– Мне кажется, что это скорее вулканический остров, возникший так же, как и тысячи других, как Реюньон и Маврикий в Индийском океане.
Местные жители с очень четкими чертами лица тоже заняты на празднике. Они подкатывают сервировочные столики с едой и предлагают гостям большой ассортимент суши.
– Это потомки китобоев, – говорит Аврора.
– Остров долго жил истреблением китов, ведь именно сюда дельфины и киты приплывали производить потомство. Здесь еще сохранилась традиционная охота на китов с гарпунами, а в их легендах герои сражаются с чудовищами из морских пучин.
– Да, с ними не поговоришь о Гринписе или об ассоциации защиты китообразных.
– Поставь себя на их место. Они плохо перенесли западную «сентиментальность», заставившую их отказаться от старых традиций. А теперь еще должны подчиняться тем, кого называют на своем языке гномами.
Красивый фейерверк появляется в небе, и снова звучит симфония «Из Нового Света» Дворжака, на этот раз в исполнении не духового, а симфонического оркестра микрочеловечков.
Они идут по пляжу, пока не затихает последний звук праздника в Микрополисе.
Они бредут по белому влажному песку.
Он рассматривает ее. Она очень изменилась с их первой встречи. Даже глаза потемнели, из золотистых превратились в карие. Длинные волосы спадают на спину. Раньше она носила только плоскую обувь, а сейчас туфли на высоком каблуке демонстрируют ее длинные ноги идеальной формы, а платье-футляр наконец-то подчеркивает высокую красивую грудь.
Молодая женщина подходит к Давиду.
Он слегка отступает.
– Я хочу тебя, Давид. Прямо сейчас.
– Я думал, что ты еще носишь траур по Пентесилее.
Она хочет его поцеловать, но он сдерживает ее:
– Ты можешь еще немного подождать?
– Сколько?
– Не знаю… минут десять?
Она хмурит брови:
– Десять минут для чего?
– Прежде чем мы зайдем далеко, прежде чем мы будем любить друг друга в этой жизни, я хотел бы знать, как это было с нами когда-то. Ведь это не только встреча двух людей, это еще и встреча двух душ.
Она делает нетерпеливую гримасу:
– Твои штучки в духе нью-эйдж меня раздражают. Мне кажется, что тебя просто смущает то, что женщина прямо выражает свое желание.
Он нежно берет ее руку:
– Я предлагаю вернуться в гостиницу и вместе попытаться пройти сеанс Ма’джобы.
– Это твой пигмейский наркотик?
– Это смесь лиан и кореньев. Этот состав откроет нам дух, и мы вспомним, кто мы есть на самом деле. И тогда наши души смогут наконец встретиться.
Она разочарованно пожимает плечами. Отворачивается и шепчет про себя, но так, чтобы он услышал:
– Какие-то глупости. Я хочу вовсе не этого.
Она смотрит на луну, которая, кажется, стала еще ярче, потом вздыхает и подчиняется.
Считается, что у растений нет сознания, однако они способны воздействовать на состояние существ, гораздо более развитых, чем они.
Большинство животных поедают растения, питательный эффект которых незначителен, но зато они оказывают психоактивное действие. В Габоне, например, слоны и обезьяны охотно едят ибогу – кору, оказывающую психоактивное воздействие. Бабуины глотают ферментированные фрукты дерева марула, а потом не могут держаться на ногах и падают.
В Канаде олени едят красный галлюциногенный гриб, который вырастает на коре берез, вызывающий головокружение и спазмы.
На юге Соединенных Штатов бараны и лошади щиплют астрагалию, разновидность клевера, а потом приходят в такое возбуждение, что бешено скачут часами, преодолевая все препятствия.
Ближе к нам, в Европе, кошки, бегающие на свободе, жуют растение Nepeta cataria (его называют также «мятный котовник»), который оказывает такой же эффект, как экстези, так что они начинают даже изображать ловлю мышей.
Зависимость человека от растений тоже очевидна.
Она начинается с растений, «доставляющих удовольствие»: таких как листья табака, кофейные зерна, листья чая, зерна какао, а также – в ферментированном виде – виноградный сок, хмель, рис, картофель и фрукты.
Очень немногие из нас хотели бы жить без непосредственной психологической поддержки, которую нам дают сладкие продукты (из тростникового сахара или из свеклы). И доходит до растений, которые сильно воздействуют на психику и манипулируют нами: листья марихуаны, коки, зерна мака (из них получают опиум), спорынья ржи (из которой делают LSD).
А ведь это только растения без нервной системы – значит, априори не имеющие никаких намерений по отношению к сложным животным, каковыми являемся мы.
Это нечто коричневого цвета, волокнистое и воняет.
Издает запах гнилой древесины, смешанный с запахом разлагающегося компоста.
В своем гостиничном номере для Великих на Флоресе Давид Уэллс протягивает Авроре Каммерер эту подозрительную смесь, как будто речь идет о подарке.
