дней».
Клэр – не из тех пациентов, кто из принципа отказывается от медицинской помощи, но все-таки в этом случае она решила, что нужно еще одно мнение. В конце концов, ребенок выглядел совершенно здоровым, риск инфекции минимален. Она не просто считала такие профилактические меры необязательными, но и отлично понимала, что десять дней азитромицина сделают с его микрофлорой. Клэр уже глубоко погрузилась в изучение микрофлоры и прочитала много исследований, где говорилось, что прием антибиотиков в младенчестве повышает риск кучи заболеваний. Ко всему прочему, сын Клэр был и без того генетически предрасположен к астме (от нее страдало несколько близких родственников), так что меньше всего ей хотелось резко менять микрофлору ребенка в таком малом возрасте.
Но после консультаций с шестью другими врачами и учеными (в основном друзьями либо самой Клэр, либо ее семьи) однозначного ответа на вопрос, стоит ли давать сыну антибиотики, Клэр так и не получила. Так что она решила прибегнуть к плану «Б»: в следующие пять дней наблюдать за температурой сына каждые четыре часа. Если хоть в какой-то момент температура повысится, она сразу начнет курс антибиотиков. Она следовала этому плану со всей возможной тщательностью (словно проводила эксперимент), так что не скоро еще забудет эти пять бесконечных дней и ночей.
К счастью, контакта с вирусом у ее сына все-таки не было, и коклюшем он не заболел. Но даже до сих пор, представляя себе все возможные сценарии, Клэр так и не знает, правильно ли поступила. Став матерью, Клэр познакомилась с идеей, что родительство включает в себя в том числе принятие решений, о которых впоследствии придется пожалеть. Но в данном конкретном случае она точно знала, что подобной ситуации вообще не должно было возникнуть.
Это произошло в декабре 2012 года; той зимой по тихоокеанскому Северо-Западу прокатилась худшая эпидемия коклюша со времен 1942 года. Именно в тот день, ожидая приема педиатра, Клэр по-настоящему поняла, насколько же опасным и успешным стало антипрививочное движение. Два школьника в приемном покое не были привиты и в результате превратились в угрозу для ее сына. Все больше и больше людей уверены, что расти без прививок безопаснее, чем с ними. Как такое может быть? Как вообще родители могут верить, что риск невероятно редкой реакции на вакцину выше, чем риск заболеть очень опасной болезнью?
В отличие от многих сторонников прививок, мы не считаем, что «антипрививочники» просто недостаточно информированы или глупы. Напротив: достаточно немного поискать в Интернете причины, по которым некоторые люди отказываются прививать детей, и вы найдете даже не сотни, а буквально тысячи статей со страшными историями о реакциях на вакцины и причинах, по которым прививок нужно всеми силами избегать. Более того, кое-какая информация выглядела даже довольно убедительно, и если бы не наша научная подготовка, то мы бы, наверное, поверили в какую-нибудь из этих теорий. В конце концов, «болезни западного образа жизни» наступают, от них страдает все больше детей, и что-то ведь их вызывает? Как выразился кто-то из родителей: «Как можно верить, что вакцины не вызывают аутизм, если наука не сказала нам, что вызывает?» Вполне резонный вопрос от человека, которому предстоит тяжелая работа по воспитанию ребенка-аутиста и который так до сих пор и не знает, почему эта ужасная болезнь встречается все чаще (подробнее о расстройствах аутистического спектра читайте в главе 14).
К сожалению, незнание правильного ответа не делает неверное утверждение верным, а попытки научного обоснования антипрививочных теорий неверны. Не существует ни одного проверенного исследования, которое убедило бы ученых, что вакцины вызывают какие бы то ни было заболевания. Да, вакцины вызывают определенные реакции, в очень исключительных случаях реакции могут быть тяжелыми, но в конце концов все сводится к оценке риска. По данным Всемирной организации здравоохранения, риск, связанный с тяжелыми неврологическими реакциями на вакцину DTP (от дифтерии, полиомиелита и коклюша), очень низок – 1 на 5 миллионов. А теперь сравните это с риском заболеть коклюшем в штате Вашингтон, где на 100 000 жителей приходится 62 случая заболевания, и с каждым годом цифра все растет. Риск в тысячу раз больше. Кроме этого, добавьте к этому риск того, что ваш ребенок не только пострадает от тяжелого инфекционного заболевания, но и передаст инфекцию другим детям, которые либо слишком малы, либо слишком больны для прививки – например, шестинедельному малышу, которого привезли на плановый прием.
Мы – родители цифровой эпохи, и нужная (и ненужная) информация находится у нас буквально на кончиках пальцев. При таком изобилии информации решение принять очень трудно, но, пожалуйста, не верьте всевозможным блогам и статьям о «естественном здоровье», пропагандирующим «природный» подход к защите детей от вакцин. У вас так не получится, – если, конечно, вы не уедете в какую-нибудь лесную глухомань, где вообще никто не живет. Инфекционные болезни – это неизбежная реальность жизни в большой группе людей; они существуют столько, сколько мы сами. Единственная причина, благодаря которой дети не страдают от них сейчас, – прививки, а без прививок эти болезни просто вернутся. Так что, несмотря на редчайшие случаи тяжелых реакций, вакцины работают, и это одни из самых безопасных медицинских средств в мире.
