«Во время разработки Устава помню такой эпизод, – продолжал Жуков. – При всем своем спокойствии, Тухачевский умел проявлять твердость и давать отпор, когда считал это необходимым. Тухачевский как председатель комиссии по Уставу докладывал Ворошилову как наркому. Я присутствовал при этом. И Ворошилов по какому-то из пунктов, уже не помню сейчас по какому, стал высказывать недовольство и предлагать что-то, не шедшее к делу. Тухачевский, выслушав его, сказал своим обычным, спокойным голосом:
– Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок.
– Почему? – спросил Ворошилов.
– Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком»127.
Взаимная «любовь» после таких стычек крепла. Ворошилов Тухачевского ненавидел как «барчонка», как высокомерного опасного «чужака».
Снобизм Тухачевского замечали не только его недруги, но и те, кто искренне уважал его: «Он казался всегда несколько самоуверенным, надменным, но то было сознание силы, привычка молниеносно решать, отвечая за других, предельная собранность и организованность… Маршал не убегал от встречного взгляда и отвечал собеседнику резко, прямо, как бы скрещивая с ним шпаги на бой или мир», – вспоминала Галина Серебрякова, которую связывало с Тухачевским чувство нежнейшей симпатии128.
Г.К. Жуков считал, что «у него был глубокий, спокойный и аналитический ум», однако «ему была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой, повседневной работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание…»129
Ворошилов небезосновательно полагал к тому же, что Тухачевский хочет занять место наркома.
Видеть Тухачевского на посту наркома предпочли бы многие профессиональные военные, уставшие от неотесанных «конников» во главе армии. В этом смысле маршал несомненно имел свое «лобби». Знал об этом и Сталин, а зная, не мог быть уверенным, что кресло наркома обороны – наивысший пост, на который не сегодня завтра станет претендовать самый молодой в мире маршал. Но пока Сталин делал выводы, не спеша выдавать их на-гора. Пока Тухачевский – на пике карьеры, облечен он и политическим доверием. В 1936 году его даже назначили в комиссию по доработке сталинской конституции. Пока…
Тухачевский сохранил дружескую привязанность к тем, с кем судьба свела его в начале жизненного пути. Так, например, он помог своему давнему приятелю-семеновцу А.А. Типольту (служившему в его штабе в Гражданскую). Типольта, как человека с неблагонадежным происхождением (дворянин, да еще и барон), после убийства Кирова должны были выслать в Казахстан. Благодаря вмешательству маршала его не тронули. Еще один ностальгический штрих. С несомненным риском для своей репутации он помог и сестре товарища по полку П.А. Купреянова, погибшего во время того же ночного боя, в котором сам Тухачевский попал в плен, выехать из России в Германию, где жили ее родственники130. Не меньший риск – принять у себя дома опального Шостаковича, только что получившего от «Правды» разгромную рецензию «Сумбур вместо музыки».
Н.Е. Тухачевская (Гриневич) с дочерью Светланой.
[ЦАФСБРФ]
У него был приятный дом. «…Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои мысли, не боясь, что его прервут или обидят», – делилась своими воспоминаниями подруга семьи Л.В. Гусева131. У Тухачевских часто устраивались музыкальные вечера.
«У Михаила Николаевича я познакомился с великолепным музыкантом Николаем Сергеевичем Жиляевым, которого считаю одним из своих учителей, – вспоминал Д.Д. Шостакович. – К Жиляеву Тухачевский относился с огромным уважением, но это не препятствовало, однако, их бурным спорам.
Часто мы встречались втроем. Обычно я играл что-нибудь новое, а Николай Сергеевич и Михаил Николаевич внимательно слушали и затем высказывали свои соображения.
М.Н. Тухачевский с Н.Е. Тухачевской.
1935.
[Семейная коллекция Н.А. Тухачевского]
Иногда диаметрально противоположные. Надо ли говорить о том, как были полезны для меня, молодого композитора, эти оценки и споры!
Каждую свободную минуту – а такие у Михаила Николаевича случались не часто – он старался проводить за городом, в лесу. Порой мы выезжали и, прогуливаясь, больше всего беседовали о музыке.
Меня восхищала уравновешенность Михаила Николаевича. Он не раздражался, не повышал голоса, даже если не был согласен с собеседником… Подкупали его демократизм, внимательность, деликатность… Огромная культура, широкая образованность Тухачевского не подавляли собеседника, а, наоборот, делали разговор живым, увлекательно интересным…
Сейчас мне уже много лет, и нередко посещает мысль о том, что следует приняться за воспоминания, рассказать о людях, сыгравших определенную роль в моей жизни, в моей музыкальной судьбе. Одним из первых среди них был Михаил Николаевич Тухачевский»132.
