— Пошел в жопу! — огрызнулся Мино, все еще оттирая нос от грязи.
— Да ладно! — Рик одарил его ослепительной улыбкой. — Не кисни, проникнись духом момента! — Он ткнул пальцем в луну, тонкие лучики которой пробивались сквозь листву у них над головами. — Да что вся наша наука! Это же прямо как у Конрада! Извечное противостояние человека и дикой иррациональности природы, то истинное сердце тьмы, что свободно от предрассудков, литературных метафор и…
— Скажите ему кто-нибудь, чтоб заткнулся, — буркнул Дэнни.
— Рик, оставь человека в покое, — велел Питер.
— Нет уж, потерпи, — помотал головой Хаттер, — потому что это очень важно. Что же так ужасает современный разум перед лицом дикой природы? Чего он не в силах в ней вынести? Да того, что природа абсолютно индифферентна. Того, насколько она неумолима и безразлична. Жив ты или мертв, успех у тебя или неудача, хорошо тебе или плохо — все это ей совершенно пофиг. Вот это-то нас в ней и бесит. Ну как можно жить в мире, который настолько к тебе безразличен? Вот мы и пытаемся подогнать его под свои рамки. Льстиво именуем матушкой-природой, тогда как в истинном понимании этого слова никакой это нам не родитель вообще. Населяем выдуманными богами деревья, воздух и океан, населяем ими собственные дома — и все это лишь ради того, чтобы ощутить хоть призрачную, но заботу. Ждем от этих богов чуть ли не всего на свете: удачи, здоровья, свободы, но все же главная причина, по которой мы ими обзавелись — и причина эта главенствует над остальными, — это защита от одиночества. Но почему одиночество настолько для нас невыносимо? Почему мы не можем оставаться одни — почему? Да потому, что человеческие существа — это всего лишь дети, вот почему.
Рик ненадолго умолк, а потом продолжил свою речь:
— Но все это не более чем маски, которыми мы пытаемся прикрыть истинную суть явления под названием «природа». Все вы знаете, что обожает твердить нам Дэнни: наука, мол, лишь безропотно следует тому, что велит ей власть. Что объективной истины не существует — важно лишь то, кто на данный момент обладает властью. Власть что-то вещает, и все сразу воспринимают сказанное, как истину в последней инстанции, потому что у власти и кнут, и пряник в руках.
Хаттер снова перевел дух.
— Но у кого сейчас-то реальная власть, Дэнни? — повернулся он затем к Мино. — Можешь это ощутить? Вдохни-ка поглубже. Ощущаешь? Нет? Тогда давай я тебе скажу. Власть в руках у той сущности, которая и только которая всегда ею и обладала, — у природы. У природы, Дэнни. Не у нас. Все, на что мы сейчас способны, — это немного побарахтаться в расчете на то, что нам повезет.
Питер обхватил оратора за плечи и оттащил в сторону.
— Пока что хватит, Рик.
— Ненавижу этого гаденыша, — дернул плечами Хаттер.
— Все мы немного напуганы.
— Только не я, — заверил Рик. — Я спокоен, как кирпич на веревке. Мне нравится быть всего лишь в полдюйма ростом. Любой птичке всего на один укус, и ровно это я собой и представляю. Всего лишь легкая закуска для какого-нибудь скворца, и свои шансы выжить на ближайшие шесть часов прикидываю, как один к четырем, если и не один к пяти…
— Нам нужно выработать план, — твердо произнесла Карен совершенно ровным голосом.
Слева из-за какого-то бревна появился Амар Сингх — с головы до ног в грязи, рубашка порвана. Но на удивление спокоен и выдержан.
— У всех все в порядке? — спросил Питер.
Все вразнобой ответили, что да.
— А инженер-то! — вдруг вспомнил Дженсен. — Эй, Кински! Ты тут?
— Давно тут, — негромко отозвался Джарел Кински откуда-то совсем неподалеку. Тихо, как мышь, он сидел под листом, вытянув ноги, и лишь внимательно прислушивался к разговорам.
— Ты как? — спросил у него Питер.
— На вашем месте я бы разговаривал потише, — сказал Джарел, обращаясь ко всем студентам одновременно. — Слух у них получше нашего.
— У кого? — обернулась Дженни.
— У насекомых.
Вмиг воцарилась тишина.
— Так-то лучше, — кивнул Кински.
Дальше все разговаривали уже шепотом.
— Ты представляешь, где мы сейчас находимся? — спросил Питер у Кински.
— Вроде да, — отозвался тот. — Глянь-ка вон туда.
Оба повернулись, присматриваясь. Где-то вдалеке светился слабый огонек, полускрытый за рядами деревьев. Огонек отбрасывал тусклый свет на угол деревянного строения, едва заметного сквозь густую листву, и кое-где крошечными искорками отражался от больших стеклянных панелей.
— Это оранжерея, — продолжал Джарел. — Дендрарий Вайпака.
— Боже! — не удержалась Дженни Линн. — В такой дали от «Наниджен»?
Она сидела на листе, выбрав какой посуше, и теперь вдруг почувствовала, что под ногами у нее что-то шевелится. Непрестанно шевелится и шевелится, упорно подпихивая ее снизу. Наконец ей на ногу вылезло какое-то крошечное создание о восьми ножках, которое она тут же брезгливо стряхнула прочь. Это был совершенно безобидный почвенный клещ, и только тут девушка осознала, что почва у нее под ногами буквально кишит мелкими организмами, каждый из которых занят своим делом.
