Торговля захирела. Магические гильдии — обе, представленные в Даштрохе — закрыли свои представительства на втором и пятом годах от смерти Зиру. На пятом же году разграбили квартал торгового дома Маррес — и восстанавливать его после грабежа с последующим пожаром также никто не стал. Точнее, никто не смог. А это, между прочим, был последний в городе торговый дом: более крупный конкурент Марресов эвакуировался ещё на первом году клановой резни. Но им нашлось место, а вот все филиалы маленького и небогатого торгового дома Маррес попали в зону боевых действий.
Полвека войны. Полвека понемногу стихающей бойни. Не потому стихающей, что накал ненависти поугас, нет — он скорее лишь набирал обороты.
Всё стихло, когда воевать стало практически некому.
Охотник 4: лики настоящего
Двойные платки курасов допускают различные стили ношения. Те, в свою очередь, делятся на мужские и женские.
Мужчина повязывает первый (обычно узкий либо сложенный в несколько раз) платок поперёк лба. В смысле практическом это не позволяет поту заливать глаза. Также первым платком удерживается второй, что накрывает голову и свободными концами свисает на плечи. Если второй платок велик, можно подвязать его концы, словно у галстука; отпускающие длинные волосы связывают их этими концами второго платка около затылка в хвост — чтобы не мешались. Да и узел первого платка можно расположить по-разному, а сам первый платок повязать не поперёк лба, а так, чтобы прикрывал лицо. Или использовать его как шейный. Оттенки, размеры — во всём этом мужчины курасов ограничены мало. Разве что на того, кто напялит зелёный платок, будут смотреть, как на чудака.
Да и зачем эта зелень, если есть множество иных приметных оттенков? Алый, фиолетовый, индиго, шафран, терракотовый, апельсиновый, огненно-рыжий, бордовый, жёлто-бурый, угольно-чёрный, голубой, карминный, и это ещё не говоря о сочетаниях цветов, а лишь о неполном списке чистых оттенков; желающие пофорсить богатством или, скорее, создать такое впечатление могут использовать даже металлические цвета — выбирай не хочу!
Женщины — дело другое. Во-первых, один из их платков всегда зелёный; только когда у курасы прекращаются ежемесячные кровотечения, она отдаёт зелёный платок жизни своей пока ещё плодовитой родственнице, а сама надевает чёрный, старушечий. Если дома, при родных, кураса может дать волю щегольству и повязывать платки разнообразно, для улицы или при встрече гостей послаблений не дозволяется. Второй платок — обычно с родовыми вышивками и белый, либо голубой, либо зелёный (соответственно для девочек, девушек и замужних матрон) — полностью скрывает волосы на голове, включая обычно и брови; первый платок, тот самый однотонно-зелёный, повязывается поверх второго и так же полностью укрывает всё лицо от глаз и ниже, обычно прихватывая шею и верх груди. На виду остаётся только переносица да пара очень характерных, прозрачно-серых глаз с тёмной каймой по внешнему краю, иной раз с голубым или синим оттенком. У всех чистокровных курасов глаза именно таковы.
И пять пар таких глаз смотрели сейчас на Мийола. Одна принадлежала пожилой курасе в паре чёрных платков, одна — молодой в голубом и зелёном. Ещё одна лет, наверно, двенадцати или тринадцати носила белый и зелёный платки. А рядом с ними и чуть впереди стоял подозрительно хмурящийся курас со шрамом от ожога под левым глазом, навскидку лет около тридцати с чем-то, и любопытно-напуганный десятилетка.
— Здесь все из интересующих вас семей, кто ещё жив, почтенный эксперт, — сказал Лиэвен, в гостях у которого происходила встреча. Сам старейшина сидел на скамейке вместе с гостем, те пятеро, что перед ними — стояли. — Этот достойный муж, Зеакару Чиэле — внук доблестной Улааси. Точнее, сын её младшей дочери. Это дитя — Мииратош Саакичади, правнук Дваждыбородого, да будет путь его прям и светел. Ныне пребывает на попечении землячества, поскольку оба родителя его, к несчастью, погибли при пожаре. Эта достойная матрона, Аллиз Неосимадо — племянница доблестной Улааси, единственная дочь спасённой ею сестры. И две внучки Аллиз, той же семьи: Эонари и Сиашерен. Все трое также пребывают на попечении Клиакки.
Называемые отвешивали нейтральный поклон знакомства, закладывая левую руку за поясницу, а правую, сжатую в кулак, прижимая к солнечному сплетению. Причём молодые кланялись глубже старших, а женщины и девочка — глубже мужчины и мальчишки.
— Печально это слышать, но и радостно, — сказал Мийол. — Печаль проистекает из скорбных обстоятельств, до срока забирающих у людей их близких; радость же вызвана достойной всякого доброго слова опёкой землячества, помогающего устоять перенёсшим потерю. Также я рад, что часть забот с плеч землячества могу снять, переложив на свои плечи во исполнение последней воли моего второго учителя. Однако насилие, даже ради заботы, не идёт впрок, оставаясь всё тем же насилием. И потому я спрошу вас: хотите ли вы изменить свою судьбу, последовав за мной, экспертом школы Безграничного Призыва? Хотите ли войти в мою команду и в итоге, если тому не помешают несчастья, стать роднёй по духу для меня и моих близких?
— Отказываюсь, — буркнул Зеакару Чиэле.
