Но В. не могла пересилить брезгливость, как не могла считать русский народ тем самым «хавающим пиплом». Она безуспешно искала другую работу, а потом поехала на совет к своему духовному отцу архимандриту Иоанну (Крестьянкину). А старец благословил её петь на клиросе в храме мученика Трифона и молиться, уповая на помощь святого. И выпускница ВГИКа влюбилась в это особое молитвенное церковное пение.
— Я всегда жалею, — рассказывала она, — что литургия кончается так быстро, будто минута пролетела, а не два часа. Надо, оказывается, уходить из храма, а не хочется уходить.
Однажды В. навестил её однокурсник, работающий теперь в рекламе и разбогатевший на ней. Посидели за столом, вспоминая талантливых ребят из ВГИКа, работающих ныне кто в бизнесе, а кто в кочегарке.
— Помнишь, как мы мечтали делать настоящее кино? — говорил однокурсник. — А теперь по телевизору одна пошлятина. У меня к тебе предложение — я готов вложить деньги в кино. Давай соберём наших ребят и попробуем снять человеческий фильм?
Так возникла небольшая киностудия, о которой, как считает В., пока рано говорить: они сняли только один православный фильм. Но условия работы здесь роскошные — делай то, о чём просит душа. А это редкость в наш век.
Выходим из храма с подругой, а нас нагоняет пенсионерка, тоже желающая рассказать о помощи святых:
— Святой Антипа, запомните, помогает от зубов, — наставляла она нас, — а великомученик Пантелеймон — от электричества.
— Как, как? — засмеялась подруга. — От электричества?
— А вы не смейтесь, — сказала пенсионерка. — Я из опыта говорю.
Опыт же был такой. Сломался у бабушки электросчётчик, и как теперь платить за электричество, было непонятно. Отнесла она заявку на ремонт в энергонадзор, а там пообещали прислать электрика. Месяц прошёл, другой, а электрика всё нет и нет. Старушка уже несколько раз ходила к главному начальнику энергетиков, но тот разговаривал сразу по трём телефонам и лишь нервно отмахивался: «Знаю, пришлём. Не доставайте меня!» В общем, полгода пенсионерка не платила за электричество, ужасаясь нарастающему и уже огромному долгу. Конечно, она пробовала откладывать с пенсии, но после перенесённого в ту пору инфаркта откладывать не получалось. Врач в поликлинике выписывал ей столько лекарств, что на них уходило полпенсии. Без лекарств болело сердце. А с лекарствами не получалось копить.
Переживала она из-за долгов так сильно, что однажды решила отказаться от лекарств, чтобы заплатить за электричество, и стала читать акафист великомученику Пантелеймону, умоляя его о помощи.
— Мне восемьдесят лет, Пантелеймон милостивый, — говорила она святому, — умру я скоро. А меня мама с детства учила, что неотданный долг страшней воровства. «Грехи, — говорила мама, — Господь, возможно, простит, а долги утянут душу на воровское мытарство». Я не воровка, дорогой Пантелеймон. Помоги мне, миленький, продержаться без лекарств.
Только кончила старушка читать акафист, как позвонили в дверь, и в дом вошла бригада электриков, объявив с порога:
— Проводим плановую замену старых электросчётчиков на новые. Не волнуйтесь, хозяйка, это бесплатно. А ваш антиквариат давно пора на помойку снести.
— Я же полгода не платила за свет, — повинилась старушка.
— Хуже того, — сказала весёлая женщина-инспектор, — вы нам справку об инвалидности не принесли. Хорошо, хоть из собеса догадались прислать. Вам по инвалидности льгота положена, а у вас уже год переплата идёт. Деньги, к сожалению, вернуть не можем, но эта сумма на будущее в уплату пойдёт.
— Милость явил святой Пантелеймон, и я теперь умру без долгов, — завершила свой рассказ старушка.
Возвращались мы с подругой домой и всё вспоминали эту старушку в белоснежной и аккуратно заштопанной блузке. Она была из поколения тех людей, где не стыдились жить в долг лишь авантюристы и моты. Даже люди скромного достатка предпочитали придерживаться правила: «По одёжке протягивай ножки». Брали взаймы только в крайнем случае, да и то с великой опаской: вдруг внезапно умрёшь, не успев расплатиться, и попадёт твоя душенька на воровское мытарство? Помню ещё дореволюционный рассказ о шамординской монахине, которая после смерти являлась сёстрам, говоря, что она застряла на мытарствах, потому что взяла у прихожанки в долг десять копеек и не вернула их. И только после того, как сёстры разыскали прихожанку, возвратив долг, усопшая перестала являться.
Но всё это в прошлом. А сегодня люди охотно берут кредиты для покупки предметов роскоши, не подозревая, что попадают в хитрую долговую ловушку. Знаю лично двух бездомных горемычных скитальцев, вынужденных продать свои квартиры, чтобы расплатиться с долгами по кредитам.
— Ох, сегодня же верну все долги, тем более, что батюшка Серафим Саровский так чудесно помог, — сказала подружка и раскрыла набитую деньгами сумку. — Смотри!
— Ты что — банк ограбила? — спросила я, зная, что подруга-библиотекарша уже за неделю до получки начинает одалживаться, и слава Богу, что помогает сын, добавляя к нищей зарплате мамы свои обязательные сто долларов.
