Микаэл, всю жизнь спешивший и умевший ценить каждый день и час, смирился с мыслью, что в ближайшее время ему вряд ли удастся выйти из равелина. Он решил и здесь не терять времени зря.
И начал с очень практических вопросов.
Дело в том, что теоретически развив и раскрыв в своем «Земледелии» перспективы политического и экономического развития народа, он не успел дать их практического обоснования, хотя никогда не переставал думать о новых отраслях и возможностях экономического развития. Еще в Бенгалии случайно познакомившись с растением Sorghum Sacchatum, или, попросту, сорго, богатым сахаром и многими другими питательными веществами, Микаэл Налбандян решил привезти его семена и акклиматизировать сорго в Армянском округе. К сожалению, его чемодан, в котором вместе с другими вещами были и семена сорго, пропал в Саутгемптоне… Потеря эта не очень страшная, думал Налбандян: в конце концов можно ведь вновь выписать семена из Индии. Но ведь пока доставят семена, и год пройдет. А напрасно терять время Налбандян не любил… Вполне можно попросить семена в «Вольно-экономическом обществе» или же в «Обществе испытателей природы».
Анания Султаншах с готовностью выполнял все просьбы Налбандяна. «Нужно принять меры, чтобы семена не мерзли», — предупреждал Налбандян. И Султаншах благополучно доставил в Армянский округ нежные семена, а Карапет Айрапетян выделил участок для посева на своих необозримых угодьях.
К сожалению, первый опыт не удался. Но это отнюдь не обескуражило Налбандяна. «В следующий раз обязательно получится», — обнадеживал он, затем попросил провести несколько опытов и о его результатах обязательно сообщить ему. Микаэла прежде всего интересовало, сколько стеблей даст каждое зерно сорго, сколько сока даст каждый стебель по отношению к собственному весу, какой плотности будет сок и сколько процентов кристаллического сахара будет содержать в себе. Из сорго, если обработать зерна серной кислотой, можно получить отличную пурпурную краску, а шелуха является прекрасным сырьем для выделки бумаги. Но сорго интересовало Микаэла главным образом как сахароносная культура.
Но ведь и производство краски имело не меньшее значение для развития земледелия, да и вообще для всего промышленного развития будущей Армянской республики, был уверен Налбандян, и в этом отношении исключительное значение могли иметь черви семейства Coccinella, которые живут и размножаются на кактусах. Во время путешествия по земле предков, бродя по окрестным эчмиадзинским селам, любознательный и не упускавший случая поучиться чему-нибудь новому Микаэл узнал, что черви этого семейства водятся и в долине Аракса и известны как «вордан кармир». С незапамятных времен добываемый из червей пурпур армяне использовали не только для окраски тканей, но и раскрашивания своих неповторимых миниатюр. Но потом, в беспросветные века варварского владычества чужеземцев, наряду со многими нравственными, материальными и культурными потерями армяне утеряли и тайну выделки «вордан кармира». Исчезли даже черви… А лет двадцать — двадцать пять назад епископ и художник Саак не только вновь обнаружил этих червей, но восстановил способ получения драгоценного пурпура, за что и был удостоен от русского правительства пожизненной пенсии. Епископ Саак скончался в пятидесятых годах, и с его смертью вновь был утрачен секрет краски.
Микаэл Налбандян убеждал своих оставшихся на свободе' друзей изучить жизнь червей «вордан кармир», обобщить накопленные сведения в брошюрке и научить крестьян Араратской долины изготовлять краску.
Все новые и новые идеи вынашивал в равелине Микаэл Налбандян и спешил поделиться ими со своими соратниками.
Микаэл Налбандян — брату Казаросу.
1 мая 1863 г.
«Напиши Анании, пожалуйста, чтобы он изучил основательно и специально искусственное разведение рыб. Это очень важно в экономическом отношении.
…Сожалею, что он не прихватил в Нахичеван несколько яиц кохинхинских кур, развелись бы они там, а потом можно было бы и далее распространять».
Возникали и многие другие идеи, но лишь после тщательного изучения можно было решить, насколько пригодны они для хозяйственного развития будущей Армении.
«Смолу, которая известна в науке под названием Dorema Armeniaca, можно ли употребить как благовонное средство? Прошу Ананию спросить у специалиста по этой части, у Говартовского. Dorema Armeniaca — это та самая смола, которая известна у нас под именем «Мастика святого Карапета».
И еще:
«Есть ли на русском языке дельное и путное руководство по шелководству? Жду от Анании ответа на этот вопрос».
Еще просьба:
«Что за растение Ворсовальная шишка — webercarden № 436, под рубрикой «Разные экономические семена» в каталоге центрального депо «Российского общества любителей садоводства», к чему идет она и как разрабатывается? Ответа жду от Анании».
Новое поручение:
«Спросить у акклиматизаторов: можно ли и каким способом акклиматизировать насекомое Орехотворка из Малой Азии; оно водится (самая лучшая около Смирны), и самые лучшие чернильные орешки — это из Смирны. Жду ответа».
