— Только там, куда я указывал — не просто деревья, а смолянцы. Целая роща, видишь? Их просто труднее узнать с высоты…
— О как. Ты хочешь…
— Да. А вон там и полянка подходящая. Только не спеши, тут всё-таки чернолесье близко. Мало ли, что может выскочить. Или просто расти из земли.
— Угу.
Полянка, впрочем, оказалась обычной, без подвохов. Ну, заросла шкуловником… так оно и к лучшему, его шишкоягоды — тоже ценный алхимический ингредиент, как и масло. Приятный для человеческого носа аромат шкуловника ядовит в основном для других растений, особенно молодых — стебли же гибки и посадке не мешают совершенно. А Сука, как бы к ней ни относился Мийол, служила неплохим охранником от потенциально угрожающего магического зверья. Даже другой младший зверодемон вряд ли полез бы на такое скопление мощных аур. Впрочем, лениться команда не стала и привычно установила вокруг Тайную Защиту Лобруга.
И настало время сбора всяких попутных ценностей, в котором не участвовал только лидер. Он занимался подготовкой большого костра. Сам, в одиночку. Правда, одолжил для этого оружие у Шак — но та передала меч без вопросов и колебаний. Так что нарубить смолянцев оказалось не так уж сложно, натаскать тоже; куда труднее далась расчистка места под костёр от шкуловника. Гнуться тот гнулся-то отлично, вот только рвался плохо, даже под взмахами меча. И рос густо.
Однако к потемнению Мийол управился. Перенёс тело, уже в последний раз. Молча встал поодаль от будущего костра, бездумно крутя в руке продолговатую, остро и смолисто пахнущую, растопырившую чешуи шишку смолянца.
За его спиной собрались все. Кроме Зунга — этот просто хрустел чем-то в темноте, молодой маг не стал отрывать его от набивания брюха. А вот своего пещерного слизня Васаре на церемонию всё же притащила.
«Начинай уже, глупый вчерашний птенец».
«В самом деле, пора…».
Заклинание первого уровня легко воспламенило шишку. Мийол коротко размахнулся и бросил её в лапник смолянца, которым заранее щедро обложил поленницу. Пламя разрослось быстро, с треском и гулом, ало-жёлтое с язычками синего. Мощно отбросило надвигающуюся тьму ночи.
— На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушел раньше. И прощаемся мы у этого костра не с телом, но с духом. Хитолору Ахтрешт Наус, рождённый в народе хешат на берегу Междуземного моря, подмастерье школы Безграничного Призыва. Он не любил своё полное имя и при знакомстве велел звать его либо — старик, либо — Старик Хит, либо — Щетина. Он был моим вторым учителем, этот ехидный фишлер. И учил меня всего лишь немногим меньше года. Но сколько бы ни отмерила жизни мне судьба, я буду его помнить. Чтить. И славить. Притом не одними словами, но прежде всего делами, как его прямой наследник. Огонь духа его принимаю и обязуюсь передавать далее, покуда хватает мне сил. Я, Мийол, сын Ригара, эксперт школы Безграничного Призыва, сказал!
После чего медленно отступил прочь. Не только потому, что по обряду положено, но и из-за злого жара распалившегося костра.
— На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушёл раньше. И прощаемся мы не с телом, но с духом. Старик Хит не учил меня, потому что не может маг учить Воина. Но мало кто сделал для меня больше, чем он. По праву могу я звать его своим благодетелем, щедрым хозяином и мудрым собеседником. Здесь и сейчас я крепко жалею о том, что не успел узнать его лучше, чем мог бы, что думал о нём дурно, особенно поначалу, что… что так и не набрался смелости сказать ему простое «спасибо». А сейчас уже поздно. И этот урок я постараюсь усвоить. Я, Рикс-сирота из Лагеря-под-Холмом, Воин-достигший, сказал!
Человек отступает, и на смену ему шагает вперёд алурина.
— На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушёл раньше. И прощаемся мы не с телом, но с духом. Без лжи и лести могу я сказать: Хитолору Ахтрешт Наус, учитель учителя моего, войдёт в чертоги богов с достоинством, с коим немногие сумеют сравниться! Разные битвы случаются под облаками, разные средства применяются в них; учитель учителя моего сражался ни много, ни мало — со смертельной хворобой и собственной слабостью. Сорок лет длилась эта битва, втрое дольше, чем я живу на свете, вчетверо дольше, чем сознаю себя. Сорок лет Хитолору Ахтрешт Наус стоял лицом к лицу с собственной смертью. И улыбался. Да ещё другим помогать успевал, находя на то силы тела, разума и духа. Учил, заботился, поддерживал, советовал. Учитель учителя моего без слов, одними лишь поступками своими дал мне пример истинной стойкости, истинной смелости, истинного достоинства. Этого урока — не забуду, покуда дышу. Я, Ишаакрефи, дочь Сашширти, сказала!