— Земля под нами тоже полна жизни, — сказала она.
Питер Дженсен наклонился, смахнул с колена какого-то крошечного червячка и снова повернулся к Джарелу Кински:
— Что тебе известно о подобном уменьшении людей?
— Вообще-то это называется «размерная трансформация», — отозвался инженер. — Сам я такому никогда не подвергался — то есть до настоящего момента. А вот общаться с полевыми бригадами мне, конечно же, приходилось.
— Лично я бы никаким словам этого парня не верил, — встрял Рик Хаттер. — Это человек Дрейка.
— Погоди, — отмахнулся Питер. — А что такое «полевые бригады»?
— «Наниджен» отправляет в микромир рабочие бригады. В каждой бригаде по три человека, — шепотом принялся объяснять Кински. Похоже, он и впрямь старался производить как можно меньше шума. — Все размерно трансформированы, примерно с полдюйма ростом, как мы сейчас. Работают на землеройной технике, добывают образцы. Живут на базовых станциях.
— Это такие крошечные палатки? — вмешалась Дженни Линн. — Мы их видели.
— Да. Бригада работает в «поле» не больше двух суток. Если дольше, могут начаться серьезные проблемы со здоровьем.
— Проблемы со здоровьем? Какого рода? — спросил Питер.
— Микропатия, — коротко ответил Джарел.
— Микропатия? — опять переспросил Дженсен.
— Заболевание, вызываемое размерной трансформацией. Первые симптомы обычно проявляются на третий или четвертый день.
— Как оно проявляется?
— Ну… До конца эта болезнь еще не изучена, есть только кое-какие первоначальные данные. Чтобы не подвергать риску людей, первые опыты с тензорным генератором проводили на животных. Сначала попробовали трансформировать мышей. Рассадили их по банкам, изучали под микроскопом. Через несколько дней все уменьшенные мыши погибли. Множественные кровоизлияния. Потом уменьшали кроликов и, наконец, собак. Все тоже погибли от того же самого. После вскрытия, для которого животных пришлось опять увеличить до нормального размера, выяснилось, что погибли они от общей кровопотери травматического происхождения. Обильно кровоточить начинали даже самые незначительные порезы, обнаружились и внутренние кровотечения. В крови подопытных животных обнаружили значительный дефицит факторов свертываемости. Короче говоря, все они погибли от гемофилии — нарушения коагуляции, из-за которого в крови перестают образовываться защитные тромбы. Считается, что при трансформации каким-то образом разрушаются ферментные связи, ответственные за процесс коагуляции, но пока это не более чем предположение. Но при этом выяснилось, что если через пару дней вернуть животному его нормальные размеры и поступать так при каждом уменьшении, то проживет оно достаточно долго. Это заболевание назвали микропатией. Оно не лечится, но предотвратить его наступление все-таки можно — примерно как предотвращают кессонную болезнь, которой подвержены водолазы. Пока время пребывания животных в уменьшенном состоянии ограничивалось, все они, похоже, пребывали в добром здравии. Потом отважились попробовать на людях. Вызвалось несколько добровольцев, в том числе человек, который и разработал тензорный генератор. По-моему, его звали Рурк. Люди провели в микромире несколько дней, и вроде бы без всякого видимого ущерба. Но потом случилось одно, гм… происшествие. Генератор вдруг вышел из строя, и мы потеряли сразу троих ученых. Они остались запертыми в микромире, а высвободить их оттуда, вернув к нормальному размеру, было на тот момент нечем. В числе тех, кто канул там навсегда, был и тот разработчик генератора. С той поры нам доводилось сталкиваться и с другими, гм… проблемами. При сильном стрессе или серьезной травме симптомы микропатии наступают очень быстро — гораздо быстрей, чем обычно. Так мы потеряли еще несколько, гм… сотрудников. Потому-то мистер Дрейк и приостановил все операции — до тех пор, пока окончательно не выяснится, как предотвратить гибель людей в микромире. Понимаете, мистера Дрейка искренне волнует вопрос безопасности персо…
— Как эта болезнь проявляется у людей? — перебил Рик Джарела.
— Все начинается с обычных ссадин, мелких порезов или ушибов, — продолжил тот. — Если вы случайно порежетесь, кровь уже никак не остановить. Это как при гемофилии, когда можно истечь кровью даже из самой крошечной ранки. Так, по крайней мере, я слышал. Но насчет подробностей увольте, об этом у них принято помалкивать. Мое дело маленькое — я просто управляю генератором.
— А чем ее лечат?
— Как я уже говорил, микропатия не лечится, ее можно лишь предотвратить. Примерно по тому же принципу, что упомянутую кессонную болезнь у водолазов. Да и термин схожий: был уменьшен, скомпрессирован — нужна декомпрессия. В общем, человека надо вернуть в нормальное состояние, причем как можно быстрей.
— Похоже, у нас большие проблемы… — промямлил Дэнни.
— Нужно немедленно провести инвентаризацию всех наших ресурсов, — объявила Карен. Она решительно поставила прихваченный в генераторной рюкзак на плоский сухой лист и открыла его. В ярком свете луны девушка принялась аккуратно выкладывать его содержимое на импровизированный стол.