ари. В ней никогда не будет одного победителя. Так что политика Ферина выглядит выигрышно лишь на коротком отрезке истории.
— Не только выглядит, отец! Кстати, как там Элойн?
— С чего такой резкий вираж?
— Да просто ассоциация сработала. Всё-таки рыжая — наглядный пример тому, как иные люди могут с упорством, достойным лучшего применения, действовать против собственных, хм…
— А вот тут ты не прав. Она как раз весьма последовательна в преследовании собственных интересов. То, что это выглядит, как моральный мазохизм — частность и мелочь.
— Ну да, ну да… ты уже объяснял, что она намеренно выстраивает между собой и мной стену повыше, преувеличивая мои достоинства и свои недостатки. Боится снова оказаться в роли слабой и ведомой, боится собственных чувств, желает контролировать свою жизнь и всё такое. Но с какой стати для борьбы с этими страхами нужно выклёвывать себе печень?
Горько и беспомощно улыбнувшись, Ригар развёл руками:
— Ни с какой. И даже сама Элойн это понимает. Просто… она это понимает умом — а вот гормоны у неё пошаливают, с тропы рационального мышления сбивают. Кстати, твоя Санхан-то хоть не чудит? Тоже ведь в положении…
— Знаешь, нет. Причём совсем. Никаких токсикозов, капризов, страхов с истериками и тому подобных ужасов, возможностью которых меня при консультациях стращали. Здоровье прям каменное без трещинки. Говорят, женщины во время тягости дурнеют — но она даже похорошела!
— Эх. Аж завидно.
— Слушай, может, у рыжей её завихрения как раз с нездоровьем сцеплены?
Ригар покачал головой, вздыхая:
— Увы, если это и так, то там беды из-за психосоматики. Если уж у обычных людей душа оказывает конкретное такое влияние на тело, то у мага-подмастерья это выражено в разы сильнее. Ну и круг замыкается: в нездоровом теле и духу поздороветь… непросто.
Мийол нахмурился:
— Может, стоит тогда… ну… курс настоев успокаивающих и тонизирующих пропить? Как по мне, лишним оно точно не будет.
— Да пьёт она их, — отмахнулся Ригар. — И ромашку с пустырником, и мяту с зуболистом, и валерьянку на экстракте семицвета… но если это всё помогает, то, скорее, лишь немного смягчает симптоматику. Чтобы перебить дурное влияние психики подмастерья, нужны серьёзные седативы — мощные, с магией. Полноценные зелья то бишь. А во время беременности такое пить…
— Понимаю, — пуще прежнего помрачнел призыватель. — Выходит, не вовремя я вытащил Элойн из Лагора. Лучше бы…
— Не лучше! — перебил отец. — Как раз возможность рулить «Облачной бегуньей» помогает ей немногим хуже медитаций — и уж точно лучше всех этих трав.
— Гм. Ну, тебе виднее.
— Кстати, насчёт помощи: ты не думал привлечь её к созданию мемориального квартала?
— Думал. И привлеку. Я вообще всех привлеку, кого возможно… а с тебя, кстати, стрясу полноценный памятник.
— Сын, окстись! Я ремесленник, а не скульптор!
— Ничего не знаю. Придумай что-нибудь. В конце концов, вырубать памятник из камня не обязательно, коли грундреп-аргезн есть.
Пара артефактов гномьего стандарта — тех самых, с помощью которых строились Скальные Норы — действительно прилетела в Рифовые Гнёзда. Васька отдала их брату в качестве «плохой, негодной, но всё-таки условно подходящей замены Великолепной Мне». Впрочем, предвидеть, что для работы с камнем во время «отпуска на море» им могут пригодиться грундреп и аргезн, можно было безо всякой мистики.
— Тогда с тебя — выбор подходящего камня, — сказал, сдаваясь, Ригар, — его предварительная грубая обработка и по окончании отделки — установка на выбранное место.
— Договорились.
Немного забегая вперёд: памятник Щетине сделали. Притом довольно необычный. Отец обозвал его «попыткой эксплуатации модерна».
Благодаря возможностям, даруемым магией, искусство скульптуры на Планетерре давно, решительно и безальтернативно захватил реализм. Ваятели состязались друг с другом в сложности композиций, точности отображённой деталировки — ну и, разумеется, в своеобычном «у меня есть статуя высотой в десять локтей! — ха, а вот у меня есть и в дюжину!» Однако никто не спешил посягать на имперские каноны (и волю заказчиков), которые обычно требовали:
для бюстов — полного портретного сходства, имитации если не текстуры, то хотя бы цветов, естественных для живых лиц;
для половинных/поясных статуй — дополнительно характеризующей изображённую натуру позы с жестикуляцией (так, дам в половинном виде часто запечатлевали в момент выполнения обратного поклона Спутницы, а Воинов — наносящими удар или с оружием в руках);
для ростовых статуй — полностью проработанной анатомической достоверности, чёткого соблюдения пропорций, тщательного отображения элементов одежды и экипировки.
Что сделал Ригар?