— Что ж, тогда я более не задерживаю вас, уважаемый.
Хмурый курас поклонился (правда, скорее Лиэвену) и удалился, ступая тихо и упруго. В душе у Мийола в его отношении сплелись облегчение и сожаление. Слишком уж взрослый подчинённый, вдобавок явно замешанный в не самых чистых делах Клиакки, принёс бы больше проблем, чем пользы. Да и позаботиться о себе он распрекрасно мог сам…
…но команде пригодился бы ещё один Воин, пусть даже невеликого второго ранга.
— Дядя, а ты правда маг? — спросил правнук Дваждыбородого, как только внимание двух сидящих сосредоточилось на нём.
— Правда, — важно покивал Мийол с лёгкой улыбкой.
— Здорово! А сильный?
— Я пока лишь эксперт, так что не очень. А ты, значит, хочешь стать магом?
— Очень, — неожиданно оробел Мииратош.
— Если хочешь — станешь! Я и мои родные поможем тебе.
— Точно поможешь, дядя?
— Точно. Обряд принятия проведём попозже, но можешь привыкать звать меня учителем.
Парнишка аж запрыгал от полноты чувств, улыбаясь щербато и счастливо.
— Иди сюда и садись, — похлопал по краю скамейки Мийол. Посмотрел на оставшуюся троицу. — А вы, уважаемые, что решили?
— Не примите это за непочтительность к вам, молодой эксперт, — поклонилась Аллиз, — но мы должны, со всем уважением к вашей щедрости…
— Я согласна, — вклинилась Эонари, шагнув вперёд.
— И я! Я тоже хочу учиться магии! — пискнула Сиашерен.
— Вы что творите?! — зашипела матрона в чёрных платках. — На кого вы похожи? Лезете вперёд старших! Нахалки, мерзавки!
— Что мы творим? — Эонари развернулась к родственнице, упирая руки в бока. — Мы, бабуля Лиз, не собираемся догнивать в этой дыре, как гниёте вы! Мы не собираемся упускать свой шанс!
— Прокляну, — страшнее прежнего зашипела Аллиз, вытягивая руки с загнутыми хищно и жутко пальцами врастопырку. — Зенки бесстыжие выдеру!
И ещё что-то пообещала, но уже на курасике, а не на низкой речи.
— Проклинай, — фыркнула Эонари, тоже вытягивая руки и не отступая. — В твоих словах нет магии… а в наших — будет!
После чего тоже перешла на курасик. Красивый и певучий язык в устах склочниц как-то резко обратился подобием мерзкого птичьего гомона, чуть ли не вороньего грая.
Мийол встал во весь рост.
И надавил связанностью.
Нет, называть это атакой — нелепо. Да и силы маг вложил самый минимум. Только она ему и не требовалась: более чем хватало той, что просто пребывала в его резерве. Аллиз с Эонари на пару секунд ощутили рядом с собой иное, кратно более мощное присутствие. Всё равно, как если бы человек шёл, глядя под ноги, неожиданно вошёл в тень, поднял голову — и обнаружил нависающую над ним скалу. Пусть эта скала недвижна, но… нависает ведь! Одним только своим существованием подавляет, пугает, заставляет сжиматься от тёмных предчувствий.
Ваське Мийол подобным образом неоднократно транслировал покой, расслабленность и защищённость. И любовь. Паре курас, устроивших сцену, досталось холодное неудовольствие.
Проняло не мгновенно, но быстро.
— Уважаемые, — сказал он. — Хочу напомнить, что насилие даже ради заботы — это насилие. А решение о своей судьбе — неотъемлемое право всякого свободного человека. Я принимаю ваш отказ, Аллиз, и не держу обиды. Также я принимаю ответственность за судьбу ваших внучек. Вы вскоре расстанетесь — не навсегда, но надолго. Так расстаньтесь по родственному, тепло. Неужто в разлуке вам будет приятнее вспоминать мерзкую ссору, чем ласковые объятия близких?
Убрав давление, молодой маг снова сел.
«Уф. Тяжеловато!
Неужели при вообще любом общении мне и впредь придётся разыгрывать сцены и роли? Вот как сейчас, когда я повторил, пусть не дословно и сильно сократив, сцену из драмы «Ссоры в Лаонгатте»? Или раньше, когда я примерял роли анонимных клановцев, вежливых маньяков, мудрых наставников, героев-любовников? Конечно, Ригар говорил, повторяя за кем-то, что мир похож на театр, где все играют роли, иногда меняясь и подстраиваясь по ходу пьесы… но почему-то лишь сейчас я осознал, насколько много правды в таком взгляде на вещи.
До тревожного много.
А главное — действует подход! Вон, уже и впрямь обнялись и рыдают, выплёскивая свои страхи, сомнения и обычно скрытую любовь… куда приятнее смотреть на это, а не на мерзкую бабскую свару с визгливой руганью и неумелым рукоприкладством».
— Почтенный эксперт, — тем временем тихо обратился к нему Лиэвен, — Этот апшим суиг не желает обидеть, но вынужден поинтересоваться вашими дальнейшими планами. Куда и зачем вы повезёте подопечных Клиакки?
— Никаких обид. И планы наши не изменились: мы намерены править курс в точности к Баалирским рифам — ближайшему крупному центру морской Охоты.
— Присоединитесь к Охотникам, почтенный эксперт?