Вообще с акклиматизацией Микаэл Налбандян связывал большие надежды. Микаэл с теплотой вспоминал своих университетских преподавателей, особенно Карла Рулье, который фактически в одиночку и на скудные средства издавал «Вестник естественных наук» и занимался акклиматизацией животных, а потом и растений. «Его уже нет, — писал Микаэл. — Как бы он восхищался, увидя такой громадный успех своих неутомимых трудов! Мне кажется, что он ночевал бы и дневал в зоологическом саду».
Микаэл Налбандян — брату Казаросу.
18 июля 1863 г.
«Я бы очень хотел служить к процветанию Московского юного зоологического сада, доставлять разных редких животных из Азии и Африки. Если общество согласится поддержать меня, о, тогда даю слово, что через год после освобождения, в одно прекрасное утро в сад общества явится бегемот. Потом можно доставлять коллекции мелких животных, доставка которых сопряжена с большими издержками. Я и так хотел привезти пару отличных королевских тигров из Бенгалии, но воздержался, желая узнать, какую оценку найдет носорог… Я тут не ищу для себя ничего и ничем не обременяю общество. Между тем общество может смело рассчитывать на меня, если необходимо сношение с Китаем, Индией, Австралией или Африкой. У меня везде и всюду есть знакомые соотечественники, которые с удовольствием исполнят мои поручения…»
Внешне однообразные недели и месяцы в одиночке оказывались удивительно насыщенными. И все расширялся круг его интересов и занятий:
«Больше всего меня обрадовала книга Фоше, введение которой я успел прочесть и чуть позже сообщу свое мнение».
«Пришли мне «Весталки» А. Бутковского, о них я узнал немного из Римской истории: быть может, это хорошая монография…»
«Только что получил третий том и «Историю цивилизации» Бокля. А Гервинуса и Шлоссера я уже отдал для передачи тебе. Теперь возвращаю также Фоше».
«Чрезвычайно бы меня обрадовало, если бы ты мне доставил «Сое и Вардитер» и «Раны Армении»… Кроме того, еще мне нужны некоторые книги и словари».
«Рано утром принесли посланные братом книги. Это оказались вовсе не те книги, что я просил. Настроение упало. В ту же минуту отослал их обратно».
«Ночью мне стало ужасно плохо. Была лихорадка и понос».
«Получил посланные братом виноград, груши, фунт табака и «Органическую химию» Менделеева».
«Одиннадцать часов вечера. Заканчиваю этот 1863 год с тысячами забот и раздумий. Как хочется, чтобы 1864-й, который наступит через час, был более счастливым!..»
«Двенадцать часов. 1863-й ушел и больше не вернется».
«Поздравляю с Новым годом!..»
Тысяча восемьсот шестьдесят четвертый год принес радостное известие: после годичного перерыва Степанос Назарян решил продолжить издание «Юсисапайла». Микаэл решил тут же обратиться к коменданту Петропавловской крепости:
«Осмелюсь утруждать ваше превосходительство просьбой о разрешении мне заниматься переводами и составлением литературных и научных статей в армянский литературный журнал «Юсисапайл», издаваемый в Москве статским советником Степаносом Назаряном.
Побудительной к тому причиной служит мне материальное вознаграждение со стороны редакции, что составляет для меня вовсе не второстепенный вопрос…»
Что «материальное вознаграждение» не было истинной побудительной причиной решения Микаэла, видно хотя бы из того, что сам «Юсисапайл» находился в бедственном положении. Поэтому со стороны Налбандяна это была просто уловка, впрочем, достаточно обоснованная, так как комендант крепости довольно часто разрешал политическим заключенным сотрудничать в печати, чтобы те могли хоть в какой-то степени помочь своим семьям. Как не в столь уж далекие времена, когда над Налбандяном дамокловым мечом висела угроза ареста и под предлогом лечения на водах он получил разрешение выехать за границу, так и сейчас он пытался под «невинным предлогом дать свободу хотя бы тем своим мыслям и идеям, которые осуждены были каждый день, каждый час и минуту рождаться и оставаться в четырех стенах тюремной камеры. Но неужели в этом была такая уж острая необходимость? Ведь здоровье Налбандяна ухудшалось с каждым днем, и напряженная работа могла оказаться роковой для уже угасавшего Налбандяна… Уж он-то, как медик, должен был лучше всех знать о состоянии своего здоровья. Но Микаэл, наоборот, успокаивал.
«Касательно моего здоровья будьте покойны: хвастаться им далеко не могу, но и отчаиваться пока еще подожду… Тем более что я давно уже привык к страданиям; на пути моей жизни никогда не цвели розы».
«Сегодня была великолепная погода, и я вышел гулять в сад и остался три четверти часа; вчера тоже гулял, но гораздо меньше. Здоровье мое ничего… Но со вчерашнего дня селезенка что-то затевает, посмотрю, что будет далее; если не угомонится, то можно призвать на помощь HgChl, который очень верно действует почти при всех воспалительных процессах».