Некоторые по-прежнему полагали, что имперская армия вернется. Спустя три дня, 29 апреля, Микеланджело записал, что его друг Пьеро Гонди несколько дней тому назад попросил у него разрешения спрятать кое-что в Новой сакристии в Сан-Лоренцо, ведь времена ныне опасные[1044]. Микеланджело, не желая вмешиваться и даже видеть, где он устраивает тайник, просто дал ему ключи.
Тем временем имперское войско продолжало свой поход на Рим. Утром 6 мая оно напало на город, сломило сопротивление спешно собранных оборонительных отрядов и ворвалось за городские стены[1045]. В начале битвы был застрелен командующий имперскими силами герцог де Бурбон,[1046] и после этого его солдаты, уже никем не сдерживаемые, предались безудержному убийству, насилию и разбою. Папа Климент, не в силах поверить глазам своим, еще раз бежал по подвесному коридору из Ватикана в замок Святого Ангела, сопровождаемый многими кардиналами и придворными. Перед тем как преодолеть последний отрезок пути, бросившись по мосту в замок, Паоло Джовио надел на папу свою собственную фиолетовую кардинальскую шапочку и такую же накидку, чтобы вражеские солдаты, заметив снизу белое папское облачение Климента, не вздумали в него стрелять[1047].
Достигнув неприступного замка Святого Ангела, папа оказался в осаде, а остальной Рим тем временем подвергся жесточайшему разграблению. Как бодро сообщал один из его участников, «нападающие убили шесть тысяч человек, разорили дома римлян, захватили все богатство, которое нашли в церквах и иных местах, и сожгли значительную часть города»[1048].
Имперские солдаты принялись методично расхищать все движимое имущество в городе. Захватчики разграбили все церкви и требовали выкуп с каждого, кто им попадался. Богачей заставили выплатить огромные суммы, но не смилостивились и над бедняками, приговорив и их хоть к какой-то денежной пене. Для этих печальных дней весьма типична судьба художника Перино дель Вага. Вазари описывал, как в воцарившемся хаосе и смятении он «попал в эту беду вместе с женою и дочуркой, которую он, пытаясь спасти, носил на руках с места на место по всему Риму»[1049]. В конце концов он был схвачен имперскими солдатами и принужден заплатить выкуп столь огромный, что едва не лишился рассудка от горя.
Россо Фьорентино, живописец младшего поколения, испытавший влияние Микеланджело, пережил испытания несколько фарсового свойства: «Несчастного Россо забрали немцы, которые обращались с ним ужасно: они не только его раздели и разули, но заставляли носить тяжести на спине»; также они возложили на него оскорбительную, хотя и несколько комичную обязанность «чистить чуть ли не в одиночку целую лавку колбасника»[1050]. Обоим этим художникам посчастливилось: они остались в живых. Но многих судьба не пощадила.
Пленников принято было пытать в надежде получить сведения о сокрытых сокровищах, зачастую несуществующих. Архиепископа Корфу, не сумевшего собрать гигантский выкуп, похитители привязали к дереву и стали день за днем вырывать у него по ногтю, пока он не умер от боли, шока и голода[1051]. Из замка Святого Ангела Климент смотрел, как поднимается дым над виллой, возведенной для Медичи Рафаэлем. Он понимал, что теперь его постигло возмездие за разорение земель Колонна, учиненное им несколько месяцев тому назад. Как сказал один из очевидцев разграбления Рима венецианскому мемуаристу Сануто, самый ад не столь ужасен[1052].
Многим казалось, что сбываются пророчества Савонаролы и развращенный Рим постигает кара вроде той, что обрушилась на Содом и Гоморру. Весть о взятии Рима достигла Флоренции 11 мая, а 17 мая режим Медичи пал во второй раз за месяц. Вновь была восстановлена республика[1053].
Флоренция уже познала войну и голод. На очереди была чума. В июне случилось ужасное моровое поветрие в Центральной Италии. В Риме чума унесла тысячи вражеских солдат, Флоренцию опустошила самая страшная эпидемия за столетие: в 1527 году от чумы умерли более десяти процентов населения[1054].
Многие представители среднего класса перебрались на фермы и виллы в сельской местности. Однако Микеланджело, по-видимому, почти не покидал город. В сентябре он написал Буонаррото, жившему в то время в Сеттиньяно, советуя не приезжать во Флоренцию, где с каждым днем росло количество жертв морового поветрия. В постскриптуме Микеланджело, опасаясь чумы, велел брату, возможно несколько запоздало: «Не прикасайся руками к письмам, которые я тебе присылаю»[1055].