Да, вакцины работают, но не идеально. Почему прививки не защищают 100 % людей, которым их делают? Большинство вакцин работают примерно в 85 – 98 процентах случаев, так что довольно много людей остаются либо частично защищенными, либо незащищенными вообще. Хороший пример – сезонная прививка от гриппа. У всех нас есть знакомые, которые сделали прививку, а потом все равно заболели. Еще мы знаем, что вакцины, которые очень хорошо работают в развитых странах, часто плохо действуют в странах развивающихся, где от этих болезней по-прежнему страдают много детей, – например, вакцины от полиомиелита, ротавируса и холеры. Помните, что у детей в развивающихся странах совсем другая микрофлора, – может быть, именно это как-то влияет на их реакцию на вакцины? Микрофлора играет важную роль в функционировании нашей иммунной системы.
Вот пример: когда животным дают антибиотики, у них меняется реакция антител. Антитела – это важнейший аспект реакции на вакцину, а антибиотики – отличный метод изменения микрофлоры. Более того, безмикробные животные плохо реагируют на вакцины, а если кормить мышей пробиотиками или пребиотиками, это тоже влияет на их последующую реакцию на вакцины. Все эти результаты говорят о том, что микрофлора может влиять на реакцию организма на прививки.
В принципе, это логично: микрофлора очень важна для нормального развития иммунной системы у ребенка. Более того, обнаружены даже конкретные микробы, которые меняют иммунную реакцию тем или иным способом. Читая эту книгу, вы увидели, что микрофлора играет важную роль во многих болезнях, потому что может влиять на иммунную систему. Если придерживаться этой точки зрения, то микрофлора может влиять и на реакцию организма на прививки – в конце концов, это тоже часть иммунной функции.
Научное понимание роли микрофлоры в реакции на вакцину пока что находится в зачаточном состоянии. На данный момент провели совсем мало экспериментов, хотя в последнее время их стало больше. Мы знаем, что, например, вакцина от брюшного тифа никак не влияет на микрофлору. Мы, конечно, ожидали этого результата, но новость все равно хорошая. Микроб, вызывающий брюшной тиф (один из видов Salmonella), не присутствует в нормальной микрофлоре и обычно появляется там только при заболевании, так что вакцина действует только на него. Но возникает более серьезный вопрос: что происходит, когда мы убираем из нормальной популяции один из видов микробов? Влияет ли это на общую структуру микрофлоры? Может ли вместо этого вида появиться что-нибудь более зловредное?
Такой эксперимент однажды был проведен, когда уничтожили вирус оспы, и, к счастью, ничего плохого не произошло – его не заместил никакой новый, более злобный вирус. После недавнего появления вакцин от пневмококков, которые действуют на довольно распространенных микробов дыхательных путей, вызывающих ушные инфекции, мы тщательно наблюдаем, придет ли какой-нибудь микроб на их место, и если да, то какой. В экспериментах с макаками было обнаружено, что чем разнообразнее у обезьяны микрофлора, тем лучше она реагирует на определенные вакцины от диареи. Нам кажется, что похожая идея применима и к детям – возвращаемся к нашей рекомендации разрешать детям есть грязь и вообще что угодно, чем они не смогут подавиться или отравиться. Похоже, разнообразие микрофлоры в принципе полезно, и мы должны давать детям возможность разнообразить свою микрофлору.
Дети должны самостоятельно постигать этот мир, наполненный микробами. Грязь им не повредит, но кушать ее не нужно.
А как насчет менее развитых стран? Благотворительные организации, например, Фонд Гейтсов и GAVI (Глобальный альянс по вакцинам и иммунизации), пытаются обеспечить как можно больше детей вакцинами от распространенных детских заболеваний. Но, как уже говорилось ранее, дети в развивающихся странах реагируют на вакцины не так хорошо, как дети в развитых странах (где чаще всего разрабатывают и тестируют вакцины).
Чтобы понять, как улучшить ситуацию, наша лаборатория разработала мышиную модель, которая отчасти имитирует условия жизни в развивающихся странах. Составив для них рацион, в котором больше углеводов, но меньше белков и жиров (примерно так питаются дети во многих развивающихся странах), а потом скормив этим мышам определенных кишечных микробов (в развивающихся странах дети часто живут в не очень санитарных условиях), мы увидели, что у этих мышей появились симптомы, очень похожие на симптомы недоедания у детей: задержка роста, воспаление кишечника, хроническая диарея, плохое развитие – в общем, все, что обычно встречается у таких детей. Что интересно, у этих животных были и совсем другие иммунные реакции. В общем, у нас появился повод с помощью экспериментов проверить, как именно микрофлора влияет на иммунную реакцию, – что, как мы надеемся, поможет нам разработать еще более эффективные вакцины и системы их доставки для малоимущих детей.