Ну, совсем он каноны не отверг. И каменной голове Щетины придал полное портретное сходство: издали от живого человека не отличишь. Шея с верхней частью груди тоже вполне как у живого. Однако от левой руки оставлена только кисть, да и локоть правой пленён каменным монолитом, сквозь черноту которого змеятся прожилки контрастных, ярких оттенков жёлтого и алого. Наплывы камня с такими же прожилками захватывают и нижнюю часть груди. Выходит уже не бюст, но ещё не поясная статуя.
Да ладно бы только это!
Жёлтые и алые прожилки словно перекидываются с чёрного монолита на тело — ту часть его, которую изобразил скульптор. Они даже борются с белым каменным «сиянием», исходящим от левой руки мага; пара прожилок, миновавших белое, добираются по шее почти до головы, сливаются с сонной артерией…
Но на лице Щетины не видно боли, сожалений или там груза великой мудрости. Смирения не видно тоже. С почти что детским любопытством, чуть приоткрыв и округлив рот, смотрит он куда-то вперёд, протягивая руку к неизведанному в жесте разом решительном и аккуратном.
Когда Мийол впервые увидел эту скульптуру (а Ригар никому не позволял до срока пройти в мастерскую, где доводил до финала заготовку), он с минуту молча смотрел на неё, моргая чаще обычного повлажневшими глазами, а потом развернулся и так же молча обнял отца.
…но до того момента призыватель провёл в хлопотах без малого две недели. Да и многим другим в Рифовых Гнёздах с окрестностями, иногда не особо близкими, пришлось суетиться без продыха. А больше всего работы легло на команду Мийола. Сугубо из-за практичности: чары, что просты и эффективны в исполнении подмастерья, нередко оказываются недоступны даже самым опытным экспертам. Ну а то, что эксперт сделает только на пределе концентрации, потратив часы и взопрев от стараний — магу пятого уровня обычно даётся играючи. И тут даже специализация, слабо связанная с необходимым направлением работы, не всегда становится преградой. В конце концов, речь же не о разработке чего-то нового, а о необходимости повторить известную и хорошо понятную последовательность действий!
Ну да: все, способные лепить якоря для ритуальной схемы Тонгхаста, именно их и лепили. Массово, с полной отдачей, восстанавливая ману в тех же самых ритуальных схемах, нарочно растянутых под размеры аур (на обычном-то плоту не всегда хватало места даже экспертам). Причём пример своим согильдийцам подавал лично Мийол, ради максимальной эффективности ремесленных операций в кои-то веки стёрший из ауры Усиленный Призыв Существа.
На фоне аврала прошло несколько разговоров.
Условно-первой к призывателю, восстанавливающему ману максимальным темпом и по сему случаю развернувшему незримый зонтик Атрибута на все тридцать шесть шагов, после осветления следующего дня подошла Златоглазая Искра.
Вероятно, именно впечатление, произведённое на инь-Сконрен аурой вроде как коллеги, способствовало резкой смене тона. А может, просто порасспрашивала кого, уточняя свои представления и как следствие — спешно их корректируя. Во всяком случае, теперь она называла Мийола многоуважаемым… и флиртовать в прежней манере не пыталась.
То есть всё равно флиртовала, только уже не с позиции «потешь благородную госпожу дозволенными ужимками, бесклановый выскочка».
Говоря откровенно, прорезавшееся в Златоглазой Искре осторожное лизоблюдство…
Не способствовало росту симпатии. Совсем.
С другой стороны, начала она хорошо: с извинений за возможные неприятные впечатления, «которые могли возникнуть у многоуважаемого во время нашего знакомства». Правда, тут же всё снова испортила, попытавшись (довольно топорно и неискренне) переложить вину за свои слова и жесты на некую «согласованную позицию коллег».
В ответ призыватель — совершенно не изменив своей обычной вежливости, то есть со всей возможной деликатной мягкостью — прочёл «Ори… я ведь могу называть тебя по имени?» мини-лекцию. Конспективно: «аурная чувствительность магов и некоторые приёмы Воинов, такие, как Чуткость и Ощущение, расширяют и обостряют сенсорику; некоторые инструменты — артефакты, чары, эликсиры и пр. — умножают этот эффект; многие сигилы и в частности, его, Мийола, сигил возводят этот эффект в степень; из-за всего этого в Рубежных Городах, где концентрация сильных, потенциально обидчивых людей особенно велика, не принято лгать напрямую — если соберётесь когда-нибудь посетить те места, имейте в виду».
Деликатность деликатностью, но между строк этой лекции можно было вычитать не только просьбу поменьше врать (сама по себе неприятная, как ни заворачивай её в мягкое); вероятно, ещё неприятнее было напоминание, что благородная, в буквальном смысле высокая госпожа — как и весь её младший клан, впрочем — обладают выраженным внешним генным маркером, а вот сигил создать и зафиксировать не сподобились.
Во времена Империи таких, как Сконрен, обычно вовсе не считали за кланнеров. А вот таких, как Мийол, «простолюдин» с четвёртым уровнем сигила — строго наоборот.
Не удивительно, что Златоглазая Искра обиделась.
Сильно.
Настолько, что даже заплакала, пытаясь пустить в ход женское оружие… на третьей минуте игра перешла в искренние рыдания… но призыватель не сдвинулся с места. Вестись на такие примитивные манипуляции его давно отучила Васька. Разве что тихо вздохнул и обронил: