Будучи арестован 22-го мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня 26-го мая заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, и ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932-ому году…
М. Тухачевский16
Из заключения эксперта-почерковеда: «В заявлении от 26 мая 1937 года – с обозначениями 8–9 – наблюдаются признаки необычного выполнения, которые значительно большее выражение нашли на листе 8»17.
Тухачевского провели через «конвейер» – бесконечные, круглосуточные вызовы на допросы, перемежающиеся очными ставками.
Протокол допроса Тухачевского М.Н. от 26 мая 1937 года:
«Вопрос: Вы обвиняетесь в том, что возглавляли антисоветский военно-троцкистский заговор. Признаете ли себя виновным?
Ответ: Как я уже указал в своем заявлении на имя народного комиссара Внутренних Дел СССР тов. Ежова, я возглавлял контрреволюционный военный заговор, в чем полностью признаю себя виновным. Целью заговора являлось свержение существующей власти вооруженным путем и реставрация капитализма…
…Наша антисоветская военная организация в армии была связана с троцкистско-зиновьевским центром и правыми заговорщиками и в своих планах намечала захват власти путем совершения так называемого дворцового переворота, то есть захвата правительства и ЦК ВКП(б) в Кремле, или же путем искусственного создания поражения на фронтах во время войны, чем вызвать замешательство в стране и поднять вооруженное восстание…
…Я считаю, что Троцкий мог знать… что я возглавляю антисоветский военный заговор и это послужило для него основанием направить ко мне Ромма… Сообщаю следствию, что в 1935 г. Путна привез мне записку от Седова [сын Троцкого. – Ю.К.], в которой говорилось о том, что Троцкий считает очень желательным установление мною более близкой связи с троцкистскими командирскими кадрами. Я через Путна устно ответил согласием, записку же Седова я сжег»18.
Заявление М.Н. Тухачевского наркому внутренних дел Н.И. Ежову с признанием о существовании антисоветского военного троцкистского заговора. 26 мая 1937.
[ЦАФСБРФ]
Н.И. Ежов. 1935.
[РГАСПИ]
Днем позже из Тухачевского «выжали» подробности. Разумеется, никаких доказательств или показаний третьих лиц не предъявлялось. Нигде в деле, как и в материалах, выданных членам суда, нет никаких свидетельств или документов, подтверждающих наличие заговора. Не фигурирует и немецкая фальшивка, якобы подготовленная и переданная в Москву Гейдрихом и Канарисом.
Протокол допроса Тухачевского М.Н. от 27 мая 1937 года:
«…Должен сказать, что на допросе 26 мая я был не искренен и не хотел выдать советской власти всех планов военно-троцкистского заговора, назвать всех известных мне участников и вскрыть всю вредительскую, диверсионную и шпионскую работу, проведенную нами.
…Еще задолго до возникновения антисоветского военно-троцкистского заговора я в течение ряда лет группировал вокруг себя враждебно настроенных к соввласти, недовольных своим положением командиров и фрондировал с ними против руководства партии и правительства. Поэтому, когда в 1932 г. мною была получена директива от Троцкого о создании антисоветской организации в армии, у меня уже фактически были готовые преданные кадры, на которые я мог опереться в этой работе.
…Путна устно мне передал, что Троцким установлена непосредственная связь с германским фашистским правительством и генеральным штабом…
…В 1932 г. мною лично была установлена связь с представителем германского генерального штаба генералом Адамом. До этого Адам в конце 1931 г. приезжал в Советский Союз, и сопровождавший его офицер германского генерального штаба Нидермайер усиленно обрабатывал меня в плоскости установления с ними близких, как он говорил, отношений. Я отнесся к этому сочувственно. Когда я в 1932 г. во время германских маневров встретился с генералом Адамом, то по его просьбе передал ему сведения о размере вооружений Красной Армии, сообщив, что к моменту войны мы будем иметь до 150 дивизий»19.
С Адамом и Нидермайером, как уже упоминалось, у Тухачевского действительно были связи: когда он ездил на маневры в Германию и когда, курируя контакты РККА с рейхсвером, «отрабатывал» задания Наркомата обороны.
А вот к какому выводу пришли специалисты Военной коллегии Верховного суда СССР в 1957 году: «Как видно из полученных в ходе дополнительной проверки материалов Главного разведывательного управления Генерального Штаба Министерства Обороны СССР, бывший германский разведчик Нидермайер О.Ф. в указанный Тухачевским период времени являлся официальным представителем Рейхсвера в СССР и в силу имевшихся тогда соглашений контактировал связь Рейхсвера не только с представителями командования РККА, но и с органами НКВД. Кроме того, по сообщению Разведывательного управления Министерства Обороны СССР Нидермайер являлся ярым противником гитлеризма, сторонником дружбы Германии с СССР, и на протяжении 1936 года советские военные разведывательные органы получали от него ценную информацию»20.
