. Это означало, что защитникам нужно было как можно быстрее усилить уязвимые участки средневековых городских стен, таких как во Флоренции, особенно ворот и углов. Тем самым архитекторы оказывались в авангарде военного новаторства.
Лучшим ответом артиллерийскому обстрелу был бастион – выступающая из крепостной стены платформа, на которой можно было установить оборонительные орудия. Из них можно было вести огонь по противнику, направляя под разными углами или параллельно стенам, если атакующие подходили на расстояние ближнего боя. Эту систему разработало семейство Сангалло, включая старого ментора Микеланджело Джулиано да Сангалло. Осада Флоренции отчасти стала битвой двух архитекторов: Микеланджело, создателя оборонительных укреплений, и племянника Джулиано – Антонио да Сангалло, главного инженера нападающих.
Дошедшие до нас планы, возможно, относятся к концу лета и осени 1528 года, то есть ко времени встречи, на которую Микеланджело был вызван 3 октября на холм Сан-Миньято[1077].
Вероятно, эти рисунки были выполнены отчасти в качестве демонстрационных образцов, чтобы показать городским властям безупречное владение предметом. Если это так, Микеланджело добился своей цели. В январе он был избран в комитет Нове делла Милиция («Nove della Milizia», «Девятерых милицейских начальников»), старинный республиканский правоохранительный орган, изначально созданный для надзора за милицией Макиавелли в годы правления Пьеро Содерини[1078]. Его возродили, как только была вновь провозглашена республика. Микеланджело вошел в высшие круги флорентийской власти, и его возвышение было встречено негодованием. Как вспоминал свидетель политических игр в тогдашней флорентийской республике, «надлежит помнить, что зависти всегда находится место в республиках, особенно если значительную часть населения составляют в них аристократы, как, например, в нашей, ибо они весьма разгневались, узнав в том числе о том, что Микеланджело избран одним из Девятерых»[1079]. Одни видели в Микеланджело величайшего из ныне живущих художников, другие же, вполне объяснимо, – выскочку-ремесленника, стремящегося всеми силами попасть в высшее общество.
План оборонительных укреплений. Ок. 1528–1529
6 апреля 1529 года Микеланджело поднялся еще на одну ступень во властной иерархии. Его назначили на новый пост главного руководителя и прокуратора городских фортификаций, судя по всему учрежденный нарочно для него. Ему положили жалованье, по золотому флорину в день, что давало недурной доход, а это Микеланджело всегда ценил[1080].
Впоследствии он сетовал, что ему потребовалось немало времени, дабы убедить городские власти в том, что жизненно необходимо укрепить холм Сан-Миньято, командную высоту к югу от Флоренции под самыми городскими стенами, но ему так и не удалось объяснить это гонфалоньеру Никколо Каппони, неизменно делавшему ставку не на военные, а на дипломатические методы разрешения конфликта. Политика Каппони заключалась в том, чтобы прийти к соглашению с Климентом VII. Этому курсу, пожалуй самому разумному из возможных, противились страстные сторонники республики, например делла Палла.[1081]
Весьма вероятно, что своим новым назначением Микеланджело был обязан делла Палла и его сторонникам. В начале апреля была учреждена новая Синьория, состоящая из непреклонных противников гонфалоньера; не прошло и нескольких дней, как Микеланджело получил должность главного смотрителя фортификационных сооружений. Спустя несколько дней выяснилось, что Каппони вел тайные дипломатические переговоры с папой; его вынудили оставить пост, он едва избежал пыток и казни[1082]. Его место занял Франческо Кардуччи, еще один выходец из низов, возвышение которого привело аристократов в ярость, как это было в случае с Микеланджело.[1083]
Едва Кардуччи сделался гонфалоньером, как тотчас же, в апреле-мае, послал Микеланджело инспектировать укрепления небольших важных городов, находящихся в вассальной зависимости от Флоренции, включая Пизу и Ливорно[1084]. В июле его направили в Феррару, и Микеланджело подозревал, что его миссия составляет часть заговора с целью не дать ему выполнить его новую работу, то есть укрепить оборону Флоренции.
На самом деле взглянуть на феррарские фортификации действительно стоило, ведь они принадлежали к числу наиболее современных в Италии. Герцог Альфонсо д’Эсте, правитель города, был знаменитым специалистом в области оборонительных сооружений. Однако в задачу Микеланджело входило не просто изучение бастионов, оно было лишь предлогом для переговоров. Его сопровождали флорентийские дипломаты высокого ранга.
