— А он и не боится, только немного растерялся, — поддержал его старший мужчина.
— Уж признайся себе и нам, что направляясь сюда, вообще, не чаял меня увидеть… Так не лучше ли ожидаемого то, что перед тобой?
— Не-несравненно лучше, — нашел в себе силы произнести хоть что-то мой мужественный мальчик.
— Но я же предупреждал: «мы с мамой», — напомнил глава семьи.
— Ладно, — прервала я выяснения. — Уверяю тебя, сынок, что я не призрак, а если чуть-чуть и призрак, то совсем не опасный. И клянусь всем своим призрачным бытием, что не увлеку тебя коварно за собой в потусторонний мир… А посему иди приведи себя в порядок с дороги. Надеюсь, что нас ждет достаточно приятный и интересный семейный вечер.
— При свечах? — улыбнулся еще не справившийся с бледностью сын.
— Ну, если вечер с привидениями, то как же можно без свечей! — пообещала я. — При свечах, при камине, в сопровождении готической музыки.
— Отлично! — уже порозовел он. — Я быстро.
— Можешь не торопиться, у нас еще есть время, — сказала я вдогонку.
— Нет уж, нет уж! — обернулся сын. — Иначе я помру от любопытства. И папа будет иметь два привидения в один вечер.
— Тьфу ты! Типун тебе на язык! Брысь! — возмутился отец.
Сын скрылся в своей комнате, которая всегда его ждала в этом доме.
Мы с мужем посмотрели друг на друга и одновременно вздохнули.
— Нормальная реакция, — оценил он сына. — Но мог бы и не бледнеть, как кисейная барышня.
— На фантофилию способны только такие психи, как ты, — покачала я головой. — Не требуй от нашего сына шизофренических реакций.
— При желании можно доказать, что любая «филия» есть фантофилия, и шизофрениками окажутся все, кто способен что-то любить… Или параноиками.
— Ладно, обойдемся без доказательств, — прервала я мужа. При нервном возбуждении он склонен к излишним словоизвержениям, а сие небезопасно для окружающих. — Он так похож на тебя молодого!
— И на тебя!
— Не больше, чем мужчина может быть похож на женщину. Внешне он — ты.
— А глаза твои… И зубы.
— А улыбка твоя… Неотразимая.
— Жаль, что у нас нет девочки, — вдруг посетовал муж.
— Я же не могла, — напомнила я о своей болезни, хотя была уверена, что он не забыл.
— Я не в укор…
Понятно, что не в укор. Просто жаль человеку, что в жизни что-то безвозвратно не получилось… Впрочем, почему безвозвратно? Когда я исчезну, он может родить дочку с другой женщиной… Хотя, боюсь, этот вариант не для моего фантофила. Но я ничего не имела бы против. Каждому миру свое. Особенно, если ему не дано последовать за мной…
За разговорами мы закончили сервировку стола блюдами, ожидавшими в холодильнике.
— А вот и я! — возвестил появившийся в дверях сын. Он сиял, как хрустальная люстра. Весь в белом — фрак, туфли, брюки… Он явно принял мои цвета… Спасибо за солидарность.
— Ну, давай сюда, — призвал отец и поставил сына рядом со мной. Отлично смотритесь!.. — Достал из тумбочки фотоаппарат и, сфотографировав нас, тут же вручил снимок. Действительно, смотрелись неплохо. О! Где мои годы? Растеряла при переходе из мира в мир?..
— Иди к нам, — позвали мы с сыном.
Муж установил камеру и присоединился к теплой компании. Щелчок. Снимок готов. Втроем мы смотрелись еще лучше. На мой взгляд.
— Групповой портрет с приведением, — мрачно пошутила я.
— Никак нет, — поправил сын, — с ангелом.
Похоже, он совсем уже примирился с моим призрачным существованием. По крайней мере, вполне себя контролировал. Хотя, все же, старался не касаться.
— Вынужден вас огорчить, — уточним мой педантичный, — ни те, ни другие не могут быть сфотографированы… — И многозначительно посмотрел на нас.
— Итак, прошу к столу, — пригласила я. — И ты сможешь убедиться, что ангелы не дураки вкусно покушать.
— А чем, кстати, сегодня кормят? — заинтересовался сын. — Я нынче только завтракал.
— А ты откуда, собственно, добирался? — поинтересовалась я.
— Из города, из нашей квартиры. Я давно там.
— И не появлялся? — удивилась я.
— Так ведь не звали…
Хотелось сказать с каких это пор тебе требуется особое приглашение, но удержалась, поняв, что это было бы нечестно по отношению к нему… Я только со значением посмотрела на мужа. Мол, а я что говорила — ждал особого приглашения. Все чувствовал. Не смел нарушить нашего уединения…
— Вот сейчас и попробуем, чем в этом доме кормят, — пригласила я мужчин к столу. Муж разлил по бокалам «фирменное» шампанское — натуральная наливка из местных лесных ягод (ягоды-сахар-солнце и никаких посторонних спиртов) с добавлением экстрактов местных же лекарственных трав, которые муж получал на собственноручно изготовленной экстракционной установке плюс газирование по какой-то специальной технологии, к тайне каковой меня не допускали. Но основная часть, собственно наливка, моих рук дело.
Итак, муж наполнил бокалы. При свете свечей они смотрелись вполне благородно и загадочно. Впрочем, и на солнце напиток был весьма недурен собой.