В Москве в этот период стал складываться новый общий подход в отношении стран Восточной и Центральной Европы. Восстановление всеобщей воинской повинности в Германии в марте 1935 года дало мощный толчок советской дипломатии и военным приготовлениям. «До сих пор мы считали, – констатировал заведующий 2-м Западным отделом НКИД Д. Штерн, – что Германия будет выжидать военного взрыва на Д[альнем] Востоке и лишь потом постарается его использовать. Мне кажется, что вскоре создастся положение, когда Германия… попытается сама перенять инициативу в смысле осуществления военного передела карты Европы»133.
Новая программа подготовки к войне, представленная советским Генштабом в апреле 1935 года, исходила из утверждения: «Явно выявившийся немецко-польский блок, направленный в первую очередь против нас, и большой рост вооружений во всем буржуазном лагере делают западный театр вновь в качестве актуального фронта»134. Решения, принятые Комиссией обороны и Политбюро ЦК ВКП(б) в апреле – мае 1935 года, фактически означали вступление Советского Союза в предмобилизационный период.
К 1936 году агрессивный тон и намерения в отношении Советского Союза стали не просто главенствующими, а единственными внутри партийно-правительственной верхушки рейха. К тому моменту Тухачевский воспринимался партийным руководством как военный стратег номер один. Не случайно именно ему было поручено выступить на 2-й сессии ЦИК Союза ССР с программным докладом, посвященным задачам обороны СССР. Вот квинтэссенция доклада:
«Германия усиленно вооружает не только свои стрелковые и кавалерийские соединения, но и создает могущественные танковые силы. В соответствии с данными о производстве орудий и некоторыми другими, имеющими место в мировой печати, мы можем ожидать производства в Германии не менее 200 танков в месяц.
Программа развития 12 корпусов и 36 дивизий осуществляется бешеными темпами и гораздо быстрее, чем это было задумано…
Не менее интенсивная подготовка… ведется в области использования автомобильного транспорта. Во-первых, она идет по линии создания автострад. Автострада – это такое совершенное шоссе, которое не имеет переездов и дает громадные возможности для бесперебойных и беспрепятственных перевозок. По плану строительства в ближайшие годы должно быть построено 7 тыс. км автострад. Три магистрали пойдут с запада на восток…
После соглашения о морских вооружениях Великобритании и Германии последняя закладывает большое количество кораблей, и в 1937 г. ее морской флот должен увеличиться по сравнению с 1935 г. в два раза. Но это будет лишь половина того, что предусмотрено программой.
Особенно обращает на себя внимание то, что Германия строит теперь такие корабли, которые ей раньше были запрещены Версальским договором…
Вот, товарищи, грандиозная подготовка германского милитаризма к войне на суше, в воздухе и на море, которая при наличии… национал-социалистских политических установок… не может не заставить нас по-серьезному взглянуть на защиту наших западных границ для создания необходимой степени обороны»135.
Тухачевский предельно внятен: «Германия фактически превращена сейчас в военный лагерь… Необходимо… обратить внимание на то, что эта вооруженная сила содержится в очень больших кадрах, а это говорит о том, что германская армия будет постоянно готова к производству неожиданных вторжений. Ее мобилизационная готовность очень велика»136.
В январе 1936 года Тухачевский вошел в состав советской делегации на похоронах английского короля Георга V. 23 января 1936 года, непосредственно перед отъездом в Лондон и Париж, он побывал на приеме у Сталина, на котором присутствовали также нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов, председатель СНК СССР В.М. Молотов, нарком внутренних дел СССР Г.Г. Ягода, начальник Иностранного отдела ГУГБ НКВД А.А. Слуцкий, зам. наркома иностранных дел СССР Н.Н. Крестинский137. Не считая Сталина и Тухачевского, отправлявшегося в заграничную поездку, а также Молотова и Ворошилова, самых доверенных соратников Сталина, присутствовал именно Крестинский, а не нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов. Прогермански настроенный Крестинский являлся главным специалистом по советско-германским отношениям. С 1921 и до 1929 года он работал советским полпредом в Германии, в силу чего располагал там, в частности в Берлине, весьма обширными и густыми официальными и неофициальными, в том числе личными, связями. Это значило, что зарубежная «миссия» Тухачевского предполагала не только реализацию официальной цели визита – переговоры с политическими и военными представителями Англии и Франции, но и переговоры с представителями правящей политической и военной элиты Германии. В таком случае остановки Тухачевского в Берлине не были случайными или неожиданными для узкого круга советского руководства, включая прежде всего Сталина138.
Замнаркома обороны маршал М.Н. Тухачевский, командующий войсками Харьковского военного округа командарм 1-го ранга Дубовой и командующий войсками Московского военного округа командарм 1-го ранга Белов во время маневров войск Московского военного округа. Сентябрь 1936.