— Ты не поверишь, — продолжала подруга, — я сегодня утром помолилась Серафиму Саровскому, пошла в обменник разменять сто долларов. А батюшка Серафим Саровский вон какую уйму денег преподнёс! Тут, наверно, на тысячу долларов, не пересчитывала ещё.
Как сто долларов превратилась в тысячу, было понятно — наверняка ошиблась кассирша, поставив лишний ноль на автомате, пересчитывающем купюры. Нет-нет, моя подруга человек щепетильно честный и никогда не возьмёт чужого, но есть у неё вот какая особенность. Прочитала она однажды житие преподобного Серафима Саровского и воскликнула в восторге: «Всё, избираю своим небесным покровителем дивного старца Серафима Саровского!» С тех пор и пошло: дали ей должность старшего библиотекаря — это батюшка Серафим похлопотал за неё в верхах. А если повезло купить в сэконд-хэнде буквально за копейки абсолютно новое роскошное пальто, то это опять же чудо по молитвам старца Серафима. Словом, как же не взять деньги, если ей сам святой Серафим преподнёс?
Уличать подругу в присвоении чужих денег было неловко. Но она сама вдруг сказала испуганно:
— Господи, да я же чужие деньги взяла. Бежим скорее в обменник!
Обменный пункт был уже закрыт, но внутри кто-то всхлипывал и возился. Стучали мы с подругой, стучали и уже собрались уходить, когда из дверей выглянула молоденькая зарёванная кассирша. Она сначала даже не поняла, что ей собираются вернуть деньги, выкрикивая в слезах, что зря хозяин обозвал её воровкой, а она никогда, ни разу, ни копеечки!.. В общем, потом она бросилась целовать нам руки, и мы вынуждены были бежать.
Из Москвы я тогда уехала, и увиделись мы с подругой лишь через три года.
— Как теперь, — спрашиваю при встрече, — преподобный Серафим даёт тебе денежки?
— Даёт, — ответила она. — По шее даёт. Недавно попросила старца Серафима, чтобы Господь по его молитвам даровал мне смирение. И меня сразу все так засмиряли, что еле живая приползла на исповедь. А батюшка нет — чтоб утешить — цитирует Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного». Погоди, сейчас зачитаю.
И подруга зачитала мне слова преподобного Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного, чтобы не оскорбить Его ничтожностью и суетностью просьбы своей. Елисей просил у Бога сугубой благодати, бывшей в пророке Илии, и был возвеличен… Израиль же просил мяс египетских, и был посрамлён».
— Батюшка, говорю, — продолжала подруга, — я маленький человек с маленькой зарплатой. Вот и прошу у Господа египетских мяс, то есть прибавки к зарплате. Где мне дотянуться до великих святых?
— А батюшка что?
— А батюшка твердит своё: «Проси у Господа драгоценного — смирения и спасения». Нет уж, знаю теперь, как просить смирения — приподнимет, прихлопнет, и каюк котёнку.
Вот так мы и общаемся с подругой с перерывами в несколько лет. В последний раз она сказала:
— Знаешь, познакомилась я с одной несчастной женщиной. Они с мужем оба некрасивые, и перед рождением ребёнка молили Господа, чтобы даровал им красивое дитя. И родился у них сын неописуемой красоты, но глухой и больной. А может, действительно, надо просить у Господа смирения и спасения, а то вымолишь неизвестно что?
А ещё подруга сказала грустно:
— Люди в церкви меняются в лучшую сторону, а я чем дальше, тем хуже и грешней становлюсь.
Впрочем, это обычный путь, когда человек острее, чем прежде, чувствует повреждённость лжеименного разума и множество не замечаемых раньше грехов. А как же радостно всё начиналось, и мы с подругой бегали от одной чудотворной иконы к другой, дивясь изобилию Божиих чудес, случавшихся также и с нами. А может, это было дано для того, чтобы возмужала душа для борьбы со страстями и взалкала уже не «мяс египетских», но того главного и драгоценного, когда хочется молиться словами: «Спаси мя, Господи, ими же веси судьбами»? Во всяком случае, именно так молится теперь моя подруга.
КРЁСТНАЯ
Моя крёстная — красавица, трудоголик и шизофреничка. Никакой шизофрении, оговорюсь сразу, там и в помине нет, и историю этой мнимой болезни можно изложить словами классика: «москвичей испортил квартирный вопрос». А беда началась с того, что моя крёстная, будучи ещё студенткой, унаследовала от своего деда, известного учёного и потомственного дворянина, квартиру в старинном особняке на тихой улочке Москвы. Квартира была огромная, с лепниной на потолке. И это бывшее дворянское гнездо чрезвычайно понравилось одной парочке, приехавшей из провинции завоёвывать Москву.
Хитрецы составили план — он обольстит юную студентку, женится на ней, а после развода потребует разделить квартиру, обеспечив себя и свою возлюбленную достойной жилплощадью в Москве. Надо сказать, что план сработал, но с некоторыми осложнениями. И когда через полгода после свадьбы хитрый муж развязно заявил беременной жене, что «любовь прошла, завяли помидоры», тёща насмешливо сказала ему: « Ах, любовь у него прошла? Но семья, голубчик, — это совсем иное». А поскольку взгляды тёщи Светланы Ивановны играют в этой истории важную роль, расскажу о них подробнее.