Только понюхав темное месиво, Аврора понимает, что ее начинает тошнить.
– И это надо проглотить? – спрашивает она с гримасой отвращения.
Он утвердительно кивает головой:
– Это как площадка для запуска ракеты. С нее взлетаешь и сразу о ней забываешь.
– И что там намешано? – спрашивает она с отвращением.
– Я уже тебе говорил, лианы плюс коренья. Когда я ел твое рагу, я не задавал столько вопросов. Я тебе доверился.
– Спасибо за сравнение. И я должна положить это себе в рот?
– Лично у меня первая проба этой смеси прошла по-другому. Пигмеи дали мне ее съесть вместе с мозгами гориллы. Потом сказали, что это просто для того, чтобы сделать вкус более приятным, ну а тебе придется ее попробовать в натуральном виде.
Молодая женщина снова рассматривает странную субстанцию. Нюхает, трогает пальцем, чтобы понять консистенцию:
– Признай, что на вид это отвратительно.
– Мы на Земле для того, чтобы экспериментировать, – произносит он с улыбкой.
– Не все эксперименты обязательны, приятны и позитивны. Я никогда не пробовала наркотики и не чувствую себя от этого хуже.
– Это не наркотик. То, что ты ощутишь, не галлюцинация. И не будет реального ощущения удовольствия, и не будет привыкания. Это рецепт пигмеев, чтобы только открыть дверь в нашей голове. По прошествии времени я даже убедился, что это можно делать усилием воли и воображением, но первый раз легче с этим.
Она отталкивает чашку:
– Я в это не верю. Не верю в жизнь после жизни. Не верю в реинкарнацию, не верю в душу, не верю в Бога. Я ученый, Давид, а все это для наивных умов, любящих волшебные сказки.
Молодой человек задумывается и ставит чашку на стол:
– Поскольку ты говоришь о сказках, я тебе расскажу одну из них.
Аврора успокаивается и думает, что сейчас надо выиграть время, а потом она сможет как-нибудь отвлечь его от мысли, что ей надо проглотить эту тошнотворную субстанцию.
– Это история двух зародышей близнецов, которые разговаривают в утробе. Один другому говорит: «Слушай, ты веришь, что есть жизнь после выхода из утробы?» – «Маловероятно, во всяком случае, я не представляю, что это может быть. А ты?» – «Я представляю, что это может быть что-то вроде туннеля и в конце него проблеск света. А когда мы выберемся из него, то окажемся среди ослепительного света и там получим большой глоток любви». – «В любом случае, нет никаких свидетельств этой так называемой жизни после выхода из утробы. Никто сюда не возвращался, чтобы рассказать, что там снаружи. И я не вижу, как может существовать другой мир помимо того, в котором мы сейчас живем. Мы питаемся через пуповину, не можем же мы протянуть ее до бесконечности вне нашего мира». Тогда первый зародыш отвечает: «Я думаю, что нас будет кормить наша Мама». – «А! Ты к тому же веришь в “Маму”?» – «Конечно». – «И ты ее уже видел, эту “Маму”?» – «Нет, но мне кажется, что она вокруг нас, она повсюду, и именно она нас создала». Второй иронизирует: «Если она действительно существует, то почему никак не проявляется?» – «Иногда мне кажется, что я слышу ее голос», – говорит первый. И второй заключает: «Не верю я в эти глупости. Вне утробной жизни ничего нет, и нет никаких “Мам”».
Аврора разражается смехом, потом материнским жестом гладит его по щеке:
– Ужас! Давид, только не говори мне, что ты… «мистик»!
– Нет, мистика – это дело священников. Мы придумали религию для микролюдей и знаем, что это только лишь искусная выдумка, чтобы подчинить слабых людей и заставить их отказаться от своей собственной воли и ответственности. Я не за религию, я за духовность. Я верю в природу, верю в чудо жизни, верю в этот воздух, который сейчас вдыхаю, в это звездное небо, в эту планету, во все, что я могу наблюдать, даже если физически не могу объять. Я верю в это мгновение, здесь и сейчас, со всем тем, что меня окружает и находится у меня перед глазами. Я верю… в тебя.
– И ты полагаешь, что вокруг нас есть Мама, которая нас ждет и наблюдает за нами?
– Если мне не изменяет память, когда ты была у амазонок, ты говорила о Гайе, планете-матери.
На этот раз она не находит ответа.
Покружившись над Давидом, комар садится ему на руку и вонзает свой хоботок в кожу. Аврора удивлена, что Давид никак не реагирует.
– Ты не сгонишь комара?
– Такие вещи меня больше не беспокоят.
Она смотрит на него непонимающим взглядом.
– Это тоже одна из форм жизни… После того, что произошло, у меня впечатление, что моя способность раздражаться сильно уменьшилась. Комар больше мне не враг, он просто «другое живое существо рядом со мной».
Она наблюдает за комаром, спокойно сосущим кровь.
Кажется, что насекомое ее завораживает.