«В Заявлении от 27 мая 1937 года наблюдаются признаки выполнения в необычном состоянии. При этом манера изложения – авторская и присутствует практически неприкрытый сарказм, который свидетельствует пока еще о моральном превосходстве автора над адресатами»21, – считает эксперт-графолог.
Вот это заявление:
Помощнику Нач-ка 5-го Отдела ГУГБ НКВД Ушакову
Будучи следствием изобличен в том, что я возглавлял антисоветский военно-троцкистский заговор, мне ничего другого не оставалось, как признать свою вину перед советской властью, что я и сделал 26-го мая.
Но так как мои преступления безмерно велики и подлы, поскольку я лично и организация, которую я возглавлял, занималась вредительством, диверсией, шпионажем и изменяла Родине, я не мог встать на путь чистосердечного признания всех фактов, относящихся к заговору. Поэтому я избрал путь двурушничества и под видом раскаяния думал ограничить свои показания о заговоре, сохранив в тайне наиболее важные факты, а главное, участников заговора.
Эта новая подлость… была развенчана следствием…
Я решил на этот раз окончательно и бесповоротно вполне честно сознаться во всех моих антигосударственных преступлениях, назвать всех известных мне участников заговора, выдать все его планы.
Тухачевский. 27.5.3722
В протоколах допросов узнаваемы характерная стилистика показаний и способ изложения фактов: обилие эмоциональной лексики, экспрессивных эпитетов негативной модальности. И практически полное отсутствие аргументации «признательных» тезисов – не говоря уже о вещественных доказательствах или документальных уликах. Скудность лексики, даже выражающей негативную оценочность, выдает истинных авторов текстов: самих следователей и их руководителей. Судебно-процессуальный канцелярит, характерный для процессов 1930-х годов, имел обязательные стилистические маркеры: устоявшиеся речевые обороты отрицательного эмоционально-экспрессивного воздействия, оценочные клише, «нанизывание» прилагательных для создания гиперболизированной языковой реальности. Не менее характерным признаком является и еще один обязательный атрибут – лингвистическое самобичевание. Признания арестованных изобилуют оскорбительными эпитетами и дефинициями в собственный адрес – явление абсолютно исключительное для употребления в первом лице.
Н.Н. Тухачевский, брат маршала.
[ЦАФСБРФ]
Протокол допроса Тухачевского М.Н. от 29 мая 1937 года:
«…Военный заговор возник в 1932 г. и возглавлялся руководимым мною центром. Должен сообщить следствию, что еще задолго до этого я участвовал в антисоветских группировках и являлся агентом германской разведки.
С 1928 года я был связан с правыми. Енукидзе, знавший меня с давних пор и будучи осведомлен о моих антисоветских настроениях, в одном из разговоров сказал мне, что политика Сталина может привести страну к гибели и что смычка между рабочими и крестьянами может быть разорвана. В связи с этим Енукидзе указывал, что программа Бухарина, Рыкова и Томского является вполне правильной и что правые не сдадут своих позиций без боя. В оценке положения я согласился с Енукидзе и обещал поддерживать с ним связь, информируя его о настроениях командного, политического и красноармейского состава Красной Армии. В то время я командовал Ленинградским военным округом…
Во время 16 съезда партии Енукидзе говорил мне, что хотя генеральная линия партии и победила, но что деятельность правых не прекращается и они организованно уходят в подполье… После этого я стал отбирать и группировать на платформе несогласия с генеральной линией партии недовольные элементы командного и политического состава…»23
К этому моменту А.С. Енукидзе уже «сознался». Характерно, что как доказательство вины использовался один и тот же ход – личные контакты с подследственным. Енукидзе был знаком с Тухачевским с первых послереволюционных месяцев как руководитель Военного отдела ВЦИК, где Тухачевский работал. К моменту ареста маршала Енукидзе находился под следствием уже почти полгода (его арестовали 1 февраля 1937 года в Харькове, где он после исключения в 1935 году из партии и снятия со всех государственных постов работал начальником Харьковского областного автогужевого транспортного треста24), но еще не был осужден. К смертной казни его приговорили на четыре с лишним месяца позже, чем Тухачевского.
В протоколе допроса от 30 мая 1937 года Енукидзе сообщает: в 1932 году от одного из руководящих членов «блока организаций правых и троцкистов-зиновьевцев» Томского он узнал, что по решению блока создан «единый центр [штаб]25 военных организаций [в рядах РККА]», в который якобы входят Корк, Путна, Примаков и Тухачевский, привлеченный в организацию А.И. Рыковым