Перед самым отъездом Микеланджело в Феррару над Флоренцией сгустились тучи. Климент, прожив почти год в Орвьето, вернулся в Рим с бородой, которую отпустил в знак траура по разоренному Риму. Папа был опечален и унижен, но не вовсе побежден. В конце концов, у него оставался чрезвычайно важный козырь: он по-прежнему был главой христианской Церкви всего западного мира.
Теперь папа на собственном горьком опыте убедился, что Испания вместе со Священной Римской империей стала европейской сверхдержавой. Выжить он мог только при поддержке Карла, а Карлу необходимо было сотрудничать с папой. Только так можно было остановить религиозный раскол, охвативший Германию и Нидерланды, в том числе «глубокие тылы» империи. Начались переговоры.
29 июня с амвона Барселонского собора было объявлено о соглашении, заключенном между папой и императором[1085]. Согласно его условиям, Модена возвращалась под власть империи, Альфонсо лишался Феррары, а Флоренция получала то правительство, какое было угодно папе.
Когда весть об этом соглашении достигла Флоренции, горожан охватил ужас[1086]. Население разделилось на две партии. Одна, к которой принадлежал гонфалоньер и, видимо, Микеланджело, утверждала, что теперь Флоренции не остается ничего иного, кроме как готовиться к неизбежной войне. Другая партия придерживалась мнения, что лучше всего попробовать договориться с императором, каковые переговоры неизбежно повлекут за собой некий компромисс между флорентийцами и папой.
Будучи членом Коньякской лиги и независимым североитальянским государством, Феррара представляла собой стратегически важный пункт в военных и политических играх. Венеция, Феррара и Франция были союзницами, которые, как надеялись более оптимистически настроенные флорентийцы, поддержат их в борьбе с папой и/или императором. Альфонсо д’Эсте преследовал при этом свою собственную цель, а именно пытался сохранить власть над Моденой, которую захватил до описываемого кризиса. В действительности он, вероятно, тщился заключить сепаратный мир с императором и бросить Флоренцию на волю судьбы. Впрочем, он выигрывал время, ожидая, чем же все закончится. Чтобы угодить ему, Флорентийская республика назначила его двадцатиоднолетнего сына Эрколе командующим своими войсками, однако он медлил, не спеша предоставить отряд из двухсот человек, как обязался прежде, и объясняя задержку отсутствием то лошадей, то подходящего лейтенанта.
Посольство, направленное с дипломатической миссией в Феррару непосредственно после этих тревожных событий, возможно, снаряжалось партией мира, как впоследствии с раздражением вспоминал Микеланджело. Еще один флорентийский посланник высокого ранга, Галеотто Джуньи, был послан в Феррару перед самым отъездом Микеланджело[1087]. Джуньи было указано, что Микеланджело получил различные поручения и что он передаст ему важные сведения устно («a bocca»), а значит, они выполняли какие-то секретные задания.
Альфонсо д’Эсте (1476–1534) был эксцентричным правителем, как известно предпочитавшим в жаркие дни разгуливать в окрестностях Феррары совершенно обнаженным, однако слыл хитрым и коварным игроком на политической сцене, который сумел сохранить независимость своего маленького государства, невзирая на неспокойные времена и многочисленные угрозы, не в последнюю очередь исходящие от Юлия II[1088]. К тому же он считался одним из величайших меценатов, которых только знал Ренессанс. В своем «алебастровом кабинетике», «camerino d’alabastro»[1089], он уже собрал три великих шедевра Тициана на мифологические сюжеты и еще один кисти Джованни Беллини, который Тициан переписал так, чтобы он составлял единый эстетический ансамбль с его работами.
Герцог страстно желал получить произведение искусства, созданное Микеланджело, и, возможно, именно по этой причине мастеру так не хотелось ехать в Феррару. Судя по картинам из коллекции д’Эсте, часто изображающим чувственную обнаженную натуру, герцог весьма и весьма любил женщин. Он сочетался браком с Лукрецией Борджиа, печально известной дочерью папы Александра VI, которая родила ему восьмерых детей, и был столь потрясен ее смертью от родильной горячки, что лишился чувств на ее похоронах[1090]. Затем он совершил весьма необычный для правителя XVI века поступок, женившись на своей любовнице Лауре Дианти, красивой простолюдинке, которую ценил явно не по финансовым или династическим соображениям.
Когда Микеланджело прибыл в Феррару, по словам Кондиви, «герцог принял его с изъявлениями радости». Художнику показали военные и художественные достопримечательности города. «Он лично верхом объехал город вместе с Микеланджело, он показал ему все, достойное внимания, от артиллерии до бастионов; он также не утаил от него своей коллекции и даже собственными руками продемонстрировал драгоценные предметы, особенно произведения живописи»