— На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушёл раньше. И прощаемся мы не с телом, но с духом. Однажды мудрец из далёкой страны, у которого правитель той страны просил раскрыть секрет вечного процветания, начертал: «Отец умер, сын умер, внук умер». Это вовсе не злая шутка и вполне согласуется с порядком вещей, ибо, когда сын умирает прежде отца и внук прежде сына — это великое горе и пресечение рода. Процветание же требует, чтобы старшие шли к богам прежде младших. Хитолору Ахтрешт Наус был старше нас, притом чуть ли не всех, взятых вместе. И он ушёл к богам. Но эта смерть всё равно несправедлива и преждевременна! Глядя на этот костёр, я ощущаю лишь досаду и злость: досаду на то, что даже магия оказалась бессильна отсрочить кончину одного из достойнейших людей, злость на самого себя, недостаточно сильного и мудрого, чтобы побороть привычную несправедливость смерти. Поэтому я обещаю стать много сильнее и мудрее, чем сейчас. Мне куда больше нравится другая формула: «Отец жив, сын жив, внук жив». Её и стану воплощать. Я, Ригар Резчик из Жабьего Дола, мастер дерева, кожи и кости, сказал!
— На этом огне сгорает лишь тело. Дух, обитавший в нём, ушёл раньше. И прощаемся мы не с телом, но с духом. Дедуля был забавный. И добрый. Я бы хотела, чтобы он жил дальше. Вот только от моих хотелок зависит далеко не всё. Я… думаю, мы все можем пообещать помнить его и встречать неприятности с таким же спокойствием, как дедуля. Я, В-васаре, с-сказала!
Мийол обнял сестру, привычно уткнувшуюся в плечо и беззвучно, крупно вздрагивающую. Обнял и принялся поглаживать.
Костёр гудел, выбрасывая вверх багровые языки и яркие искры.
Эшки дважды громко ухнула из темноты.
Вторя ей, Сука (которую и Васька сейчас не назвала бы Улыбакой) коротко и на удивление тонко проскулила. Завозилась, повертелась. Легла, вытянув лапы и положив на них обросшую роговыми пластинами голову. Разумные, кроме Мийола и его сестры — ну и Эшки, конечно же — потянулись к кораблю: спать.
«Обряд прошёл правильно. Хорошо прошёл, что уж там.
Вот только на душе всё одно погано…»
Странник 2: разгул цивилизации
Даже две трети от полной крейсерской скорости безымянной яхты превосходили скорость бега профессионального гонца примерно втрое. Но просторы Планетерры поистине огромны — до головокружения и озноба при попытке осознать эти расстояния; команда Мийола нашла тракт на Хорридон в четвёртый день второй недели первого месяца второго сезона, а добралась до этой промежуточной цели маршрута лишь к пятому дню третьей недели. Преодолев за это время, по примерным подсчётам, подкреплённым сверкой с картами, более восьми миллионов шагов.
А ведь Хорридон, будучи одним из колониальных имперских портов, не являлся морским. Он стоял в устье Сальены, при её впадении в пресноводное озеро Колтиз; по прямой от него до ближайшего морского берега оставалось ещё дня три полёта… ну, или сутки — если лететь на полной крейсерской скорости строго по прямой, не опускаясь на грунт по ночам, как общим решением команды это делали при полёте вдоль тракта.
Восемь дней в воздухе. Восемь дней наблюдений с фордека, восемь дней перемен…
Фон Природной Силы неуклонно падал — и это влекло изменения на земле. Окольцованные мощными стенами городки сменились редкими поселениями, обнесёнными частоколами. Потом поселения пошли всё чаще и чаще. За границей диколесья, в жёлтой зоне, человеческие поселения и распаханные поля — уже не скованные частоколами — почти полностью вытеснили леса; а те сиротливо зеленеющие рощи, что всё-таки остались тут и там, носили явные следы человеческого вмешательства. Очевидные даже с высоты. В нормальных, привычных Мийолу и компании лесах деревья не растут по линейке. Тракт, вдоль которого летела яхта, сделался шире, движение по нему оживилось многократно. Да и в воздухе замелькал разнообразный транспорт — в основном мелкие летучие лодки, не имеющие ни палуб, ни нормальных навигационных приборов. Однако даже такой примитив двигался в разы быстрее, чем торговые караваны, и с успехом доставлял к многолюдным поселениям (скорее даже полноценным, пусть и небольшим, городам — каждый тысяч на полтораста народу и более) разные скоропортящиеся продукты.
С высоты всё это выглядело приятно и цивилизованно. С высоты… м-да.
Приземляясь для ночёвок, Мийол с командой словно окунались в болото. Молодому магу вовсе не требовалась Кираса Истины, чтобы своими обострёнными чувствами Охотника, ещё и дополнительно усиленными Атрибутом, ощущать направленные на него липкие взгляды. Очень часто в них читалась опаска, доходящая до откровенного страха; почти столь же часто ощущалась зависть — едкая, тёмная, смердящая прокисшими надеждами и мутным давлением ежедневных забот. Встречались липкие, алчущие взгляды желающих так или иначе заработать на странниках, встречались колющие злобой и ненавистью взгляды людей, кем-то обиженных и переносящих своё отношение с конкретных обидчиков на вообще всех могущественных — то есть обладателей власти и силы, превышающих их собственные. Но всё это Мийол мог бы стерпеть… наверно… мог бы не концентрироваться на том, какими глазами люди смотрят на Шак. Не обращать внимания на взгляды, провожающие Ваську. Не…
Люди-люди. Человеки. Его — говоря теоретически — родня по виду.