К числу их и принадлежал черносошный крестьянин Василий Дорофеевич Ломоносов — отец гениального помора Михаила Ломоносова.
Фамилия Ломоносовых не считалась старинной на Курострове, причем куростровские старожилы упорно твердят, что коренной и настоящей фамилией этого рода была Дорофеевы, а Ломоносовы — это только «улисьное» прозвище одной из ветвей этой семьи.
Так или иначе, среди холмогорских и архангелогородских посадских, поддерживавших отношения с Куростровом и, по-видимому, находившихся в родстве с Ломоносовыми, насчитывается немало Дорофеевых.
Новейшие розыскания позволяют считать Ломоносовых давнишними обитателями Курострова. В составленной в 1678 году переписной книге Архангельска и Холмогор, хранящейся ныне в Центральном государственном архиве древних актов в Москве (ЦГАДА), записан весь тогдашний род Ломоносовых, проживавших в деревне Мишанинской на Курострове. В этой книге упомянуты Левка (Леонтий) Артемьев Ломоносов, его три сына Юдка, Лучка (Лука) и Дорошка (Дорофей), а также три внука: «Ивашка, Фомка и Афонька десяти лет, Ивановы дети». [25]
Все Ломоносовы, проживавшие на Курострове, издавна занимались морскими промыслами. А. Я. Ефименко приводит запись в приходо-расходной книге холмогорского Архиерейского дома за 1689 год о продаже Юдкой Ломоносовым своей доли промыслового становища на Мурмане, находившегося в совместном владении с посадским человеком Андреем Титовым:
«У колмогорца Глинского посада у Андрея Титова сына Зыкова куплено в Дом Архиерейской, по его Андреевой купчей и по заручной росписи, на Мурманском берегу в Оленьем становище в Выселкиной губе в стану, в скеи, в бани, в амбаре, в сенях и во всем том стану четвертая доль, что была с куростровцем Юдкою Ломоносовым, чем он, Андрей, владел с остальными всякими промышленными заводы».[26]
Всему Поморью был известен старый мореход и промышленник Лука Ломоносов, родившийся, как можно судить по дошедшим до нас ревизским «скаскам», в 1645 или 1646 году.
Лука Ломоносов пользовался в своей волости уважением. В 1701 году по выбору куростровцев он становится церковным старостой. Он принимал большое участие во всех «мирских» делах двинской земли. В 1705 году мы видим его «двинским земским старостой»,[27] состоявшим при бурмистрах Василии Жеребцове и Иване Звягине.[28]
Хотя сам Лука Ломоносов и был не учен, в его семье ценилась грамотность. Его внук Никита Ломоносов, воспитывавшийся с малых лет у деда, сумел получить некоторое образование и впоследствии занял скромную должность «копииста» Архангелогородской портовой таможни. В 1725 году Никите удалось даже побывать в Петербурге.
До самых преклонных лет Лука Ломоносов сохранил страсть к морю. Он совершает далекие морские переходы и во время войны со шведами берет на себя выполнение такого ответственного дела, как доставка хлебного запаса в далекий северный острог. В «Книге таможенного десятинного и пошлинного збору Кольского острога бургомистра Андрея Пушкарева» за 1710 год сохранилась такая запись:
«Сентября в 14 день взято у колмогорца Григорья Барсина, у кормщика его у Луки Ломоносова с лодьи, нагруженной государевыми хлебными припасы, за Кольскую береговую пристань привального и отвального рубль шесть алтын четыре деньги»[29]
Эта запись свидетельствует об имущественном положении Луки Ломоносова, который до старости ходил кормщиком на чужом судне. Под одним кровом с ним жил и вел с ним одно хозяйство его племянник Василий Дорофеевич Ломоносов, как о том можно судить по «Переписной книге города Архангельска и Холмогор 1710 года», где значится:
«На деревне Мишанинской.
Двор. Лука Леонтьев сын Ломоносов штидесяти пяти лет. У него жена Матрона пятидесяти восьми лет, сын Иван двенадцати лет две дочери: Марья пят[н]адцати лет. Татьяна восьми лет. Земли тритцать три сажени. У него же житель на подворьи Василей Дорофеев сын Ломоносов тридцати лет, холост. У него земли тритцать четыре сажени»[30].
Хозяйство это надлежит рассматривать как складническое, причем В. Д. Ломоносов сохранял свои наследственные права на земельное владение, доставшееся ему от отца[31].
Василии Дорофеевич Ломоносов родился как можно судить по «скаске» 1719 года, в 1681 году. По-видимому, он рано осиротел. Он прошел трудный путь рядового промышленника, находящегося в полной зависимости у кормщика или хозяина, властно распоряжавшегося «молодшими» не считаясь ни с какими родственными отношениями. Вынужденный пробивать себе дорогу, Василий Ломоносов не имел возможности ни понатореть в грамоте, ни рано обзавестись семьей!
