И, как это обычно бывает после долгого и вроде бы безнадежного ожидания, положительное решение просьбы принесло Назаряну не облегчение, а множество новых забот.
Достаточно ли лишь желания одного-двух людей, чтобы разорвать цепи «тьмы Вавилонского плена», если сам народ не захочет избавиться от них?
Все дело было в том, что армяне были каждый сам по себе. Не имея общей цели, не имели они и единства.
«Каждый из нашей нации считает свою личность обособленной, — с горечью писал Налбандян. — Нация превратилась в абстракцию, и в этом причина того, что воз национального прогресса остается стоять на дороге, потому что каждый считает себя особенным, не имеет желания подойти и впрячься в этот воз».
И действительно, нет в мире абстрактных наций. Если нация есть, то она должна быть видна в действительности. Если же не видна, то, следовательно, ее не существует.
Но что это такое — нация-абстракт?
Я, ты, он, другой считаем себя обособленными и отдельными. И если что-то случается, то каждый из таких составляющих нации говорит: «Пусть об этом позаботится нация». И, говоря это, каждый отделяет себя от других. Но если все, кто входит в нацию, думают так и отходят, то кто же тогда составляет нацию?
Никто.
«Вот что значит абстрактная нация, и именно мы такая нация. Но поскольку не может быть абстрактной нации, то, следовательно, мы — не нация».
Против столь жестокого заключения Микаэла Налбандяна Степанос Назарян не смог ничего возразить. Но это вовсе не значило, что они собирались сидеть сложа руки и ждать, что армяне когда-нибудь станут едины и обретут общенациональную цель.
Но пока первым делом следовало любой ценой обеспечить рождение давно лелеемого журнала. Журнала, целью которого было превратить абстрактную нацию в нацию действительную и реальную, а вернее, создать эту самую нацию.
У Назаряна и Налбандяна были, конечно, единомышленники, которые могли помочь. Но они, эти единомышленники, не привыкли действовать самостоятельно, без подсказки со стороны. Поэтому летели из Москвы письма с мольбами и увещеваниями провозвестников национального единства.
Степанос Назарян — Григору Салтикяну.
13 мая 1857 г.
«Трудности с разрешением моего журнала «Юсисапайл» закончились. Нам теперь осталось преодолеть еще одно препятствие, то есть наше равнодушие к просвещению. Я убежден, что Вы и господин Айрапетянц приложите весь свой авторитет, честь и усилия, чтобы дать дорогу этому национальному делу среди наших соотечественников в Вашем окружении».
В скором времени появилось объявление «Юсисапайла» о программе журнала и условиях подписки. Но уповать на одно лишь объявление тоже нельзя. Нельзя обращаться и к незнакомому «стороннему люду». Ибо, был убежден Налбандян, психология армян, к сожалению, такова, что если они даже не могут или не хотят помочь какому-либо делу, то навредить и разрушить уже сделанное или имеющееся они всегда готовы. И это говорит ни о чем ином, как о нравственной слабости.
Единственный выход — вновь обратиться к знакомым и соратникам.
Микаэл Налбандян — Григору Салтикяну.
1 июня 1857 г.
«Сообщаю, что по получении разрешения на журнал печатаем теперь объявления. Вот посылаю теперь один экземпляр, чтобы ты прочитал, проникся и возликовал… Со следующей почтой пришлю тебе еще несколько экземпляров, чтобы ты распространил их среди своих знакомых и по прирожденной своей патриотичности способствовал увеличению числа участников и чтобы это дело, успешно завершившись, перевернуло все нутро венецианцам… Довольно! — смоем с себя то позорное мнение, что просвещение должно войти в нашу нацию с помощью прогнивших папских аббатов: их свет хуже всякой тьмы, поэтому пусть не стараются. В армянском народе есть сейчас люди, которые могут писать в тысячу раз лучше, проще, чище и правдивее, чем какой-нибудь венецианский аббат!»
В отличие от пылких и полных угроз высказываний своего молодого соратника, которые если даже и подстегивали друзей, то в еще большей степени возбуждали ненависть врагов, Степанос Назарян писал спокойные, тщательно обдуманные письма. Вот одно из них, адресованное тифлисскому книготорговцу.
Степанос Назарян — Аветику Энфиачяну.
7 июня 1857 г.
«Слыша от многих людей о Вашей честности и добродетели, я желал бы иметь с Вами дело к выгоде Вашей и всей нашей нации. Вот мое намерение: у меня есть разрешение издавать на армянском языке журнал, объявление которого получите вместе с этим письмом и в котором разъяснены все обстоятельства моего предприятия. Как книготорговец, Вы должны обрадоваться этому и постараться распространить, этот журнал в Тифлисе и в окрестностях города».
Издатель счел необходимым напомнить книготорговцу также о том, что в случае распространения журнала он не останется без выгоды:
«В Европе книготорговец и автор всегда связаны друг с другом, помогая друг другу. И один от другого получает пользу и выгоду. И среди нас, если рассуждать и действовать разумно, такое необходимо».
