И каждый предмет теперь зримо и явно двоился, будучи при том и самим собой, и призраком самого себя. Словно два пространства, равные друг другу и с абсолютно идентичным набором точек, образующих предметы пространства, и с абсолютно идентичным набором взаимодействий между предметами, образующими явления пространства, совмещены были одно с другим, но с некоторым сдвигом координат. И смещение это порождало призрачность обоих этих пространств, и нельзя уже было сказать, какая точка пространства первична и реальна, а какая — вторична и является лишь отражением точки пространства реальности.
Дмитрий, покачиваясь и периодически потряхивая головой, встал с кровати.
Его мутило и тошнота подкатывала к горлу, словно отходил он сейчас от тяжёлого похмелья, что часами не отпускает страдальцев, вновь и вновь сжимая и выворачивая желудок длинными рвотными спазмами.
«Отравился я, что ли? Не ел, вроде… С утра. Воздух тут… Чем же я дышу? Может, дурь тут какая?»
Глянув же на пол спальни, увидел Дмитрий, что странностей в квартире побольше будет, чем показалось ему поначалу.
Над полом, на высоте сантиметров десяти, стоял голубоватый, слабо светящийся туман.
Он не клубился, не поднимался волнами, не исчезал и не уплотнялся.
Он стоял на полом ровно и абсолютно недвижно, никак не реагируя ни на сквозняк, тянувший холодком по ногам, ни на движения и шаги.
Потом, наклонившись, осторожно потрогал туман рукой, провёл ладонью пару раз по его поверхности.
И не ощутил ничего.
Абсолютно ничего.
Словно это был не туман, а только призрак тумана.
«А вот интересно… пиздец вот так выглядит? А вот, скажем, шизофрения?»
Но на эти вопросы с уверенностью ответить Дмитрий не смог.
«Нет, пожалуй, я всё-таки отравился…»
Медленно, с опаской переступая, словно бледно-голубая субстанция эта, что стояла над полом, способна была взорваться или вспыхнуть от любого неосторожного движения, пошёл Дмитрий к выходу из спальни.
«А может» озарило Павла уже возле самой двери «тут наркоманы какие живут? Наварили дури какой… а я надышался? И туман этот…»
Ноги во время сна распухли и ныли, сдавленные когда-то влажными, а теперь ссохшимися от долгого пребывания в тёплом помещении ботинками.
«Ну не кислота же в самом деле этот туман» подумал Дмитрий. «Может, без обуви походить? В носках? А потом тапочки какие-нибудь найду».
Дмитрий, схватившись за дверной косяк и балансируя поочерёдно то на одной, то на другой ноге, стащил ботинки. После всех его попыток расшевелить туман, Дмитрий был уверен, что загадочная эта субстанция абсолютно безопасна, и ходить, погружаясь в неё по самую щиколотку, можно и в одних носках.
По крайней мере, в столь странной квартире не имело особого смысла проявлять чрезмерную осторожность.
Дмитрий ничуть не удивился бы, если бы и пыль в воздухе поменяла свой цвет, став, к примеру, ярко-розовой. И засветилась бы вдруг или же заклубиласьв воздухе полупрозрачным, но ясно различимым облаком.
Но с пылью пока ничего подобного, чудесного, не происходило.
А вот с комнатой…
Когда Дмитрий вышел из спальни, когда он включил свет и оглядел гостиную, ожидая увидеть ту прежнюю картину хаоса, разгрома и беспорядка, что оставил он днём, перед тем, как заснуть, то увидел, что…
Комната была тщательно убрана!
И ему показалось… Странно, но это было действительно так.
Пол был подметён (или пропылесосен), а потом, похоже, ещё и тщательно вы-мыт.
Ни единой соринки. Ни единой брошенной бумажки.
Все вещи аккуратно разложены и расставлены по своим местам.
Тёмный, даже ни вид влажный ещё паркет. Чуть заметный, едва ощутимый запах влажных паркетных досок.
Влагой, тёплой, тёмной влагой пропитано дерево.
Недавно…
«Хозяева, что ли были?» Дмитрий вполне отдавал себе отчёт, что рассуждает как полный идиот, но не проснувшийся ещё мозг напрочь отказывался работать в таких ненормальных условиях.
«Надо же… Всё вымыли, всё убрали… И меня не разбудили».
Ещё минуты две Дмитрий рассуждал о добрых, тактичных и трудолюбивых хозяевах, для которых покой гостя, пусть даже и непрошеного, это нечто святое и нерушимое…
Потом хлопнул себя по лбу.
«Нет, здесь чушь какая-то! Дверь бы открывали… Шаги, движение в комнате… Я бы услышал. И проснулся. Обязательно бы проснулся! Так кто ж тут был? Ведь кто-то же был! Вещи же сами по себе не прыгают! И туман ещё этот…»
Дмитрий оглянулся назад.
Голубоватый отсвет расходился по потолку и по стенам спальни.
Туман не пропал. Он даже как будто ещё более сгустился и поднялся ещё выше.
Предчувствие уходящего одиночества, беспокойство, предваряющее появление чего-то нового… или, вернее, кого-то (мысли спросонья всё ещё путались), какого-то существа… чего-то разумного, движущегося, уже пришедшего сюда извне и лишь ждущего подходящего момента для того, чтобы возникнуть, появиться, образоваться, тёмным сгустком выплыть из густеющего воздуха — предчувствие это охватило его, сначала лишь неясным, смутным волнением, а потом и холодной, знобящей дрожью.