Жители двинских островов искони занимались морским и «звериными» и рыбными промыслами. Они ходили добывать сало морского зверя до самой Новой Земли и сидели на сёмужьих тонях, начиная от устья Двины и почти до самых Холмогор, куда добиралась крупная и сильная красная рыба. Но самым излюбленным их промыслом был тресковой промысел на далеком Мурмане.
Крестьяне объединялись для промысла трески в артели и «котляны» (объединение нескольких артелей), в которые входили как «пайщики», так и простые «покрученники» — участники артели, вносившие в нее только личный труд.
В сводной ведомости о сборах «с мирских промышленных судов» за 1706–1725 годы мы неоднократно встречаем имя Луки, а затем и Василия Ломоносовых, промышлявших на Мурмане треску. В 1710 году Лука Ломоносов упоминается по становищу Карпино вместе с тремя «сумлянами» (т. е. жителями известного в Поморье Сумского посада) — Прокопием Норкиным, Василием Дружининым и Якимом Жигаловым. У них одно судно. В 1713 году упоминается сбор «у двинянина Луки Ломоносова с товарищи с трех судов» по становищу Щербиниха. Остальные записи относятся к Кеккурскому становищу, причем содержат указание на одно или несколько судов и упоминают кормщика или приказчика Луки Ломоносова — Ивана Малгина:
«1714. С Кеккурского становища. У двинянина Луки Ломоносова с товарищи с трех судов по 30 копеек с судна.
1722. Становища Кеккуры. У куростровца Луки Ломоносова кормщика его Ивана Малгина с одного судна 30 копеек.
1723.Становища Кеккуры. У двинянина Луки Ломоносова у прикащика его Ивана Малгина с одного судна 49 копеек…
1724.Становище в Кеккурах. У двинянина Куростровской волости у крестьянина Луки Ломоносова с трех судов 3 рубли четыре копейки…» [32]
Упоминание нескольких судов ни в коем случае не означает, что они все принадлежали Луке Ломоносову. Они лишь записывались на его имя, как старшего в котляне. Отсутствие упоминаний о Луке Ломоносове в течение нескольких лет свидетельствует о том, что он не всегда становился во главе котляны и его судно попадало в число безыменных «товарищей». Так же обстояло дело впоследствии и с Василием Ломоносовым.
Сведения о Василии Дорофеевиче Ломоносове как о промышленнике относятся к позднему периоду его жизни, когда он уже «промысел имел на море по Мурманскому берегу и в других приморских местах для лову рыбы трески и палтосины на своих судах, из коих в одно время имел немалой величины гукор с корабельною оснасткою». Корабельный мастер Степан Кочнев, доставивший эти сведения в 1788 году, мог помнить Василия Дорофеевича Ломоносова, только когда тот уже стал солидным и степенным человеком, одним из самых предприимчивых людей на Курострове. Ведь именно он «первый из жителей сего края состроил и по-европейски оснастил на реке Двине, под своим селением, галиот и прозвал его Чайкою». (Академическая биография М. В. Ломоносова, напечатанная в 1784 году.)
Постройка «новоманерных» судов на Севере началась по распоряжению Петра Первого. 28 декабря 1714 года архангельскому вице-губернатору был послан именной указ, в котором говорилось:
«По получении сего указа объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов своих на лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суда, галиоты, гукоры, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года, а по нужде три года; и по прошествии того сроку, чтоб конечно старые все перевести и для того вновь кочей и лодей делать не вели под штрафом».
В Архангельск были посланы чертежи и доставлены модели судов нового типа. Но поморы вовсе не торопились обзаводиться новыми судами и продолжали строить по старинке. Указом от 11 марта 1719 года было велено «переорлить» (заклеймить) все морские старые суда — лодьи, кочи, карбасы и соймы, «и дайте на тех заорленных доходить, а вновь отнюдь не делали б, а буде кто станет делать после сего указу новыя, тех с наказанием сослать на каторгу, и суда их изрубить». Около этого времени и построил Василий Ломоносов свое «новоманерное судно» на одной из придвинских верфей, а может быть, и у самого Баженина. Это был именно гукор с двумя мачтами, широким носом, круглой кормой и плоским днищем, как точно вспомнил Степан Кочнев, сам некогда знаменитый на всем Белом море кораблестроитель.
Вероятно, Василий Ломоносов построил свое судно не ранее 1720 года, а может быть, и позднее. Нет оснований предполагать, что он мог обойтись своими средствами. Однако помогал ли ему в этом Лука Ломоносов, пришлось ли ему прибегать к займам или у него были в этом деле своего рода «пайщики» — участники артели, мы пока не знаем.
Не знаем мы, и во что обошлась ему постройка судна. Некоторое представление об этом мы можем получить, прикинув цены, которые устанавливались на суда, приобретаемые казной у крестьян-промышленников. В 1734 году Архангельская контора над портом купила у сумского крестьянина Михалева гукор «Андрей Стратилат» за 400 рублей. А известный архангельский кораблестроитель Никита Крылов взялся построить на своей верфи гукор и галиот в 80 и 50 ластов,