение нежизнеспособно, и занялся ее строительством. И достиг несомненных успехов. Стремление организовать сильную, боеспособную армию завершилось объединением всех партизанских отрядов на губернском военном совещании 1921 года. Таким образом, у повстанцев появилась регулярная армия, относительно неплохо обученная (во всяком случае, по сравнению с другими регионами, где то и дело вспыхивали очаги массового недовольства) благодаря дезертировавшим из Красной армии солдатам. В январе 1921 года численность антоновских повстанцев «близилась к 40 тысячам бойцов, сведенным в две армии в составе 21 полка и отдельную бригаду»105. Тогда же в повстанческой армии были введены знаки различия.
Позднее успех восставших в создании организованной армии не мог не признать и сам Тухачевский: «Антоновские армии в Тамбовской губернии были чисто милиционными организмами. Там полки формировались известными волостями, которые комплектовали их людьми и лошадьми и снабжали их всеми видами довольствия. В этой крепкой органической связи, существовавшей между полками и их территориальными округами, и заключалась вся сила Антоновщины»106.
Антоновцы создали Главный оперативный штаб партизанских армий Тамбовского края, состоявший из пяти человек, избранных тайным голосованием. Возглавил его Антонов. Он ставил перед своими вооруженными отрядами многочисленные военно-политические задачи. В частности, инструкции предписывали создание конных отрядов внутренней охраны, наблюдение за передвижением частей Красной армии, борьбу со шпионами, пресечение дезертирства из партизанских отрядов, ведение пропаганды среди красноармейцев-отпускников о невозвращении в свои части