«Здесь кто-то есть».
Кто-то есть. Или будет. Нет, есть!
Был с самого начала!
Возможно, даже ждал его…
«Нет! Бред! Чепуха!»
Ждал? Как он мог ждать?
«Он? Почему он? О ком я вообще думаю?»
Дмитрий вышел в коридор и, нащупав в полумраке выключатель, зажёг свет.
«Но ведь кто-то же убрал комнату! И не ушёл. Наверняка не ушёл. Он здесь, он ещё здесь…»
Дмитрий не мог понять, отчего же он так уверен в присутствии этого «некто» (или «неких») в квартире. Но ему казалось… Да нет же, он был уверен — кто-то ждал его пробуждения. Терпеливо, тихо, без единого звука.
И теперь…
Щёлкнул выключатель на кухне — и на приоткрытой двери ванной свет резко вычертил тень, смутную, угловатую, неясную, словно плывущую в воздухе.
Дмитрий сделал шаг вперёд — и очертания тени стали ярче, контрастней.
Она качнулась, словно от набежавшего ветра и послышался (ясно, отчётливо) шорох (как будто кто-то переступил осторожно с ноги на ногу).
На кухне кто-то был.
«Интересно, это он…»
Дмитрий сделал ещё один шаг. Он и сам не мог понять, испуган ли он появлением этого «некто» (а то, что загадочный «некто» наконец-то появился — сомне-ний у Дмитрия не было) или же просто взволнован… а то и обрадован…
Нет, понять совершенно было невозможно — чувства и мысли смешались, перепутались, переплелись колючими, спутанными нитями в клубок, узлами схватывая друг друга. Не отделить, не развязать, не распутать…
Не понять. Не сообразить.
Слова, понятия, движения, звуки, мысли и тени их, скользнувшие по краю сознания, образы, картинки, возникающие в кажущейся пустоте и темноте в пространстве за закрытыми глазами; синие, оранжевые, зелёные, огненно-красно-жёлтые круги, вспышки; драконы снов, откусившие кусок луны; собаки, уплы-вающие в небо; рыбы, глотающие песок; сковорода, взлетающая в прожаренный, звенящий воздух; ночь, ночь, ночь — всё вместе, вместе.
Дмитрий сделал ещё один шаг.
Морок, туман… Он потёр лоб, несколько раз резко тряхнул головой, словно пытаясь вырваться из затянувшегося сна.
Ещё шаг.
— Вечер…
Дмитрий остановился.
«Он здесь… Здесь…»
— Вечер добрый, Дмитрий…
«Мне бы…»
Да, сейчас бы удивиться. Сделать круглые глаза. Быть может, даже вскрикнуть от испуга.
«А откуда вы знаете моё имя?!»
Ну, скажем, незнакомец выйдет из кухни. Это будет мужчина средних лет с усталым, серым от долгого сидения в кабинетах лицом. Под глазами — тонкая сеть морщин. А глаза — серые, под цвет сегодняшнего неба. Пустые, безразличные. Двумя пятнами оконной замазки на лице.
На мужчине будет милицейская форма. Помятая, собранная в складки.
И он скажет: «Вы и паспорт на дело берёте? Очень удобно! Не надо тратить время и личность устанавливать. Ну, что, выспались? Теперь…»
— Ужинать пора, Дмитрий. Кстати, паспорт ваш совершенно нам без надобности. К чему нам паспорт то ваш?
Незнакомец не вышел, а, скорее, выкатился в коридор — и Дмитрий совершенно остолбенел от удивления.
Квартира, похоже, в самом конце долгого и переполненного самыми странными событиями дня, решила поразить его самым небывалым в его жизни зрелищем.
Видом гнома.
Самого настоящего гнома.
Нет, Дмитрий, конечно, точно не знал как выглядят гномы. Когда-то давно, очень давно, в детстве он читал о них в книгах (впрочем, сказку о Белоснежке терпеть не мог, считая слишком уж сентиментальной и откровенно сопливой), ну и, конечно, разглядывал иллюстрации… Гномы были на одно лицо — седобородые (впрочем, при этом без усов), низкорослые человечки в ярких, разноцветных куртках с крупными, яркими, металлическими пуговицами; в длинноносых башмаках и в смешных островерхих шапках с помпонами или бубенчиками (вроде бы, шапки эти на самом деле назывались колпаками… да вспомни теперь эти сказки и что там и как называлось…).
Человечек, стоявший в коридоре, ростом был с того самого, среднесказочного гнома (Дмитрию — ниже пояса, карлик, настоящий карлик…). Просто поразительно, почему Дмитрий не определил сразу его рост по тени на двери ванной (хотя, в его состоянии, пожалуй, не слишком удивительно… да и по падавшей наискосок тени трудно что-то определить).
Человечек был горбат и горб его поднимался над плечами выше головы, словно надвигаясь на неё со спины. Казалось, большой, уродливый, остроконечный горб этот придавливает человечка к полу, весом и размерами своими превосходя все остальные части тела и подавляя их безобразным своим величием, несоизмеримо большим для такого маленького куска плоти.
Как будто опустившаяся, ушедшая под тяжестью горба вниз голова оказалась у человечка где-то на уровне груди, ниже плеч. Грудь же совершенно срослась с животом, отчего короткие ножки начинались чуть ниже морщинистого, выступающего вперёд подбородка (сантиметрах в десяти, не больше).