Пока издатель и сотрудник журнала (первый — убеждая спокойствием, а второй — нетерпеливой воинственностью) были заняты обеспечением подписки, против пока еще не существовавшего журнала уже начинали ополчаться недруги.
Враги, уже хорошо знавшие как Назаряна, так и Налбандяна, догадывались, что их сотрудничество не обещает им ничего хорошего. Еще не родившийся «Юсисапайл», чреватый для них массой новых неприятностей, уже сейчас прямо подтверждал опасения всех противников, поэтому и стремились они уничтожить журнал еще в зародыше. Лучшим способом для этого было сорвать подписку.
И это им удавалось.
В Тифлисе, например, у «Юсисапайла» оказалось всего десять сторонников, десять подписчиков…
В эти тяжелые времена попытку поддержать зарождавшийся журнал предприняла группа студентов-армян из Дерптского университета. Их письмо безмерно обрадовало Назаряна, оказавшегося на грани отчаяния, видя, как враги стараются провалить его заветное начинание. Не имея разрешения на журнал, Назарян был, пожалуй, спокоен: что ж поделаешь, коли нет?.. Но вот разрешение получено, а он вместе с молодым своим товарищем очутился перед преградой, название которой равнодушие.
«Как может эгоистичный и себялюбивый армянин нашего времени признать армянина самоотверженного и бескорыстного?.. — с горечью писал Назарян в ответном письме студентам. — Каждый любит таких же, как он сам, подобных себе… Вы и другие, столь же достойные, я и несколько моих друзей составляем исключение среди нашей жалкой армянской привычки».
На первый взгляд могло показаться случайностью, что в Тифлисе, где враги журнала делали все, чтобы провалить подписку, священник Степан Мандинян готовил к изданию журнал под названием «Мегу Айастани» — «Пчела Армении», который должен был знакомить читателей не только с цепами на товары и сообщать о выгодных сделках, но и печатать всевозможные филологические сведения и критические статьи о разных книгах и трудах. «Дай бог, чтобы тифлисцы были к нему добрее, чем ко мне», — искренне писал Степанов Назарян о будущем конкуренте своего «Юсисапайла».
Чтобы обеспечить хотя бы минимум подписки, Назарян вынужден был обратиться к властям. Весьма знаменательно, что доброжелательные и прогрессивные русские чиновники, оценив значение «Юсисапайла» в деле национального просвещения армян, с готовностью помогли ему.
«Так вот доброжелательный и просвещенный чужак более полезен и радушен, чем свой же, — уведомлял дерптских студентов Назарян. — Вы и многие из нашего народа жаловались на иноплеменников, но если говорить честно, то наиглавнейший кровожадный враг армян — сами армяне».
Для Налбандяна внешне ничего не изменилось. Лишь добавилась новая забота — будущий журнал.
«Не думайте, что мы спим: работаем день и ночь», «Даже в театр не хожу» — а это было уже не только Не» малым самоограничением: Налбандян был страстным те» атралом, — но и доказательством того, насколько перегружен был работой будущий врач. «Буквально горю, да» же просто выйти времени нету — университетские забо» ты, хлопоты по «Агасферу», журналу и, наконец, по делам преосвященного настолько замучили меня, что почтр каждая моя минута на счету… День и ночь занят этимй делами».
В прежние времена Налбандян, чтобы избавиться от такого перенапряжения, охотно предался бы с друзьями и подругами веселому и беззаботному досугу. Но сейчас, в горячие дни подготовки журнала к изданию, его «градус опустился до 0, вместо того чтобы подняться зимой до 74 или больше, особенно в кафе-ресторанах Петербурга».
Но вместо посещений «кафе-ресторанов» он стал самым активным и деятельным членом Армянского студенческого кружка Московского университета. Кружок этот уделял большое внимание вопросам армянской литературы, культуры и вообще армянской жизни. Студенческий кружок создал особый фонд для неимущих студентов, что во многом способствовало дальнейшему сплочению членов кружка, укреплению их единства.
Армянское студенчество было предано делу просвещения и, без сомнения, обещало стать надежной опорой готовящегося к изданию журнала.
Рамки деятельности Налбандяна расширились, а с изданием журнала должны были расшириться еще больше. Двадцативосьмилетний юноша, после своей очередной болезни «так и не познавший настоящего приличного здоровья», буквально «горел», не жалея себя, ибо осознал уже ту великую миссию, которую взяли на себя он и его старший товарищ и учитель Степанос Назарян.
Словно по какой-то неведомой предопределенности самые великие испытания судьба предуготовляет для истинно великих мужей. И ни Степанос Назарян, ни его молодой и пылкий друг не заметили, что именно в тот период, когда готовилось издание «Юсисапайла», появился тот, которому было суждено подвергнуть их настоящим испытаниям.