— Шампанское «Леший», — беззлобно хмыкнул сын. — Между прочим, могли бы и патент на технологию получить. Отличный бизнес.
— Эликсир «Эльф», — поправил отец. — А бизнесом мог бы и сам заняться, если есть интерес.
— Тост! — потребовала я.
— Сей момент, — кивнул хозяин стола. — Я предлагаю тост за любовь, которая не позволила нам разлучиться, то есть потерять связь, в какой бы мир нас не забросило судьбой.
— Красиво, — признался сын. — А что, есть другие миры?
— Теперь есть! И прошу выпить без вопросов.
— А хороший «Леший»!.. То есть, извиняюсь, «Эльф», — признал сын, опуская бокал. — Слушайте, откуда эти цветы?! — заметил он, наконец, в центре стола мой «летний» букет (осенний стоял в спальне). — Отцвели уж давно хризантемы в саду! Снег на дворе!..
— Мой подарок, — объяснила я. — От нашего стола вашему столу.
— Ничего не понимаю, — признался сын.
— Тогда ешь, — кивнула я. — На голодный желудок и не поймешь.
Вопросов больше сын не задавал, но явно, хотя ему казалось, что тайно, наблюдал за мной. Как и что я ем, пью, как двигаюсь, касаюсь предметов.
— Мам, передай, пожалуйста, солонку, — проверка на мое взаимодействие с материальными предметами.
Мы с мужем единым движением хватаемся за солонку и, улыбаясь, передаем ее сыну. Это не попытка заморочить ему голову — просто игра. Он это явно понимает и подыгрывает, хитро улыбаясь.
Я говорила о «готической» музыке не для красного словца. Весь вечер она негромко звучала, создавая соответствующий психофон.
И вот, отдав должное дарам стола, сын осмелел настолько, что пригласил меня на танец.
Я не скажу, что мы с ним большие знатоки старинных танцев, но основами хореографии слегка владеем и вполне способны сымпровизировать танец в псевдостаринном стиле.
— Не боишься? — спросила я, поднимаясь со стула, предупредительно отодвинутого им.
— Ничуть. Я уже вышел из возраста, когда наступают дамам на ноги. А это самое страшное, что может случиться в танце, — улыбнулся он.
— Ну, что ж, — положила я ему руку на плечо. — Я рада такому партнеру.
Муж, тем временем, сделал музыку погромче.
О, этот танец требовал немалой сосредоточенности. Во всяком случае, нельзя было думать ни о чем другом, кроме танца. Иначе сказка кончится. Ведь это танец с призраком, и он невозможен без ощущения пространства, им занимаемого. Ну, какая может быть сказка, если рука вдруг оказывается где-то в районе печени или селезенки?! Я-то уже натренировалась на муже. А сын был на высоте. Ни одного неверного движения. И волшебство осталось в целости и сохранности.
К концу танца мы, конечно, изрядно вымотались, однако торжество победы над пространством окрыляло нас, приподнимая над реальностью.
— Ну, как тебе танец с привидением? — спросила я, когда музыка отпустила нас.
— Никогда не получал большего удовольствия от танца, — похоже, искренне признался сын. — Пожалуй, отныне я танцую только с привидениями.
— И много их бывает на ваших тусовках? — хмыкнула я.
— Ни одного… — вздохнул сын. — А ну их!.. Ты самая прекрасная женщина на свете!..
— Ты не должен так говорить! — нахмурилась я. — Твоя Прекрасная Дама еще впереди. Ты должен искать ее!
— Я никому ничего не должен, мама! — мотнул головой сын. — По крайней мере, в этом плане. Но конечно же. Буду искать, ибо так запрограммирован… Благо у меня есть с кем сравнивать…
— Прекрасная Дама похожа только на себя, — заметила я. — Тем она и прекрасна.
— А может, она прекрасна тем, что соединяет в себе все, что мы когда-то любили и любим? — серьезно посмотрел на меня сын.
— Вам, мужчинам, видней, — улыбнулась я. — У каждого своя Прекрасная Дама, потому, что он ищет в ней необходимое только ему… Да вот беда Прекрасные Дамы по совместительству еще и женщины, то есть, живые существа, тоже кого-то или чего-то ищущие. И им, может быть, даже унизительно быть сравниваемыми с кем-то. Хоть с самим Идеалом…
— Учту, мама, — улыбнулся сын. — Только ты все равно лучше всех.
— А не подарит ли Прекрасная Дама танец и рабу своему? — возник вдруг мой властелин.
— С превеликой радостью, — поднялась я.
— Подождите, — остановил нас сын. — Это не совсем та музыка… Давайте, я сыграю вашу любимую.
Он выключил проигрыватель и сел за небольшой «кабинетный» рояль, на котором и я играла (вернее сказать, поигрывала) всю жизнь, и он учился. И зазвучала мелодия нашей молодости. Под нее зарождалась и расцветала наша любовь. Мы начали танцевать, и я забыла о пространстве, которое надо оберегать. Я была далека отсюда и во времени (в это время уменьшалась мама!), и в пространстве. И в этой дальней дали я была не одна…
Мелодия звучала не совсем так, как прежде. И исполнялась она тогда оркестром, а сын теперь импровизировал и варьировал. Оттого то и это время, как бы наложились друг на друга, не смешиваясь, но сосуществуя. Университетский ресторанчик, где мы впервые танцевали, вдруг оказался в нашей гостиной. И стойка бара совместилась с камином.