Впрочем, дневниковые записи-ricordi Микеланджело оставляют впечатление обычной жизни, идущей себе как ни в чем не бывало. Он отмечает, что получил арендную плату за собственность, сдаваемую внаем на Виа Гибеллина и в окрестностях города. 4 июня он лишился своей служанки Кьяры: «Она ушла с Богом, не предупредив меня заранее, так что я остался без прислуги». Судя по всему, между ними произошла ссора; 14 июня он нанял другую служанку, Катерину[1056].
Вероятно, город погрузился во мрак и уныние: по улицам грохотали повозки, на которых громоздились тела умерших, непрерывно звонили церковные колокола, созывая на погребальную мессу, многие состоятельные граждане бежали, спасаясь от чумы. «Все дома и лавки закрыты, – сообщал венецианский посол. – В городе не встретишь ни души, кроме разве священников, и непрестанно становишься свидетелем ужасных зрелищ»[1057].
В течение лета и осени 1527 года Климент буквально находился под домашним арестом на верхних этажах замка Святого Ангела, а вражеская армия не уходила, требуя от него выплаты гигантского выкупа[1058]. Двое художников, скульптор Раффаэлло да Монтелупо и ювелир Бенвенуто Челлини, помогли найти и обучить пушкарей.
Наконец папу вынудили передать осаждающим семерых заложников, включая двоих архиепископов и союзника и покровителя Микеланджело Якопо Сальвиати. Заложников подвергли издевательской шутовской казни, проведя на виселицу с цепями на шее, дабы оказать еще большее давление на папу.[1059]
6 декабря, когда ему наконец помог прежний заклятый враг кардинал Колонна, пришедший в ужас от того, что творят захватчики в его родном городе, Климент сумел ускользнуть в Орвьето, куда с грехом пополам перенес оскудевший и уменьшившийся двор. Английский посланник, прибывший в Италию обсудить развод Генриха VIII, обнаружил, что папа «несчастен, пребывает в одиночестве, при нем остались всего несколько приближенных»[1060]. Но даже и в таком положении в марте 1528 года Климент велел послать Микеланджело письмо, осведомляясь, успел ли он завершить какие-либо работы в Сан-Лоренцо. Несмотря на понесенные огромные траты, папа предложил прислать мастеру еще пятьсот дукатов, если тот готов вновь приступить к выполнению его заказа.
Победа. Ок. 1528 (?)
В целом маловероятно, чтобы Микеланджело вернулся к работе в Сан-Лоренцо. Зато он мог продолжить работу над гробницей Юлия II. Именно в этот момент он, возможно, высек из мрамора двухфигурную скульптуру, известную как «Победа». Подобные композиции изначально задумывались как часть декора гробницы Юлия. Однако «Победа» стала единственным образцом подобных украшений – действительно вырезанным и почти завершенным.
Скульптура изображает кудрявого юношу, мускулистого, но удивительно, даже неестественно гибкого. Его торс, его руки и ноги запечатлены в невероятном повороте, словно на шарнирах, они точно скручены, так что плечевой пояс будто образует одну линию с обращенным к зрителю удлиненным бедром. Коленом другой ноги он опирается на спину побежденного старца, бородатого, связанного собрата четырех неоконченных неуклюжих «Рабов». Напротив, юноша-победитель – удивительное и совершенно новое для Микеланджело творение, ожившая, вращающаяся в пространстве спираль, которой создатель придал человеческий облик. Одновременно он, может быть, служил символом победы республики, на которую возлагал надежды Микеланджело.
Флоренция вернулась в то состояние, в котором пребывала три десятилетия тому назад, под необъявленной властью Савонаролы. В воскресенье, 9 февраля 1528 года, гонфалоньер Никколо Каппони произнес перед Большим Советом речь, весьма напоминавшую проповеди брата доминиканца 1490-х годов: бросившись на колени с криком «Смилуйтесь!», он стал уверять, что избрать правителем Флоренции надобно Иисуса Христа. Это предложение было принято, причем против выступили лишь восемнадцать человек из тысячи ста. Незаконнорожденных представителей семейства Медичи, по крайней мере официально, сменил Сын Божий, которому теперь предстояло править вместо них.
Как это ни парадоксально, по немногим дошедшим до нас свидетельствам этого периода складывается впечатление, что, несмотря на чуму и революцию, Микеланджело жил куда более спокойной, размеренной жизнью, чем прежде. Он уже не работал от рассвета до заката, а, по мнению Челлини, находил время развлекаться и ухаживать за пригожими молодыми людьми.
Организовав артиллерийскую оборону замка Святого Ангела, Челлини вернулся из Рима во Флоренцию, где обнаружил, что его отец и все домочадцы умерли от чумы. Не слишком опечаленный утратой, он открыл ювелирную мастерскую на Новом рынке, почти рядом с Санта-Кроче. В это время его часто навещал Микеланджело, которого весьма интересовала медаль с изображением Геркулеса, раздирающего пасть льва, над которой как раз работал Челлини.